ГЛАВА 6
По дорожке вверх, выложенной натуральным камнем, они подошли к ротонде с узорной кованой крышей, из которой открывался вид на небольшое, поросшее с дальнего края камышом, озеро.
– Присядем, – предложила Валентина Викторовна.
Нина последовала за ней и устроилась на скамье в беседке.
«Не очень-то хочется разговаривать о себе, – подумалось ей, – но расспрашивать о графском семействе сейчас вовсе не кстати».
Валентина Викторовна была преисполнена профессионального долга.
– Нина, хочу еще раз вернуться к Вашему рассказу. Я много думала о нём после первой встречи. Мне кажется, Вы – сильная женщина.
– Почему же? – удивилась Нина.
– Потому что немногие смогли бы выдержать те испытания, что выпали на Вашу долю. Я имею в виду, немногие смогли бы выйти из всего этого нормальными людьми.
– А я произвожу впечатление нормального человека?
– Абсолютно. Более того, я восхищаюсь Вашим мужеством. А все эти безобидные игры с таблетками… Поверьте, не так уж трудно от них отказаться. Вполне достаточно полноценного отдыха и положительных эмоций. Я считаю, что наши беседы могут носить общий характер, то есть мы будем говорить с Вами только о том, о чем Вы захотите сами. Нет смысла возвращаться к прошлому, его надо забыть. Я понимаю, что это не так просто, но это путь к окончательному излечение. Только вперед, только с надеждой и позитивным настроем.
– Короче говоря: вперед с песней? – усмехнулась Нина.
– И ваша ирония тоже мне нравиться. Она говорит о том, что психика сохранила здоровое критичное отношение к окружающему, это уже не равнодушие.
– Я, наверное, с Вами соглашусь. Острый период моих страданий уже прошел, – откликнулась Нина.
– И Вы еще слишком молоды, что бы не возлагать больших надежд на будущее, – подхватила Валентина Викторовна.
– Я все понимаю, – согласилась Нина, – и, наверное, буду хорошей пациенткой, потому что на самом деле хочу снова стать здоровой и красивой.
– Это очень радует меня и как психолога, и как женщину. Начало уже положено, желание у Вас есть, и я уверена, что у нас все получится. Нина, я уже обещала, что мы не будем возвращаться к прошлому. Позвольте только один вопрос. Если не хотите, можете не отвечать.
– Спрашивайте, – согласилась Нина, – не беспокойтесь, со мной все в порядке.
– Скажите, пожалуйста, а как теперь Ваша подруга? Кажется, Алиса?
Нина смотрела на мерцающую поверхность озера. Минуты две она молчала, раздумывая над тем, зачем Валентина Викторовна задала этот вопрос.
– Знаете, больше всего эти годы меня мучила мысль о ее предательстве, – наконец заговорила Нина, – но, с другой стороны, люди редко оглядываются на других, когда решили выстроить свою жизнь по-своему. Тем более, если в их планы вплетаются настоящие чувства.
– А эти чувства, думаете, действительно были? Или имелся только расчет и стремление получше устроиться в этой жизни?
– Мне кажется, Алиса действительно полюбила моего отца. Возможно, сначала она просто попала под влияние нашего образа жизни, но ведь надо было знать папу… Он был необыкновенным человеком. Интеллект, щедрость, прекрасное чувство юмора делали его совершенно неотразимым. Тогда, конечно, я считала, что всё это должно принадлежать только нам – мне и маме. Но теперь, издалека, я понимаю, что такие мужчины – большая редкость и, конечно же, соблазнов у них больше, чем у кого бы то ни было. А тут постоянно рядом находилась девочка с восторженно распахнутыми глазами и со всем тем юным и прекрасным, что у нее было. Наверное, в один момент, который мы с мамой пропустили, все это пришло... во взаимодействие и закрутилось в водоворот. Я не могу сказать, что ненавижу Алису, но давно уже вычеркнула её из своей жизни и не хочу знать, где она и что с ней. Я ответила на ваш вопрос?
– Да, Ниночка, вполне. Большое спасибо. В любом случае, в жизни надо учиться понимать и прощать. Я очень рада была услышать, что Вы сумели оградить свое сердце от разрушительного чувства ненависти. Кстати, если хотите заглянуть в храм, недалеко от нашего Центра, около деревни, расположена маленькая, но недавно отремонтированная церковь. Я не призываю стать истовой богомолкой, но, на мой взгляд, иногда полезно обратиться к Богу и поставить свечку за здравие своих врагов.
Словно подтверждая уважительное отношение к религии, директор Центра поглаживала крестик на чётках, которые, похоже, редко выпускала из рук.
– Это помогает снять с души накопившуюся тяжесть.
– Спасибо, возможно, я туда загляну. Как её найти?
– Попросите охранника Пашу. Он Вас как-нибудь отведет. Здесь, правда, недалеко, и у нас не закрытый режим, но мы несём ответственность за своих постоялиц и в целях безопасности не отпускаем гулять поодиночке. Можете прогуляться в компании с кем-то ещё.
– Это старая церковь?
– Да, она находилась на территории поместья и тихо разрушалась со временем, как и всё вокруг. Но многим постройкам в округе очень повезло – они не были разгромлены во время революции. Представляете, недалеко от церкви есть заброшенная часовня, а около нее находится уцелевший семейный склеп Беспаловых. Он в довольно хорошем состоянии. Но, что мы все время о грустном? Давайте я покажу весь наш парк! Впрочем, уже семь часов, Вам пора ужинать, а мы продолжим наш разговор, как только захотите.
Майкл так и не смог расслабиться, он слонялся по квартире, временами останавливаясь и заламывая руки. На пятой остановке он стал брезгливо их отряхивать, уличив себя в дешевых мелодраматических жестах.
« Concentrate! Concentrate!» – приказывал он сам себе, но это не помогало. Уже никакой концентрацией мысли ничего не изменишь.
Ноги вновь понесли его по квартире. В голове бегали искры и противно пищало.
– Dammit ! Мне тоже не помешало бы поваляться в каком-нибудь SPA ! –пробурчал он под нос. – Сиди сейчас в этой чертовой стране, как последний болван! Сиди и жди, когда кто-то что-то найдет и придумает!
Майкл никогда еще не оказывался в такой нелепой ситуации. Его раздирало отчаяние и беспомощность. Чтобы хоть немного успокоиться, он откупорил бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка. В голове еще больше запищало, но раздражение стало потихоньку отступать. Присев на низкий диван, Майкл закурил и стал сбрасывать пепел прямо на пол, потом опомнился и взял тяжелую хрустальную пепельницу. «Ну почему здесь всё так неудобно? Диваны, пепельницы, стоянки…»
Майкл посмотрел себе под ноги. «Кажется, придется разуваться, – вяло констатировал он, разводя носком ботинка серый налет на полу. – В этой стране нельзя не разуваться. Как будто бы всё специально устроено так, чтобы человек постоянно находился в униженном состоянии».
Зазвонил мобильный телефон. Спотыкаясь в непривычной обстановке, Майкл нашел трубку и успел только поздороваться. На том конце что-то долго говорили. Сначала Майкл кивал, потом просто стоял с закрытыми глазами, наконец отключился и бросил телефон на диван. Что ж, всё шло своим чередом. Чудес не бывает. Сейчас он узнал от своего партнера в Нью-Йорке, что самая маленькая последняя американская надежда тает и оставляет его полагаться только на новую маленькую надежду в чужой ему России. За прошедший год страх сменялся нездоровым оптимизмом по несколько раз в день. Можно было без конца ругать себя за неосмотрительность, но в этом не было никакого смысла. Смысла не было уже ни в чем. Его жалкие попытки восстановить несостоявшиеся сделки и возродить свой бизнес всё больше походили на реанимацию трупа суточной давности. Сейчас звонок из Нью-Йорка поставил окончательный диагноз: больной скорее мертв, чем жив. Майкл это понял уже давно и продолжал усилия выкарабкаться больше по инерции.
Здесь он и не ожидал хороших новостей из Америки.
Угнетало больше всего то, что дальнейшую свою судьбу он доверил случаю, практически незнакомому человеку и коренному российскому «авось».. По-видимому, его русское происхождение проклюнулось в критический момент и явило себя с неожиданной для Майкла стороны. Байка, переданная через поколение в их семье, никогда не принималась прагматичным Майклом всерьез. Однако, в период отчаяния она вдруг всплыла в памяти, материализовалась в виде старой тетради и показалась широким ярким спасательным кругом. Жаль только, что к нему прилагался неизбежный и непредсказуемый балласт.