Живопись — это путь. Дорога сквозь Время, по которой шли и по сей день идут, передавая друг-другу «эстафетную кисть», поколения талантливых художников.
Этот Путь — не конвейерная лента и не узкий мостик над пропастью. С него можно свернуть, по нему можно отправиться в обратном направлении, можно даже комфортно устроиться на его обочине и провести там всю свою творческую жизнь. Нельзя только остановить его ход и изменить траекторию.
К примеру: классицисты стремились вспять по дороге Времени, дабы вернуть миру изначальный, аристократичный Ренессанс, который почитали священным. Эти наследники строгой античной традиции создали больше картин, чем кто либо иной за всю историю человеческой цивилизации. Они «правили» европейскими академиями и университетами долгих двести лет. А потом наступил XIX век, и «Римская империя» классицизма пала за считанные месяцы. Ибо дороге Искусства суждено было пролегать через эти живописные, но безжизненные руины.
В свою очередь, «палач» академических стилей живописи по имени Импрессионизм также казался бессмертным. Ещё бы: в модерновом мире, где холодная объективность фотографии и видеокадра стали настоящими антитезами изобразительного искусства, течение «субъективного мгновенного впечатления», воплощённое руками человека, было прямо обречено на успех. Технический прогресс «добил» конкурентов импрессионизма, а классическая французская импрессия уютно расположилась в тени европейских арт-галерей. Решила, что в силу своей уникальности и универсальности ей ничто не угрожает. И здорово переоценила собственный потенциал.
С приходом XX века вчерашние импрессионисты стали массово «дезертировать» из рядов «впечатленцев», всё больше полагаясь на технику пуантилизма и всё чаще следуя за внутренней сутью и символическим значением изображаемых объектов и явлений. Их перестали вдохновлять простые "моментальные проекции" Моне и Дега. Занятно: классицизм сумел "отомстить" за собственную гибель посредством вечной тяги человека к глубоким смыслам и сложным настроениям, на которые был достаточно богат.
И пусть эксперты сколько угодно говорят Вам о том, что импрессионизм в 21 веке — живее всех живых. На самом деле он давно уже распался на отдельные постмодерновые течения. Стал пустой оболочкой без внутреннего содержания добрых лет сто назад.
Так что же такое этот самый «Путь», которым следует искусство живописи? Кто, зачем и куда его прокладывает?
Наш главный тезис таков: сами художники не определяют направление развития искусства. Его определяет человечество как таковое. Все мы вместе и каждый из нас с Вами в частности. Как бы странно это не звучало, но мастера кисти вольны лишь подкреплять или отрицать взгляды общества на мир, на жизнь и на самоё себя. Художники могут идти по Пути либо сворачивать с него, но сами по себе они влияют на мир не более, чем синоптики, рассказывающие с телеэкрана прогноз погоды, влияют на саму эту погоду. И подобно тем же синоптикам, «угадывающим» или ошибающимся с прогнозом касательно температуры, давления и осадков, они могут лишь «попадать» или «не попадать» в общественные запросы, вкусы и настроения. И в зависимости от актуальности своего творчества оказываться на гребне волны популярности, либо тихо дрейфовать на мелководье.
Но никак не формировать культурный нарратив эпохи, в которую живут.
Итак. В начале начал был премодерн. Народы, проживавшие в Европе в те далёкие века (скажем, с нулевого по XVIII), весьма различались по степени своего «знакомства» с живописью. Зато были очень близки в другом: в вере. Божественное писание определяло всю жизнь человека. Не было места рефлексии и неоднозначности, в том числе — в искусстве. Согласно божественной воле, путь живописи был прям и ровен: он должен был вести к правильному и светлому. Мир делился на две непересекающиеся общности: праведников и грешников. Задачей искусства было восхваление первых и порицание вторых. И никаких общественно-политических влияний на творчество. Как вождь/ король/ князь/ епископ сказал, так и будет. Ибо верховная власть — она также от Бога.
Взгляните на работы Караваджо и Тициана. Темы веры, иерархии и жертвенности доминируют ярко и однозначно. Желаемый героями этих картин земной путь предельно ясен: от человеческого — к божественному. В рай без пересадок.
А вот с XVIII века началось непонятное, имя которому — Модерн. На место веры приходит знание, на место религии — наука. Сомнение отныне —благо, а не ересь. Эксперимент — в том числе в искусстве — это путь к успеху. Старый свет очарован скором приходом (как он надеется) всеобщего царства разума. Революции, свободы, права — всё это моментально находит отражение в играх форм, оттенков и тонов на картинах европейских художников. Но вот беда: возникновение на месте паттернов патриархально-теистического мира сотен новых мотивов, устремлений, предпочтений, буквально «раздирает» по швам прежнюю картину мироздания.
Теперь обществу нужны живописцы, способные поднести зеркало своего таланта поближе к лицу зрителя. Помочь осознать новую реальность. Наступает эра Гойя и его «сна разума", порождающего чудовищ социальных потрясений. Время живописцев, умеющих отобразить не божественные, а вполне приземлённые страсти и страхи. Нанизывать колесо мироздания на «ось» судьбы простого человека. Живущего, любящего, заблуждающегося и совершающего подвиг здесь и сейчас. Великие живописцы этой эпохи вспоминают миф о Прометее не как назидание о том, что бывает с дерзкими нарушителями божественных постулатов, а как восхваление безрассудного, но благородного порыва. Во имя человека, вопреки фатализму.
Картины модерна — это живописные лозунги. Это манифесты, формулы, чёткие указатели и маркеры. Они — о действиях и переменах, цель которых проста и ясна зрителю.
И вот теперь, дорогой читатель, мы переходим к самому сложному отрезку Пути. К дню сегодняшнему. Точнее — к промежутку между окончанием Второй Мировой и началом данной секунды.
Каким же должно быть искусство, отвечающее на актуальные вопросы нашей с Вами цивилизации?
Проблема в том, что мировые войны сломали модерн. Ужас понесённых потерь перечеркнул надежды людей на то, что научный подход к жизни гарантирует процветание и мир. Скорее наоборот: сегодня речь идёт о том, что множество неизбежно противоречащих друг-дружке теорий в науке, политике, культуре — ведут к конфликту. А значит, любая истина, претендующая на абсолютность — это тоталитаризм. И любой, кто говорить что знает правду о чём-либо — опасный фанатик.
Вы, дорогой читатель, можете вместе с нами не соглашаться с такой концепцией, но увы — именно она пока что побеждает в Европе XXI века.
Общество спряталось за «множественностью истины». Оно отказывается считать что-то однозначно прекрасным, а что-то — явно уродливым. Размыты границы эстетики, и живопись вынуждена соседствовать с проявлениями псевдоискусства, по сути являющимися чем угодно кроме живописи.
Постмодерн утверждает только то, что он ничего не утверждает. А раз так — логика и бред, эстетика и «кринж» уравнены в правах. Больше нет верного и неверного, и любая точка зрения теперь имеет шанс на существование. Сегодня всё — искусство. И поэтому — ничто не искусство.
Именно этим ценно творчество того же Пикассо. Дезинтегрированные, внутренне несогласующиеся, алогичные картины — великолепно показывают нам реальное положение дел в мире. Атомизированное общество, неустойчивые моральные основы, неуверенные в своей правоте люди. Потребление вместо веры, ирония вместо надежды, маска вместо любви.
Но живопись — это путь. Мы искренне верим, что следом за постмодерном придёт метамодерн. Вопрос лишь в том, с чьих работ он начнётся. И поэтому, готовя каждую новую статью, мы пристально вглядываемся в характерные черты творчества отечественных и зарубежных художников. И знаете что, дорогой читатель?, — в нашем с Вами отечестве признаки всё большего «спрямления» и выравнивания великой Дороги изобразительного искусства — налицо. Медленного и не всегда очевидного, но верного и явного. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
Автор: Лёля Городная. Вы прочли статью — спасибо. Подписаться