продолжение. Слова...
- Эх, какой мастер ушел! От Бога мастер, от бога…
- Ничего, ничего: проветрится, протрезвеет - вернется. Как миленький вернется.
- Не-е, не придет. Да и чё трезветь-то ему: он же не пьет.
- Ага, не пьет: на хлеб мажет! И как намажет хорошенько, так начинает сопли свои жевать: «Злые вы! Уйду я от вас!..»
- Да, нет же, Бугор! Он - вообще не пьет. В завязке он. С третьего дня…
Тот, кого звали Бугром, внезапно разозлился. Набух, раздулся в гору и извергнулся вулканом:
- Ну вот, твою мать! Етиь тибе и катаклизма…
Он долго ругался, плевался, чертыхался, а потом внезапно смолк, озадачился и, даже задумался. И от этого злился еще сильней. Он отчаянно пыхтел, чесал лохматый затылок, недельную щетину, и тщетно пытался восстановить в затуманенной памяти лихую суету последних дней: пил с ними Ванька-Иисус или на «хлеб мазал». В конце концов, тот, кого звали Бугром, снова выругался и, смачно сплюнув сквозь зубы, веско процедил, с чувством, толком и расстановкой:
- Говорю вам, дуракам-ети: нельзя «это дело» так резко бросать. Ну, крыша же может поехать!..
Он выразительно покрутил наколотым пальцем у опухшего виска и убедительно стукнул себя по лбу. Удар получился довольно сильный, и болезненно сморщив помятую, серо-зеленую физиомордию, Бугор тоскливо выдохнул на собеседника: - Эх, Сирый, ты, Серый!..
- А чё я? Я – согласен! – испуганно закивал тот, которого звали Серым, - Сам слыхал, как во сне Ванька стонал то: мурашки по сердцу…
- А глазищи то, глазищи! – подхватил Бугор, - Видал, как зыркал то со спросонья: что прокурор! Быррр…
- Самашетчий, как есть сссумасшедший, - утвердительно озираясь, прошамкал Серега, и его невнятное лицо неожиданно расплылось в довольной улыбке:
- Глянь-ка, Бугор: а топор то свой любимый он здеся оставил.
- А я, тебе чего талдычу: походит-побродит недельку-другую, совпадет где, раскодируется и обратно припрется, голубчик. На коленях приползет, гад ползучий...
Повеселевший бригадир жадно глотнул из закопченного чайника и, выплевывая на угли горечь, принялся смачно раскуривать свою вонючую табачищу. Наконец было пришла тишина. И сидевшая напротив ворона уже открыла клюв, чтобы зарегистрировать этот редкий момент. Но:
- Блин! - минутная идиллия была безжалостно разрушена незамысловатой Серой личностью:
- Ну, а мы то? Мы то чё делать пока будем: сруб то, поди, сёдни сдавать надо. И Хозяин обещался приехать: расчет грозил привести.
- Да сдадим мы его! Не в первой! - угрюмо промычал Бугор и, пустив дым, добавил, - И делов-то осталось часов на пару: одну матку закинуть, да в замок положить.
- Так, его же срубить еще надо, - едко сомневался Серый, - замок ентот самый: птичкин хвост.
- Ласточкин, Серость, ласточкин! – поправил Бугор, и, усмехаясь, добавил, - Вот ты и срубишь.
- Так я ж не умею, - опешил Серый, - тут же мастер нужен - Ванька-Иисус.
- Ни хрена: научишься! – категорично отрезал Бугор, - Я покажу, а ты срубишь.
- А наверх? – не унимался Серый, - Как же мы эту «дуру» вдвоем «на дело» пялить будем?
- А так! – Бугор начал злится, - Вот, Леший придет, он и подсобит. И где его черти носят?!
- Ага, - заканючил Серый, - придет Леший, как же: к вечеру «на рогах» его копыта принесут…
Это было уже лишним. Серый сам напросился. Бугор разом вышел из себя и на бедовую голову собеседника обрушились отборные ругательства и угрозы. И не миновать серому бедолаге тяжелой оплеухи, если бы не … Лёшка.
- Смотри, вон он, вон он! – одной рукой Серега прикрывал опухшую голову, а другой махал на дорогу, - Идет, легок на помине!
Бугор с сожалением опустил занесенный кулак и с надеждой «на чудо» обернулся назад:
- Ну, слава Богу – Леший идет!..
Это и впрямь походило на чудо:
- Идет-бредет-качается, - довольно прокомментировал помилованный Серый, - Ишь ты, как штормит то его: ужо, поди, поправился зараза.
Бугор молчал. Он снова усиленно чесал свое щетинистое горло, а его интуитивное нутро убедительно бурчало, что Леха идет не пустой:
- Ну, и где тебя черти носили? – и, не дожидаясь ответа: - Не томи - принес уже?
- Обижаешь, Бугорушка! – осоловелое лицо ходока, лучезарно сияло желтозубым металлом. Отдышавшись, он ласково погладил себя по оттопыренному животу и хвастливо растопырил пальцы:
- И где такое видано, в натуре, чтобы Леха-Леший порожняк из дела гнал!?.
Чудотворный процесс достиг своей кульминации. В тишине затаенного дыхания на свет явилась пузатая зеленая бутыль с драгоценной мутной жидкостью. Леха ловко ухватил фиксой деревянную пробку и торжественно преподнес сокровище бригадиру:
- Чистый, як слеза невесты! Горит-полыхает, от похмелья спасает: не пьем, а лечимся! Ага!..
Вновь на мгновение стало тихо.
- О-о-о-х, Живительная влага! – с чувством выдохнул отпивший Бугор, протягивая бутыль Сереге. Тот прицелился, приморщился, дыхнул, глотнул, закашлялся, и, выпучив ошарашенные глаза, восторженно просипел:
- Огненный вода!
Подельники загоготали. Жизнь становилась все прекрасней, небо - голубей и, даже, позабытый аппетит проснулся и потребовал свое. И Алексей смекнул про это первым:
- Да погодите вы, ироды, - щас мы это дело все кулюторно организуем.
С ловкостью фокусника он принялся выворачивать свои многочисленные безразмерные карманы. В одно мгновение на смятой газете-самобранке празднично закрасовались огурчики-помидорчики, лучок-чесночок. Хлеб, соль, сало, стаканы… чин-чинарём..
Приняв по второй, сотоварищи закурили. Тишина благоухала гармонией, и ворона снова было открыла свой свидетельский клюв, но:
- И где ж ты взял богатство то это? – подобревший бригадир благодушно, но строго потребовал отчетности: - Украл поди?.. Нет?.. А на какие такие шиши?
- На те самые, которые мне никто не давал, - в сердцах обиделся Лешка, но быстро остыл: - Добром взял, «на веру»!
- Понятно: бабка Вера, значит, дала! – с готовностью поверил мгновенно захмелевший Серега.
- Даст она, как же: жди! – злобно огрызнулся Леший, - Кончилась твоя Вера, нет больше веры, была и вся вышла!
- Неужто представилась старая?.. – Бугор даже перестал жевать.
- Ага, как же: жди! – повторился желтозубый Леха, - Да она еще всех нас переживет, а своего дождется! Верит ведь старая, что долги отдадут! Надеется…
- Надежда! – ни с того ни с сего снова брякнул Серый, - Надежда умирает последней!
- Угадал, братан! Угадал, - засмеялся Леший и пояснил недоумевающему бригадиру, - тетка Надя кредит выдала.
- Как же ты её то уболтал? – изумился Бугор, - ведь мы же ей и так немало задолжали.
- Так я того: залог оставил! – вполне резонно пояснил Леха.
- Какой такой залог? – заподозрил неладное бригадир.
- Дружбу! – не моргнув глазом, выдохнул Алексей.
Бугор непонимающе вскинул брови и стал подозрительно обзирать площадку. Так и есть – пилы-дружбы нигде не было видно.
- Ах ты, черт плешивый! Лешак окаянный! Струмент пропивать?..
- Так я ж, того: для всех старался, - Леха рванул на груди рубаху, - И пила покаместь что и не нужна вовсе: и Ванька-Иисус сам сказал: одним топором, грит, управится.
Бугор передумал гневаться и засомневался, а Леха, тонко чувствуя момент, не унимался:
- А чё, брателло, сам подумай: расчет к вечеру получим, долги раздадим – дружбу вернем! Все путем будет. И деньги будут, и дружба будет, и любовь…
- Какая, на хрен, любовь?!. –
- Та самая, любимая! – Леший наглядно изобразил в воздухе образ, больше напоминающий гитару, и мечтательно вздыхая, добавил: - Та, без которой нам, мужтчинам, ну никак не обойтись!
Потом плотоядно облизнулся, и, сделав совсем неприличный жест, лукаво подмигнул бригадиру:
- Любо-овь…
- Любка вернулась!? – рявкнул обрадованный бугор, заглядывая в плутоватые глаза Лешего. И прочитав там утвердительный, ответ восторженно прошептал:
- Люба-аня!..
- Люба-Любушка-Любовь – в сердце будоражит кровь, - замурлыкал лукавый тенорок.
- Вернулась, значит, Любка, - бригадир мечтательно прикрыл глаза.
- Ага, вчера еще, - продолжал Леха, - у бабки своей жить будет. Так что: персональный тебе привет и приглашение.
- Где ж была то она, пропадала все лето почитай?
- Так это, грит, в центр ездила, на заработки калымить, - б…, - так что она у нас теперича – ну полная професиналка. Так и сказала: я, грит, с вами мужиками теперь буду строго-настрого обчатьца: есть деньги – есть Любовь. А нету денег – отдыхай пролётом! И никаких кредитов и потом не будет! Иба: любови в долг не может даже быть...
- Вот, стерва! – после третьей усмехнулся бригадир.
- Да ладно, чё ты: не гони! Сам знаешь времена сичас какие: все за деньги…
- Ничего – посмотрим: кому чего и за что.
- А чё смотреть то, Бугор: баба то в самом соку – грех на такую грошей пожалеть. Ей ведь тоже и покушать и одеть чего надо. Не коров же ей доить: сам подумай. Она ж в городе за ночь больше, чем вся ферма за день надаивает.
- То же верно, - грустно выдохнул бригадир, принимая наполненный стакан, - не мы такие – жисть такая…
- Да не тужись, брателло, расчет ведь нынче. При бабках будем, и при девках значит, - Леха откинулся назад и снова запел: Кольца и браслеты, юбки и жакеты…
- Ну так: чего же мы сидим? – закусывая спросил бригадир и перевел взгляд на Серого …: - а ну поставь стакан: хватит тебе уже! Давай бери топор и: веселей гляди, веселей! твою в богадушу!..
Он выудил из кострища подходящий уголек и изобразил на ошкуренном бревне жирный фронт работы: от сель вот и до сих пор кантуй пока на два пальца.
- Ну, а мы с Лешиком пока замок мастерить будем: Птичкин хвост! Вставай Леший!
- А чё Леший-то? – мрачно отозвался недовольный Леха, - Ванькина это работа, исусика. Чё это я его недоделки исправлять должен: у меня, пардон, другая спесылизация, по хозяйству я, по снабжению.
- Ну, все: кончай базар! – бригадирские интонации звякнули железом: - за работу!
Мерные удары инструмента, дружная слаженная работа до того понравились черноперой наблюдательнице, что она снова раскрыла свой носатый клюв: - Кар-р!..
- Все, шабаш: перекур! – первым не выдержал Серый, - сердце чёй-то застучало.
- Ладно, покури, - сдался вспотевший бригадир, - а мы с Лешиком пока горло промочим.
Понятливый помощник быстро начислил по сорок капель и, протягивая стаканы, спросил:
- Нет, а правда, Бугор: куда это ты Ваньку то отправил? Попался он мне навстречу: идет-шагает, дороги не видит: что апостол по воде. Я ему: «Здорово, брателло!», а он мене: «И ты брат, тоже здравствуй!» и лыбится, как идиот.
- Вот именно: иди в рот! – закусывающий Бугор выразительно постучал по виску надкушенным огурцом и мрачно пояснил: - капут Ваньке: крыша поехала – спятил Иисус!..
Алексей изумлённо перестал жевать и неумело попытался перекреститься:
- То-то я смотрю: чёй-то с ним не того. Сияет весь довольный, как рубь юбилейный!
- Много ли дурачку для счастья надо? – отозвался Сергей и сплюнув добавил:
- Вот урод блаженный! – шляется счастливый, радуется - а мы тут за него вкалывай.
- Ничего, - успокоил подельников злопамятный бригадир: вернется – посчитаемся – все отработает!..
- А ведь я тебе говорил, Бугор: зря ты ентого фраера балуешь. Он мне сразу не понравился. Блаженный он. От них, юродивых, все проблемы на земле: в любой момент фарс выкинуть могут. Да мало ли чего в бошку такому ироду взбредет больному. Уж я таких по жизни вдоволь повидал. Такой взбычает ежели: в миг горло перережет, глазом не моргнет!..
- Ну, ты хватил, однако, Леший! – буркнул Бугор, напряженно ковыряясь в зубах.
- А чё? - не сдавался Леха: ночью подкрадется к тебе и зарежет, как барана. Кто знает, что у них сумасброженных на уме.
- Да нет, Иисус, он хороший, добрый! – неожиданно подал голос Серега: Только зря ты ему приказал это дерево срубить, - Серый мрачно кивнул на свежее оструганное бревно.
- А причем тут древесина то? – усмехнулся Бугор: Нам ведь не хватило одной лесины на матку. Ведь пропили резерв то.
- Но не из этой токама сосенки - она особенной была! – Серега даже взвизгнул, и те двое опешили:
- Да сосна, как сосна: вон в лесу их сколько…
- Так то - в лесу, а то здесь в саду росла, - вытаращив глаза надрывно причитал Серега: Заколдован сад ентот и сосна эта – тоже!.
- И чем же таки она заколдована? - хихикнул было Леха.
- А тем! – озираясь прошептал Серега: Живая она была, жи-ва-я…
Настала пауза, и всезнающая ворона снова утвердительно закивала мудрым клювом. Однако в друзьях подобного согласия не нашлось:
- Ты чё, Серость, тоже рехнуться собрался: да все деревья везде одинаковы и здесь, и в саду, и в тайге какой колымской…
- А может, может.. - захлебнулся озаренный Сергей: - может быть её ещё дед твой садил, или прадед какой, Назаревский. У вас же здесь: кругом на хуторе родня…
Бригадир вдруг весь померк и съежился. Его взор потускнел, а рука машинально потянулась за стаканом. О своем дедуле он знал только одно: сгинул дед-Назар на каторге, где-то за Байкалом…
- Да, ладно, браттелло, скажешь тоже живая! – криво улыбаясь, встрял Леший, - Так мы давай из нее того: Буратину сделаем!..
- Ха-ха-ха…
- Ну, все баста, кончай перекур! - бригадир с силой отбросил окурок и резко поднялся на ноги: Матку ложить будем.
Жерди, поката, стропила. Две веревки, три конца. Вот она мужская сила. Для последнего венца: «Ну-ка хором, ну-ка дружно: еще взяли, еще раз!». Если будет все, как нужно, попадем не в бровь, а в глаз!..
Не попали. Не смогли. Не сумели. Ошибочка вышла. Оказия. Просчет. Одним словом: матка не ложилась, замок не застегивался, пауза затягивалась. Как всегда, перед грозой…
- Ты, это, это, Бугор, погоди ругаться-то, - затараторил находчивый Леха. Он хорошо помнил главное правило. Так уж тут заведено: за чужие ошибки бьют, за свои – просто убивают.
- Она ведь, палка-ёлка, чуток совсем не влазит то, зараза. Вот тут надо поправить, вот тут немного потесать, обрезать-запилить и - в аккурат на место всё и ляжет. Как будто здесь по-жизни и былО.
- И то верно, - выдохнул досаду, озверевший было бригадир, - чичас мы его наземь опустим и все исправим. А ну-ка по команде: И-и-и, Раз!..
Чего быть – тому не миновать. Где тонко – там и рвется. Грозу теперь не отвести.
На этот раз пауза была минимальной. Бригадир взорвался ядреной бомбой: - А-а-а-о-у-ы!..
Казалось, что сломалось не бревно, а он сам – пополам. Да и как в такое колдовство поверить: толстенная матка, едва коснувшись земли, сразу раскололась на две половины…
- Парррву! Парррежу! Парррешу!!! – озверевший от такой вопиющей несправедливости Бугор бешеным быком носился то за одним приятелем, то за другим: - Где топор!? Уничтожу! Гады!..
Дело принимало очень серьезный оборот. Даже знакомая ворона быстро снялась с любимой ветки и, пугливо оглядываясь, энергично замахала куда подальше. И кто знает, чем бы закончилась вся эта катавасия. Кто знает?...
