Александр Алексеевич Егоров, родился в 1934 году в деревне в тогдашней ещё Калининской области (ныне Тверская область).
Во время войны помимо всего прочего, деревня была оккупирована немцами, а люди голодали. Они ели картофельные очистки и всё остальное, что могли найти. Саша с друзьями ходил откапывать из-под снега замерзшую прошлогоднюю капусту на заминированном поле. Кто-то скажет, не самое безопасное занятие для детей, но наст не выдержал бы вес взрослого человека, и тот бы точно подорвался.
Их с сестрой мама воспитывала одна, и к нему была довольно строга. Ребёнком дедушка любил читать, но, как правило, днём на это не было времени, работы хватало, и он делал это ночью со свечкой, за что тоже могло прилететь от мамы, если застукает - свечки не бесконечные, как известно.
После школы он учился в техникуме, а в местном аэроклубе заинтересовался авиацией, и по окончании техникума поступил в лётное училище в Ейске. Получилось не сразу, так как сперва ему сказали, что маловат ростом, поэтому пришлось поднапрячься и за год набрать недостающие сантиметры.
Закончив училище, он был распределён на Дальний восток, где проходил службу в морской авиации.
В один из отпусков в Калинине, где жила его мама, он познакомился с девушкой, снимавшей комнату, в соседнем доме.
После недолгого знакомства, он сказал ей: “В следующий раз, приеду поженимся”. Она вроде как согласилась, хоть и не веря, в серьёзность намерений, сомневаясь, что он ещё приедет или что это случится скоро.
Но дедушка умел держать слово, и всего через несколько месяцев Тамара Ивановна стала его женой.
В конце 50-х - начале 60-х Хрущёв инициировал реформы армии, результатом которых стало сокращение более миллиона военных. Дедушка оказался в числе этих “счастливчиков” и был отправлен в запас в звании капитана авиации. Это означало две вещи: он больше не будет летать, и ему надо искать другое занятие, чтобы обеспечить семью. Поэтому, вернувшись в Калинин, он пошёл работать на вагонный завод. Он довольно спокойно рассказывал про то время, но зная, как он любил летать, могу лишь предположить, что оно было непростым. Тогда же у них родилась дочь, моя мама.
Судьба подарила второй шанс. Его друг, Володя Рыбин (спереди в кабине на фото), ушлый мужик, смог остаться в авиации, а потом помог дедушке устроиться инструктором в центр ДОСААФ (Всесоюзное добровольное общество содействия армии, авиации и флоту СССР) в Костроме. Там он снова оказался в кабине самолета и начал обучать будущих лётчиков.
В этом городе они с бабушкой проживут сорок два счастливых года, получат дачный участок, на котором дедушка своими руками построит прекрасный двухэтажный деревянный дом и подобие бани, воспитают двоих детей, а я, впоследствии, проведу там большую и лучшую часть своего детства, приезжая к ним на каникулы.
В итоге, он пролетал до пятидесяти двух лет, что считается довольно долгим сроком. Был списан по состоянию здоровья: среди прочего у него начал садиться слух из-за постоянного шума двигателей, и зрение с возрастом тоже, как известно, лучше не становится. Насчет этого он говорил: “Они мне сказали, приборов не увижу. А зачем мне приборы? Я самолёт жопой чувствую”.
После он до пенсии работал в том же центре, преподавая теорию. Ещё долгие годы многие благодарные ученики звонили, поздравляя его с днём рождения, новым годом и днём авиации, обращаясь к нему не иначе как “командир.”
Рост дедушки 168 сантиметров, немного выше его супруги. Поэтому непонятно, как от них произошли такие здоровенные внуки. Ну как, три здоровенных и один просто длинный (на фото). В Костроме мы проводили зимние и летние каникулы: купались в Волге и переходили её по льду, целыми днями пропадали во дворе, ходили за грибами, помогали и тусили на даче, а вечерами сидели там у камина.
В детстве я очень не любил, когда взрослые ругаются, чувствовал себя при этом крайне некомфортно, хотелось где-нибудь спрятаться. Бабушкины с дедушкой ссоры были запоминающимися. В силу вспыльчивости натуры, Александр Алексеевич кричал, хлопал дверьми и куда-то уходил из дома на какое-то время. Я был не на его стороне. Спрашивал бабушку: “Почему дедушка такой злой?” На что она отвечала: “Он не злой, просто психованный.” Тогда не очень понимал, что это значит и в чём принципиальная разница, и не знал, как жёны способны доводить и провоцировать иногда, если им это нужно. Тем более не мог знать, что через каких-то пятнадцать лет я так же буду кричать, хлопать дверьми и кидать сковородки в стену. В случае крайней необходимости, конечно.
Ещё у дедушки был гараж. Первая машина у него, кстати появилась, в пожилом возрасте, до этого были общественный транспорт и велосипед. В 90-х его сын (мой дядя) пригнал старый, по-моему чуть ли не тридцатилетний Ford Granada из Германии. Так вот гараж... мне всегда была не совсем понятна логистика этих советских гаражей. Он ведь, по идее, нужен для того, чтобы ставить туда машину, но при этом кооперативы вечно находятся где-то на окраине города, у черта на куличках, и туда надо переть пешком или пользоваться общественным транспортом. Зато в них всегда хранится запас картошки и солений на пару десятков лет и весь хлам, не помещающийся дома, который точно когда-нибудь пригодится, и мужики там могут тусить с мужиками подальше от жён.
Дедушка часто таскал нас с собой в гараж для общего развития. Он там что-то мастерил и вечно чинил форд. Гараж находился в сосновом лесу, где мы гуляли, а дедушка рассказывал про все грибы, растения и обитателей леса, учил меня ценить и уважать лес. Даже сейчас, закрыв глаза, я могу почувствовать этот запах сосен и строганных досок и опилок в гараже. До дома было почти три километра, и дедушка часто заставлял нас ходить пешком. Мои ноги были сильно короче, чем сейчас, и за половину пути я успевал весь обныться, недоумевая, почему мы не можем поехать как нормальные люди на троллейбусе. Со своим нынешним относительно малоподвижным офисным, сидячим, овощным, городским образом жизни, я стараюсь ловить любую возможность навернуть несколько километров где-нибудь на природе. Мне очень не хватает этих прогулок, не только из-за природы.
Дедушке было уже за семьдесят, когда у него обнаружили рак. После курса химиотерапии, операции и продолжительного восстановления, было решено, что им лучше жить ближе к детям - у бабушки тоже были проблемы со здоровьем.
Они переехали в Тулу, продав квартиру, дачу, гараж и оставив эти сорок лет жизни позади.
Мы по-прежнему собирались всей семьёй на дедушкин день рождения первого января, он травил анекдоты, заставляющие бабушку краснеть и шикать на него, и приводящие внуков в восторг, рассказывал свои истории и давал мне жизненные советы, помогал моим родителям построить их дом.
Бывшие ученики по-прежнему звонили, поздравляя с праздниками, хоть уже и реже. Многие из них занимали крутые должности в авиации, и один даже предлагал дедушке приехать куда-то к нему и полетать, тот отказывался. Я не понимал почему, дедушка объяснял, что не видит смысла травить душу - что прошло, то прошло. И действительно, ведь нужно уметь отпускать и знать, когда пора остановиться.
Он рассказывал про Куликовскую битву, Бородино и Великую Отечественную, прививая мне любовь к истории, которую вполне успешно отбили в школе. Нам он часто говорил: ”Счастье - это, когда с радостью идёшь из дома на работу, и с радостью идёшь с работы домой. У меня была счастливая жизнь.” К чему и стремлюсь.
При нашей последней встрече я толком не смог с ним поговорить и, кажется, не успел спросить и сказать всего, что хотел, как это часто бывает. Он ушёл чуть меньше чем через месяц после своего восемьдесят третьего дня рожденья.
У него была твердость и уверенность в своей правоте, порой граничащая с упрямством, и сила духа, чего мне не всегда хватает. Он не сильно ладил с начальством в годы службы, критиковал власть, стоял горой за своих курсантов и за своих детей и внуков, умел бороться, будь то с коммунальщиками, подающими в дом воду температуры, заметно ниже заявленной, или с тяжелой болезнью.
Несмотря на все трудности, выпавшие ему, в нём было много жизни. Он любил её, семью, самолёты, свою работу, лес, природу, посиделки, передавая это нам.
Последнее, что он мне сказал, была фраза: “Будем жить.”
И я живу, помня о его наставлениях, и часть дедушки живёт в каждом из его детей, внуков и правнуков.