Война Советского Союза с фашистской Германией закончилась 76 лет назад, но многие подробности о событиях той поры неизвестны до сих пор. Один из тех, кто кропотливо воссоздает историю 37-й запасной стрелковой бригады, дислоцировавшейся рядом с Селиксой, — зареченский краевед Игорь Кладов. На пути к читателю его вторая книга — «Время помнить…»
«Сегодня я с уверенностью могу сказать, что работа по селиксенским лагерям полностью завершена, — раскладывает на столе макет издания Виктор Юрьевич. — Перелопачен весь массив документов. Все изучено и систематизировано. Белых пятен не осталось, за исключением возможных разовых захоронений военнослужащих бригады».
Благодаря трудам пензенского историка московскими документалистами был снят фильм «Возвращение в Селиксу».
Паек 3-й категории
«Кормежка до крайности скудная. Утром выдавался хлеб на целый день — пятьсот граммов. Хлеб из кукурузной, ячменной муки с добавлением овсяной с колючками.
Хлеб, как всегда, в завтрак и съедался. В котелок повар плескал размеренным, уверенным движением черпак мутной жидкости — похлебки. Хорошо, если в нем оказывался бустыль от сушеной крапивы и сморщенный осклизлый кружочек сушеной картошки. А то просто так — мутная водичка, — оставил воспоминания Виктор Семенович Федяков. — В обед черпачок той же самой похлебки, а на второе четыре столовые ложки вареной пшеницы. Называли это «наркомовский обед». На ужин — четыре ложки вареной пшеницы с теплым мутным отваром или четыре ложки отварной дробленой кукурузы. Поверх бросали селедочную голову. Но она отрублена так, что даже мозгов в ней не оставалось».
Почему так? Почему тех, кто завтра должен был отправиться на передовую, держали на голодном пайке? «Приказом НКО СССР от 22. 09. 1941 г. для РККА утвердили 4 категории довольствия и 14 продовольственных норм, — объясняет историк. — И красноармейцы запасных частей относились к 3-й категории военнослужащих.
Их суточный рацион состоял в основном из следующих компонентов: хлеб из ржаной и обойной муки — до 750 г, крупа разная — 100 г, мясо — 75 г, рыба — 100 г, овощи — 900 г (из них картофель 600 г), жиры — 40 г, сахар — 25 г, соль — 30 г. То есть набор продуктов по калорийности составлял максимум 2880 ккал. А по расчетам специалистов Казанского медуниверситета суточный расход энергии солдата стрелковой части при казарменном положении должен был составлять 3500 ккал. При выходе на полевые учения (бойцы из Селиксы только этим и занимались) — уже 4100. То есть калорийность пайка запасных и учебных частей не покрывала энергетические затраты организма новобранцев!»
Ворошилов долго не думал
Другой вопрос, а доходил ли этот паек до солдата полностью? «Ответ будет следующим — нет, далеко не всегда, — продолжает тему мой собеседник. — Дело здесь не в том, что продовольствие бессовестно разворовывалось. Хотя и такое случалось. У меня есть воспоминания пастуха из Чемодановки, коему в ту пору исполнилось 12 лет: «Был здесь маршал Клим Ворошилов. Не только в лагерях, но и по деревне ходил. Собирал жалобы.
Родственница рассказывала, как Клим Ефремович к ней домой приходил. Спрашивал: «Офицеры продукты приносят? Продают?» Да, дескать, приносят. Он не только к ней заходил, он по всей улице прошел. После этого по деревне шум шел, что офицеров расстреляли. По крайней мере, люди слышали, что стрельба была. В этот же вечер. Почему? Говорили, что много умирало узбеков. Потому что их не кормили, а продукты носили в деревню и пропивали».
Но сейчас не об этом. Дело просто в отвратительном качестве продуктов. В акте проверки частей 37 ЗСБ за 1—11 декабря 1942 года читаем: «…продолжает иметь место несвоевременный отпуск продуктов довольствующими органами. В ноябре складом № 890 (Пенза) недоотпущено бригаде крупы и макарон — 20 тонн, мяса — 20 тонн, рыбы — 22 тонны, жиров животных — 10 тонн, сахару — 11 тонн, соли — 12 тонн». Принимая численность бойцов бригады в 21000 штыков, несложно произвести подсчеты, согласно которым необеспеченность продовольствием в ноябре 1942-го была по мясу 13 дней из 30, по сахару — 21, рыбе — 9, соли — 19.
Недаром же Военный совет ПриВО обратил на это вопиющее безобразие внимание Пензенского исполкома: «Поставка продовольствия на обеспечение части происходит неудовлетворительно. Часть его по нарядам прошлых месяцев оказалась недопоставленной». В приказе начальника ГлавПУ об устранении недостатков в части, касающейся 37-й запасной стрелковой дивизии, говорится: «…имеется большой отход овощей: картофеля — 506 тонн, овощей — 83 тонны. Причина: заготовка овощей не соответствует никакому стандарту. Картофель в Пензенской области в массовом масштабе длительно храниться не может, т. к. заражен фитофторой. Сдачу овощей поставщик затягивает до заморозков, что не дает возможности вывезти их в неиспорченном виде. В результате в пищу все время идет плохой картофель».
И даже в победном мае 1945 года обеспеченность дивизии оставляла желать лучшего. К этому времени здесь так и не был построен ни один ледник для скоропортящихся продуктов, а потому все мясо приходилось солить, что вело к снижению калорийности. Недаром же среди фронтовиков ходила байка: «Кто Селиксу не знал, тот и горя не видал».
Шило на мыло
О разнообразии пищи не могло быть и речи, поскольку если в бригаду, а позже дивизию поступала крупа, то из нее в течение нескольких дней и варили кашу. Потом столько же макароны… И даже хитрый ход с заменой одних продуктов на другие, разрешенный приказом Наркомата обороны, ничего не давал. По нему можно было заменять хлеб на сухари, мясо — на консервы, рыбу — на смалец и творог, яйцо — на яичный порошок, овощи и картофель — на горох, макароны и лапшу.
«Обменный» паек (шило на мыло) мог выглядеть так: 400 г сухарей, столовая ложка яичного порошка, 280 г круп или гороха. «То есть при формальном соблюдении установленных норм калорийности данный набор никак не давал ощущения сытости, — подчеркивает Виктор Кладов. — Ситуацию еще больше усугубляли слабое отопление в землянках, нехватка теплой одежды и обуви. Все это помимо постоянного чувства голода вело к огромному количеству больных».
Из воспоминаний Николая Васильевича Швыркалина: «Очень много здесь было азиатов. Они вокруг деревни стояли, когда стрельбы шли, охраняли, чтобы кто не выбежал. Мерзли очень сильно. Винтовку воткнут в снег, а сами бегают греться. Или же в деревню придут и просят поесть что-нибудь. Комендатура их отловит, соберет и в подвал посадит. А в подвале была дырка для кошек. Мы им туда пирожок сунем — из лебеды, гнилой картошки… А они нам — тюбетейку или ножик… Мы палку из двери вытащим, и они — в овраг, и уходили. Наверное, в часть к себе».
Больше других и болели, и умирали именно азиаты. Мало того что неприспособленные к нашему климату, так еще и худо одетые. Но и не только они. Даже бывалые фронтовики, что после излечения от ранений проходили переподготовку в селиксенских лагерях, ужасались местным условиям.
Из объяснительной записки медиков: «…кроме тяжелого истощения, авитаминоза, дистрофии, туберкулеза, многие инфекционные больные доставлялись (в пензенские госпитали. — Прим. ред.) часто в бессознательном состоянии, с давностью заболевания в 10—15 дней, и больные нередко погибали».
Оно и понятно, ответственные лица до последнего скрывали количество заболевших, чтобы не портить отчетность. В докладе командира 37-й ЗСД генерал-майора Брынзова Военному совету ПриВО от 1 мая 1945 года дается характеристика заболеваемости по дивизии: «…ослабевших — 87, находящихся в лазаретах — 174, на лечении в пензенских госпиталях — 440, больных малярией — 948, венерическими заболеваниями — 27».
«То есть большинство заболевших военнослужащих получали медпомощь не в селиксенском лагере, а в городских лечебных учреждениях, — подытоживает разговор Виктор Кладов. — До 2 / 3 бойцов селиксенского гарнизона скончались на пензенских больничных койках. Остается добавить, что с 1941 по 1945 год в бригаде-дивизии умерло свыше 900 человек. В 1941-м — 45, в 1942-м — 151, в 1943-м — 324, в 1944-м — 269, в 1945-м — 104. Плюс пока до конца не подтверждены еще 47 смертей. Цифры страшные, поскольку люди погибли не на фронтах, а за сотни и тысячи километров от передовой! Вечная им память!»
