Не перестаю удивляться и восхищаться простотой отношений и доступностью великих людей в ту досточтимую эпоху, которую называем мы Серебряным веком русской поэзии. Каждый, кто написал десяток стихотворений, мог послать их любимому поэту и получить на них развернутый ответ-рецензию. А если в наличии имелись душевная смелость и денежки на дорогу, то можно было прямиком в гости к поэту известному направиться, чайком-кофеем угоститься да стишата свои несовершенные мэтру почитать.
К нам приехал, к нам приехал - Сан Иваныч Тиняков
Удивительное время, удивительная культура и доброжелательность в отношениях между людьми, стоящими на совершенно разных ступенях карьерной лестницы, известности и общественного признания. Один лишь Валерий Брюсов открыл столько молодых талантов и «новых голосов», что целый Литературный институт за все годы своей работы ему не конкурент.
Раз вспомнил о Брюсове, то и рассказ о герое этой новеллы начну с их взаимоотношений. Крестьянский сын Саша Тиняков, рожденный на хлеборобной Орловщине, научился слагать слова в рифму и решил стать поэтом. Ну а что, не все же, как родители век от сохи не отходить и землицу потом поливать? Семнадцатилетним пацаном, не доучившись в местной гимназии, красавец – "орловский рысачок" прибывает в купеческую Москву.
На дворе 1903 год, жизнь кажется распрекрасной, поскольку и стихи его печатают, и с людьми уважаемыми в литературном обществе достойно общается. Леонид Андреев и Борис Садовской, Серафимович и Петровская, Ходасевич, Клычков и сам Валерий Брюсов слушают его стихи, что-то советуют, обсуждают и предлагают. Брюсову, правда, стихи "рысачка" не зашли, но от этого Валерий Яковлевич не стал для Тинякова хуже или недоступнее. Саша просто боготворил мэтра символизма, которому поначалу стремился подражать.
Первые стихи. Звонкие года. И Нева ломает глыбы льда
Первая книга стихов Тинякова «Navis nigra» вышла в 1912 году и получила доброжелательные отзывы того же Брюсова, Константина Бальмонта, Ивана Бунина. Если уж такой "тройственный союз" больших «Б» лайкнул его сочинения, то жизнь налаживается, и можно смело переезжать в культурную столицу Империи, каковой был тогда и остается сегодня блистательный Санкт-Петербург!
А там и Ахматова с Гумилевым, и Гиппиус с Мережковским, и Северянин с Георгием Ивановым, ух ты!!! И со всеми можно выпить, в гости к ним прийти, а еще лучше в «Собаку Бродячую» забрести на всю ночь. Вот там отрыв по-полной! Вино рекой, «фармацевты» (просто обеспеченные люди, желающие пообщаться с поэтами) за все платят. А ты им за это можешь стихи свежевыдуманные почитать, а можешь в морды их довольные плюнуть, потому как Ты – Поэт, а они жидкая субстанция. Они же тебе еще спасибо скажут, что внимание на них обратил и с ними, бесталанными, в драку ввязался.
И Одинокий нуждается в женском обществе
Пил Тиняков вкусно, жадно и много. Ел сытно, обильно и до отрыжки. Трахался с дамами (уже хорошо, что с дамами!) самыми различными, поскольку для поэта важно было разобраться кто, как и чем дышит и оргастирует. Бабка семидесятилетняя тоже немалый интерес представляла для анализа эрото-поэтического, как и девочки-проститутки 12-летние, которых, как вспоминал Ходасевич, любил приводить к себе пачками поэт Одинокий (псевдоним Тинякова), чтобы скрасить свое одиночество.
Хотя до окончательного распада личности, который случится с ним в 20-е годы, Тинякову и не надо было платить за любовь, поскольку по воспоминаниям того же Владислава Ходасевича
«У дам молодой человек имел несомненный успех… был неизменно серьезен и неизменно почтителен…. Ко всем поэтам, от самых прославленных до самых ничтожных, относился с одинаковым благоговением; все, что писалось в стихах, ценил на вес золота».
Радость жизни
Мы уже немало о поэте поговорили, а творчество его многоформатное пока не представили. Исправляем ошибочку.
Вот из первого сборника стишок «Плевочек» прилетел:
Любо мне, плевку-плевочку,
По канавке грязной мчаться,
То к окурку, то к пушинке
Скользким боком прижиматься.
Пусть с печалью или с гневом
Человеком был я плюнут,
Небо ясно, ветры свежи,
Ветры радость в меня вдунут.
В голубом речном просторе
С волей жажду я обняться,
А пока мне любо – быстро
По канавке грязной мчаться.
А вот на пару лет позже, в 1914 году, написанное
Я до конца презираю
Истину, совесть и честь,
Только всего и желаю:
Бражничать блудно да есть.
Только бы льнули девчонки,
К черту пославшие стыд,
Только б водились деньжонки
Да не слабел аппетит.
Пошло, но зато честно.
Ну и одно из самых известных его произведений выпуска 1921 года, после которого даже те немногие, кто оставался с поэтом, от него отвернулись.
Радость жизни
Едут навстречу мне гробики полные,
В каждом - мертвец молодой.
Сердцу от этого весело, радостно,
Словно березке весной!
Вы околели, собаки несчастные, -
Я же дышу и хожу.
Крышки над вами забиты тяжелые, -
Я же на небо гляжу!
Может, - в тех гробиках гении разные,
Может, - поэт Гумилев...
Я же, презренный и всеми оплеванный,
Жив и здоров!
Скоро, конечно, и я тоже сделаюсь
Падалью, полной червей,
Но пока жив, - я ликую над трупами
Раньше умерших людей.
"Я пал в навоз" и "в сердце чистое нагадил"
Многих современников Тинякова просто возмутили его слова о Гумилеве, тем более Николая Степановича как раз в 1921-ом и расстреляли непокобелимые большевики-ленинцы. Но давайте будем объективны, Тиняков писал свое творение на пару месяцев раньше августовской казни Н.С.Г., плюс все питерцы знали, что ЧК тел не выдает, поэтому о «гробике» с телом поэта и мечтать не приходилось – до сих пор место захоронения Гумилева неизвестно, хотя большинство исследователей склоняется к Бернгардовке, где осуществлялись массовые чекистские расстрелы.
Будем считать, что помянули Николая Степановича (100 лет его ухода в августе – поднимите бокал памяти, не забудьте!), и возвращаемся к Тинякову.
При всех его закидонах, Александр Иванович не прогнулся под большевиков, не стал демьянничать-обезьянничать, хотя по уровню своего таланта того же Демьяна Бедного превосходил, на мой взгляд. Все-таки в Тинякове была и широта, и разноплановость. Его ранняя лирика однозначно заслуживает читательского внимания и уважения, ну а такой самоедский полет мысли, как, - имея овцу, «я пал в навоз и обосрался» или – за еду «в сердце чистое нагажу, крылья мыслям остригу», просто "исповедь души" поэта перед читателями.
Нищим надо тоже уметь быть и зарабатывать!
Поняв, что при новой власти столь разноплановые стихи не попишешь, как раньше, Тиняков-Одинокий делает свой выбор, становясь с 1926 года профессиональным нищим. "Работая" на своем «центровом» месте (угол Невского и Литейного), бывший поэт (хотя поэты бывшими не бывают) внимательно смотрит в глаза прохожим, ничуть не стесняясь своего статуса. Кстати, и со стихами он окончательно не расстается, шлепая по словесной жиже так, чтобы брызги навоза долетели до насупленных рож лиц новых властителей, самозабвенно строящих «из русского царства сортир».
"Гуманисты" из ленгвардии каким-то чудом не пристрелили Одинокого Зайца-«мерзавца», выписав безобидному нищему «всего» три года Соловецких лагерей, которые Александр Тиняков честно «оттрубил», а вернувшись в Ленинград тихо умер.
Вместо послесловия
Каждый Настоящий Поэт предчувствует свой уход, свои похороны, интуитивно чувствуя, как и когда они состоятся. Знал и Александр Иванович Тиняков, который за четверть века до своего ухода написал пронзительный «Август», в котором были такие строки:
Дыханьем горьким Август выжег
Печать предсмертья на полях
И пламя листьев ярко-рыжих
Затеплил в вянущих лесах.
Именно в августе 34-го не стало Талантливого и Одинокого Неудачника, который сам говорил о себе так:
Природа, политика, любовь, алкоголь, разврат, мистика – все это глубоко захватывало меня и неизгладимые следы оставляло в уме и в душе...
Но, неудачником рожденный и в гроб должен сойти неудачником, не поведав о себе ничего и никакого следа в жизни не оставив
Получается, что не лукавил Александр Иванович. Как сказал, так и сделал. Так и жизнь прожил.