На территории Беларуси было создано 14 детских концлагерей или детских сел. По официальным данным, в годы Великой отечественной войны узниками детских концлагерей стали более 35 тыс. только белорусских детей.
Детская Хатынь – детский донорский лагерь Красный Берег
В 1942 году в Красном Береге нацисты организовали сборный пункт для сбора детей в возрасте от 8 до 14 лет.
Детей вырывали из рук матерей и привозили сюда, они ничего не знали о своей будущей судьбе.
Женщины стояли у забора лагеря и плакали. По другую сторону плакали их дети. Фашисты стреляли у ног женщин, что бы они не приближались к лагерю. Но разве мать это остановит?
Местные жители, кто мог, выкупали у фашистов своих детей. Кто мясом, кто яйцами, а у кого и золото было.
В отличие от большинства других концентрационных лагерей, маленькие узники Красного Берега в подавляющем большинстве были славянскими детишками. Это были ребята как из самой деревни Красный Берег, так и из окрестных населенных пунктов – дети из обычных крестьянских семей, которые до их похищения гитлеровцами и предположить не могли, какая страшная участь ожидает их в самое ближайшее время. Их судьбе не позавидовали бы даже жертвы самых ужасных нацистских концлагерей вроде Освенцима.
Все дети перед поступлением в лагерь проходили медицинский осмотр, по итогам которого им выдавалась бирка с указанием личных данных и группы крови. Последний пункт имел особое значение, поскольку именно кровь детей представляла для нацистов ключевой интерес.
Детей разделяли на две группы. Первая группа подлежала направлению в накопитель для детей с первой группой крови. У этих детей забирали всю кровь. Тети и дяди в белых халатах вели себя с жертвами без особой строгости, но кровь забирали у них до последней капли. Умирать было не больно — обескровленные дети просто засыпали. А тем, кто еще подавал признаки жизни, губы смазывали ядом — этакий своеобразный жест гуманизма со стороны бездушных палачей…
Вторая группа направлялась для многократного забора крови — в среднем от 8 до 16 раз у каждого ребенка. Лишь дети, попадавшие во второй накопитель, имели какие-то шансы выжить.
Как известно из материалов Немецкого архива Беларуси, всего из этого пункта в Германию вывезли 1990 детей. Судьба этих детей до сих пор неизвестна. Предположительно их вывезли в детский лагерь донорский Салапсис, который они уже не покинули.
В июне 1944 года пленники Красного Берега были освобождены Красной Армией от немецких захватчиков.
На территории Белоруссии гитлеровцы создали как минимум 14 детских донорских лагерей. В Красном Берегу и в деревне Скобровка Пуховичского района Минской области функционировало два лагеря с донорскими накопителями, ориентированных на полное уничтожение попавших в них детей.
«Детям, прошедшим фашистский ад» – такими словами встречает мемориал посетителей.
В Красном Береге находится единственный на территории СНГ мемориал «Детям – жертвам войны». Этот уникальный памятник-мемориал, посвященный детям, на долю которых выпала Великая Отечественная война. Этот мемориал не о насилии, он — об украденном войной детстве.
Сам комплекс выполнен в видел солнца. 7 желтых, теплых лучей расходятся в стороны. Солнце, оно должно греть. Но, когда приходишь туда даже в самую жаркую погоду, мурашки бегут по коже. Один из лучей, восьмой - центральный - серый, словно луч солнышка погас, скорбя о детях, которых лишили детства.
Вы увидите переломленную карту Беларуси с 14 точками на ней - места, где были донорские детские лагеря. Их не много. Но все же...
Мемориал находится в яблоневом саду. И вы сразу подойдете с тонкой фигурке девочки, закрывающую голову руками. Почему именно скульптура девочки? Потому что согласно документам девочек было больше всего в это лагере.
Пройдете мимо трех рядов белоснежных парт, за которые не сядут дети учиться. Парты, белые, как чистые детские души, которым не суждено больше узнать что-то новое. И из-под этих парт, словно струйка кро0ви стекает за пределы мёртв0го класса.
Перед партами стоит учительский белый стол, с черной мраморной столешницей, на которой белыми буквами рассказывается о том, что происходило в этой деревне во время войны.
И перед классом школьная доска. В белой раме на черном мраморе можно прочитать последнее письмо угнанной в германское рабство девочки Кати Сусаниной.
Это письмо она написала, когда приняла последнее для себя решение - умереть на Родине... она написала его своему отцу, не зная, что тот уже погиб на фронте. Письмо это она спрятала в кирпичной стене дома, в городе Лиозно, в доме где работала на буржуев. Спрятав письмо она повеsилась 12 декабря 1943 года.
Письмо нашли рабочие, которые разбирали здание. Когда они читали эти строки, то даже взрослые мужчины не могли сдержать слез... На конверте стоял адрес:
«Действующая армия. Полевая почта №… Сусанину Петру»
На другой стороне карандашом написаны слова:
«Дорогие дяденька или тётенька, кто найдёт это спрятанное от немцев письмо, умоляю вас, опустите сразу в почтовый ящик. Мой труп будет уже висеть на верёвке»
Письмо 15-летней девочки Кати Сусаниной с фашистской каторги
Март, 12, Лиогно, 1943 год.
Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил маме в рот…
Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты, встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь — у меня отбили легкие.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню…
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало — платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет,- и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 15 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» — так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья»,- сказал он.
Я очень боюсь «Клары». Это большая и жадная свинья. Она мне один раз чуть не откусила палец, когда я из корыта доставала картошку.
Живу я в дровяном сарае: в колшату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников и невольниц с Витебщины. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!..
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина…
Мое сердце верит: письмо дойдет.
Сразу за доской стоит белый кораблик, словно сложенный из бумаги.
Белый кораблик – фигуру, которую дети учатся складывать самой первой. Кораблик, который дети весной пускают плыть по ручьям. Кораблик, который должен быть символом детской радости, здесь является символом скорби. На парусах этого корабля черными буквами написаны имена тех детей, кто не вернулся домой.
И за этим корабликом – мольберты с детскими послевоенными рисунками. Смотря на эти яркие рисунки, казалось, нужно радоваться.
Но нет… в этом месте, где все композиции белоснежные, как детская душа, нет ни радости, не хочется говорить, хочется молчать.
Мемориальный комплекс, который такой светлый, такой яркий стоит в тишине яблочного сада. Вошедший сюда не останется равнодушным. Здесь нет страшных скульптур, перезвона колоколов, но они и не нужны. Небольшая композиция в тиши сада рассказывает о том, что пережили дети, лишенные детства.