Из глубокого детства. Собрались в хате, неизвестно, сколько ей лет и кто построил? Саман, глина с камышовой крышей и окнами на одну сторону. Крытая веранда от солнца. От входа из сеней к улице две проходные комнаты, а вправо хлев для животных. Везде глиняный пол кроме одной комнаты. Это спальня, одна всех, только переспать, нежиться в кроватях некогда, все вкалывают целыми днями. Образовываться (личностям) можно с глиняным полом. Печи, одна внутри хаты для обогрева в холода и приготовления пиши, другая летняя во дворе под навесом. Топим кизяками лошадей и быков.
Лето, нас с сестрой сюда привёз отец. В любую жару прохладно. Хата цела и сейчас. Правда, одна стена ждет ремонта где-то лет 200, а пока, подпёрта бревном, которое, если падает, то лежит лет по тридцать и тоже ждет, пока им стену снова подопрут, а так сидят, как на завалинке. Ещё разные постройки во дворе, для кож и орехов. Навесы для сушки и хранения табака. Запахи! Не закурить трудно, когда дед нарезает порцию сапожным ножом от брикета прессованного табака. Наталкивает в папиросную гильзу и закуривает, пуская кольцами дым. А мы ловим их, и веселим всех, втягивая носами. Дед Тимофей может закурить, под настроение, самокрутку или козью ножку, причем, только из советской газеты. Подходящая, не цветная и простая бумага.
Часть табака весит охапками, листьями вниз, под навесами, очень дорогого, это выделка с разделением листьев по качеству и сортам. Запах при дуновении ветерка или если помять пальцами, божественный, можно нюхать, жевать или курить. Этот табак дед курит по большим праздникам. Другой табак давится в брикеты или небольшие плиты ручными прессами из особого дерева, которое тоже ценится, по своим причинам. Постепенно подкручиваются их рукоятки. Сок табака очень густой из-под прессов собирается в стеклянные банки и продаётся на лекарства.
Сахар почти не употребляем, чай пьют и зимой, и летом с сухофруктами или пастилой. Такая штука сушится под солнцем на крышах целыми покрывалами, разрезается острыми ножами и сворачивается рулончиками, так проще жевать и запивать. Бывает жуткая кислятина, особенно из алычи или кизила, вот тогда нужен сахар. Любимые из слив и абрикосов. Из них получаются вкуснейшие пироги, особенно если низкосортная мука грубого помола и серого цвета.
Ограды двора из камня, перед домами Скамьи тоже каменные. По улице течет то ли речка, то ли арык, Ташла. Та шла, а почему не эта? В которой возятся маленькие дети, утки, гуси, воду пьют собаки и коты, лошади с коровами и вообще всякая живность, водятся лягушки и змеи. Кое-кто моет посуду, оттирая её песочком. Пемолюкс будет позже, а пока сода, дефицит, хранится для полосканий при зубной боли, если флюс.
Спрашиваю деда, что за фамилия, Куролесов? Древняя профессия, курители лесов. Выжигают, курят пни после вырубки деревьев в Московских лесах под строительство и для полей. Независимые, нанимаемые работники. Вроде должны знать тонкости, зависящие от погоды. Работа эта, дело весьма рискованное, ветер, дожди. Наверняка граничит с колдовством. Неудачи могут приводить к расправам. Отсюда и выражение «Ну, ты и накуролесил!». Пора бить! А битыми быть, как-то не очень, и пошли в стрельцы.
Деду, ты и папа родились в селе Московском. Но откуда на Ставрополье москвичи? Стрельцы, наемные государями воины, оказались не угодными и опасными Петру I . Часть перешла служить Петру, а прочих начали массово казнить, он даже лично рубил головы, исполняя роль палача. Я бы с Петра спросил бы, Царское ли это дело? Головы рубить, или палачей не хватало? Вот часть из них, наши предки бежали на неподвластные тогда Царю, земли северного Кавказа и Ставрополья. С местными мы быстро нашли общий язык, там уважают свободолюбивых, тем более курителей и воинов. Появилось село Московское. Воевать не с кем, а жечь нечего, обширные степи с перелесками. Занялись сельским трудом.
А ты кто? Дед Тимофей? Почему только один глаз? В пьяной драке потерял. Конечно грамотный, в нашем деле без этого нельзя, выращиваю турецкие табаки и продаю на фабрику, сам езжу в Турцию за семенами. Зимой выделываю хромовые кожи, когда делать нечего, на продажу. Скупаю шкуры по всей округе. Для пропитания держим свиней, кур и уток. Есть сад грецких орехов и фруктовый сад с огромной грушей и колодцем, огород с зарослями помидоров и капусты. Числюсь кулаком, поскольку в сезон нанимаю работников, батраков. Проверяю едой, голодные едят с аппетитом и работают лучше и честнее. Имею быков, конную телегу и бричку. Женился на бедной девушке из другого села. Вот она верующая и богобоязненная. Бабушка добавляет, да, я как-то ходила с крестным ходом в Иерусалим, в доме держу иконы. А этот, показывает на деда, отчаянный атеист. Дед может только спьяну, паясничая, перекреститься.
Сама я умерла ещё до войны, родила много детей, но выжили только пятеро сыновей и две дочери, один из них потом утонул в пруду, другой и одна дочь умерли, кажется, от болезни, уж и не помню, какой. Двое сыновей погибнут во время Отечественной войны, Гриша и Жора. Останутся ваш отец Саня и сестра Валя, ваша любимая тётка. После немецкой оккупации, напротив старого дома дед построит с новой женой новый, кирпичный, большой тоже под камышовой крышей, но уже с деревянными полами и нормальными окнами. В гражданском браке от меня, добавляет новая жена, родилась дочь Надя.
Дед, а я, вкалывал и пахал с детства, хозяйство вел, не прекращая, с царских времен до Хрущевской оттепели. Пережил несколько продразверсток, экспроприаций и коллективизацию с перегибами и без них, добровольно, сдавая всё необходимое, под опись, для фронта, города и пролетариев, числился сознательным передовым кулаком, получал вымпелы и грамоты, пережил смену белых и красных, и немецкую оккупацию. Почему-то не был расстрелян за то, что трое сыновей окончили разведшколу, работали в НКВД, включая вашего отца, и воевали в то время против фашистов. Четверо моих братьев, дядьки твоего отца, воевали на стороне красных, а потом в Отечественную войну, старшие партизанами, а младшие на фронте. Меня никто не хотел никуда принимать по причине отсутствия глаза. За атеистические взгляды считаюсь чудаком.
После войны, один из братьев Александр Степанович вернулся в Московское. Стал председателем сельсовета, а до революции был старостой, все уважали за то, что его дом был под железной крышей. Имея сам большую семью, помогал, как мог моей семье, с большим хозяйством. Второй брат Василий Степанович в Гражданскую воевал в армии Буденного. Потом служил в ЧК Ставрополя. После Отечественной вернулся в органы, а уйдя на пенсию, по зову партии стал директором ставропольского мясокомбината. Ура! Жил с женой Тоней и дочерью Нелей, моей ещё одной теткой, молоденькой и загадочной барышней, в каком-то смысле тоже любимой, на центральной улице Карла Маркса в доме с высоченными ажурными потолками и большущей деревянной верандой на 2-м этаже.
Запомнился обязательный послеобеденный дневной сон на прохладном полу, запах котлет с жареной картошкой на сале, эмалированный таз помидорного салата, вечерняя прогулка после страшной грозы и жуткого ливня. Мы с сестрой и взрослыми идём по скверу, разделяющему собой проезжую часть улицы на полосы встречного движения, стоит шум воды водосточных канав. Все едят мороженное, фруктовый пломбир брикетом, стекающий по пальцам рук. Запах пломбира смешивается с запахом цветущих лип, а тот уже перемешан с запахом женских духов Огни Москвы из синих стеклянных пузырьков с пробками в виде маковок куполов московских церквей. А придумал эти духи, Красную Москву и популярный подарочный набор в советские времена, Белая Сирень, француз по фамилии Брокар, переехавший со своей фабрикой в Россию ещё в 19-м веке. В наборе присутствовали большой флакон одеколона, флакон поменьше духов, круглая коробка пудры и кусок мыла. Откуда знаю? Отец говорит мне с сестрой, это я дарил их, вашей маме, и моей жене Марийке. Так он её звал, не Мария и не Маша.
Третий мой брат Трофим, любимый дядька Сани, так дед звал моего отца, были друзьями и близкими по возрасту, женился и поселился на ближнем хуторе Найденов.
Мы и пошли на хутор, от Московского часа три в гору. Как пришли, под вечер, темень от туч, гроза и молнии, сразу прятаться в сливовый сад. Дождь как из ведра. Слабый от занавесок свет в окнах, там сухо и тепло, бегом в дом, отец и мы с сестрой, грязь на ногах, босиком, топаем на пороге, сбиваем грязь, дверь с крючком системы щеколда, никаких замков, давлю пальцем и со смехом, мокрый до нитки вбегаю в дом. Запах жареной картошки с луком, нас не ждали. Радостные крики и вопли. Дают сухую одежду, с сестрой путаемся в штанинах и падаем. Весело! Взрослые пили самогон, а мы теплое молоко из-под коровы. Разбудили петухи, коровы, утки и куры. Из-за бугра вставало солнце. Все уже вкалывали. Красиво как!
Дед так и не успел рассказать про четвертого брата, даже, как его звали, потом я случайно узнал, жил он в станице Изобильное в большом доме с хорошим двором. Брат оказался Николаем, жена его Мария, две дочери, мои тетки, и сын, дядька, у каждого семьи со сложными семейными делами. Побывал я у них, когда мой сын служил в армии. В Изобильном оказалась не только его учебная часть, но когда-то родилась уже моя мама, его бабушка. Ночевал я в комнате, выделенной моему сыну на время увольнений за примерную службу, а угодил он на гауптвахту за нарушение внутреннего распорядка с потасовкой. Кровать с периной досталась мне. С сыном провел пару часов на пропускном пункте части и домой, в подарок моим родителям была зарезана курица.
Ставьте лайки и подписывайтесь на канал!