Найти тему

Человек верит лишь в то, что мог лицезреть воочию. Посему никогда не узрит величественного;

Оглавление

Из книги: "Одна глава. Один день Нового тебя…" Доступно на ЛитРес

Редактировать галереюРедактировать галерею
Редактировать галереюРедактировать галерею

23

В действительности человек не осознает, чем бы не обладал, что именно скрасит его счастье, несметно «обогатив, насытив» вплоть до отведенных лет, – в особенности кому воистину обязан его успех. Не ведал, покуда вечно лицезрел лишь сень счастья; посему и гнался за чем угодно, но не за тем, не эфемерным чувством свободы, дарующим вечное понимание; ибо круговорот одурманивающего (мысленного шторма от гонки за мнимым идеалом) не выпускал его за пределы суетного, житейского круга – к прозрению. Посему и жил в незнании от стремления в никуда, неведением поглощённый. Уповая в кого угодно, в т.ч. высшие формы, оправдывая своё несовершенство причиной врождённого или унаследованного изъяна… Но быть возможно причина в отсутствии стремления к стоящему?..

Кому-то для полнейшего счастья вообще ничего не нужно, ибо на пути (состоянию просветления, осязанию своего предназначения, легкости, понимания...) само дарование выжить, оставшись в здравии и рассудке. Триумфальное зарождает жизнь самому благообразному счастью, что возможет предстать думе «о самом величественном» у человека. Но пока прежний мир с думой ему соответственной не разрушен, “величественное” всегда будет нести конкретный образ; ибо самое грандиозное совсем иное, и не имело формы, образа, конкретики. Ибо не эфемерно. Ибо вечно. Любую отраду можно разрушить, как и любой храм, вымощенный руками идущего.

-2

Человек верит лишь в то, что мог лицезреть воочию. Посему никогда не узрит величественного; посвятив сему неопределённое кол-во лет, чтобы впоследствии до конца жизни, пребывать в ослепительно-пленительном чувстве умиротворения от непрестанного присутствия триумфального в его жизни. Стремившись пронять, прочувствовать суть формы мною затрагиваемой останешься в крат с большим, чем тот извечно возбраняющий, веривший лишь своему ничему. Ибо ничего не от того, что он никто, а от того, что в нём пусто! Ведь это хорошо верить себе, да? В кого же ещё? Но в деле, уверен ли ты, о достопочтенный, возмутивший в себе, чего не стоило, что нынешний ты, – тот, которому стоило вовсе верить?..

-3

24

Одолевший себя свободен; раб всегда от чего-то зависим. От обстоятельств, мыслей, общественного мнения. «Рабы Божьи» – тому подтверждение. Дети второго находились в оковах непомерной иллюзии, вымощенной  усилием мысли и сомнением, в частности к неизведанному грядущему. Ибо сея страх, в том числе непреднамеренный, – лишь пожинать плоды, сопутствующего рабу урожая. Собирать плоды, не вкусивши их аромат, питая скорбь, излитую состраданием, – удел не верного, но прежде к Богу.

Ибо суть гласит о триумфальном послевкусии к чьему, вероятнее, оставалось несколько шагов, чем дозволено «сдаться». Отдавшись в объятия, но не скорби, а Вечного безмятежного, колышущего сердца чувства, опоясывающего несоизмеримой отрадой его благоверных детей.

Вкусивший свободы прежде не станет иным. И грядущее его не страшит. Он тот, кого нет; но прежде был всегда. И ни одно удручающее, всесокрушающее на пути обстоятельство не в силах пошатнуть его внутреннюю неколебимость в отношении всего. Ибо он уже выше этого всего насколько солнце самых насущных проблем. Ибо он и есть обстоятельство, ибо он хаос и рождение одновременно...

Из книги: "Одна глава. Один день Нового тебя…" Доступно на ЛитРес