Лёва привычно открыл дверь квартиры ключом и захлопнул за собой дверь. Он прошёл в огромную гулкую комнату и положил пухлую папку с нотами на рояль. Развернулся и замер. Напротив него стоял незнакомый мужчина. Стоял и пристально смотрел на него. Потом шагнул к Лёве...
Лёва никогда не дрался, не играл в компьютерные игры и не бывал на скалодроме, но одно он знал точно: музыкой нужно заниматься каждый день. Если верить и идти к цели, то всё получится. Это была аксиома его жизни. Он успевал поиграть на пианино двадцать минут между умыванием и завтраком в качестве разминки, потом шёл в школу, а оттуда они с мамой сразу ехали в музыкальную школу при консерватории. В перерыве он ел ещё теплую мамину котлету с пюре в пустом классе, делал уроки и играл, играл, играл... Потом были сольфеджио или музыкальная литература, а вечером мама забирала его на машине, чтобы он успел поиграть на фортепиано перед сном. Собственно, он жил за роялем.
На дворе был май. Набухшие почки сменились свежими зелёными листочками. Солнце манило выйти во двор или в лес, но ежегодные экзамены в конце учебного года и конкурс, к которому Лёва готовил программу весь год, не давали даже подумать о такой возможности.
Перед конкурсом Лёвина мама волновалась больше самого Лёвы, дрожащими руками поправляла ему бабочку, одергивала рубашку и приговаривала: "Ты только не волнуйся, только не волнуйся!" и целовала его в макушку. На конкурсе он выступил блестяще.
Лёвин папа ушёл от них, когда Лёве было шесть, не выдержав интенсивности Лёвиных занятий, конкурсов, фестивалей и концертов. А Лёва ничего, выдерживал. Он точно знал, что пять часов в день нормальной работы приведут к должному результату, но перед важными конкурсами, разумеется, надо заниматься не так шаляй-валяй, а серьёзно. Поэтому Лёве некогда было убирать комнату или складывать портфель, за него это делали мама и бабушка. Про то, чтобы побегать во дворе, не могло быть и речи.
Старый профессор-педиатр посмотрел на худенького Лёву поверх очков и покачал головой.
— Что с ним, доктор? — испуганно спросила Лёвина мама.
— Кардиограмма неважная. Общее состояние неудовлетворительное. Необходим отдых, прогулки на свежем воздухе, оптимально пожить летом на море...
— Но мы не можем сейчас уехать! Ведь в октябре конкурс! Нужно интенсивно готовиться!
— Никаких подготовок, иначе окончательно подорвёте здоровье ребенка! Конкурс подождёт.
Мама с бабушкой долго и громко спорили на кухне, потом мама вышла и, вздохнув сказала:
— Лёвочка, мы едем к тёте Вере на всё лето. Билеты взяли на послезавтра. И...можешь не играть сегодня вечером...
Лёва послонялся по дому, не зная, чем себя занять, и лёг пораньше спать. Скорее бы уже поехать к морю!
Когда Лёва в первый раз увидел огромный синий простор из окна поезда, он испытал восторг похлеще радости от победы на очередном конкурсе. Он не мог налюбоваться этим зрелищем. Он в своей короткой жизни видел немало концертных залов и музеев, картинных галерей и филармоний, но безбрежная блестящая поверхность воды притягивала взгляд и наполняла грудь невероятным и неведомым доселе чувством. Лёва прилип к окну и не отлипал. Мама рассказывала ему что-то о том, что у тети Веры есть огромная пустая квартира, выставленная на продажу, в которой стоит очень приличный инструмент, и Лёва может там немножечко играть. Ну, хотя бы по паре часов в день. Нельзя же совсем забрасывать занятия. Но Лёва её не слушал. Он смотрел на море и не мог наглядеться.
Лёва привычно открыл дверь тети Вериной квартиры и захлопнул её за собой. Он прошёл в большую гулкую комнату и положил пухлую папку с нотами на инструмент. Развернулся и замер. Напротив него стоял незнакомый мужчина. Стоял и пристально смотрел на него. Потом шагнул к Лёве и протянул руку:
— Станислав. Зови меня Стэном. Меня так все зовут. А тебя как?
— Л-лёва. А Вы кто?
— Я друг Павла. Знаешь его?
— Нет, я только тетю Веру знаю.
— Это её почти бывший муж. Они эту квартиру продают, потому что разводятся.
— А Вы что здесь делаете?
— Я...— Стэн замялся, — ну, в общем, сложности у меня в жизни Лёва, трудный период.
— Финансовые? Как у тети Вериного мужа? Он говорила, что он в долгах как в шелках... Непутёвый, как и его друзья...
— Ну, как-то так... А ты зачем здесь?
— Музыкой занимаюсь. Мне нужно играть каждый день. Мне в октябре на конкурсе нужно выиграть. Ведь если верить и идти к цели, то всё получится! А доктора играть запретили...
— О, играть, — это отлично! Давай здесь в футбол! А то мне выходить пока нельзя. Временно...
Стэн вытащил откуда-то потрёпанный мяч и бросил Лёве.
— Отбивай!
Мяч угодил Леве в живот, то согнулся пополам и сел на пол.
— Ты что, играть не умеешь? — удивился Стэн.
— Я умею, — кряхтя, но не плача, сказал Лёва, — только на рояле.
— На рояле? На этом, что ли? — Стэн хлопнул по роялю ладонью. Рояль загудел.
— Да. Хотите послушать?
Через два месяца Лёва вполне прилично отбивал удары и давал пассы, а ещё он научился разбираться в тонкостях рыбной ловли, понимать разницу между крутой тачкой и ведром, знал, куда надо бить при нападении сзади, но вот ударить пока никак не мог. Не решался.
А Стэн выучил названия всех произведений Лёвы, и называл их почти без ошибок, начал различать мажор и минор, и даже имена некоторых композиторов запомнил.
Лёва и Стэн были из разных миров, они никак не должны были встретиться, но к концу лета они поняли, что стали друзьями и будут друг по другу скучать.
— Что ж, Лёв, ты уж там на конкурсе покажи им, пусть знают наших! Порви их там всех, как Тузик грелку! — напутствовал Лёву Стэн.
— А ты реши уже свои финансовые проблемы... И приезжай ко мне, пожалуйста! — Лёва порывисто обнял Стэна и, взяв свою пухлую папку с нотами, ушёл.
Стэн постоял у окна, глядя на уходящего Лёву, и почему-то потёр глаза.
— Спасибо тебе, Лёвка. Начну, пожалуй, нормальную жизнь. Как ты сказал. Если верить и идти к цели, то всё получится!
Поставьте, пожалуйста, 👍 и подпишитесь!😊 Спасибо!Поставьте, пожалуйста, 👍 и подпишитесь!😊 Спасибо!