Продолжение большого эксклюзивного интервью 7-кратного чемпиона России в составе «Спартака», бывшего защитника нашей сборной Дмитрия Хлестова.
«На голы «Реалу» и КАМАЗу одна реакция»
— У вас была манера — в самом начале запугать соперника, чтобы он чувствовал себя скованно. Так?
— Нет, это не запугивание. Я просто ловил в корпус при приеме мяча. Или при развороте.
Вот, скажем, играли в прошлое воскресенье – и я два раза принял на бедро. Но я никого не бью просто так. Хитростей на поле много. Я в молодости набрался этого у возрастных ребят. А сейчас молодежь ничего не понимает. Роналду, Зидана делают, а что будет дальше после этих финтов – будто и не важно. Хотя это самое главное. Финт ради финта никому не нужен.
— Возвращаясь к «Реалу». Вам удалось забить на «Сантьяго Бернабеу», хотя голов у вас в карьере набралось немного…
— Я помню их почти все. И тот гол, разумеется, тоже.
— Это ведь разные эмоции: забить КАМАЗу или «Реалу»?
— Честно? У меня одна и та же реакция. Единственное, когда я забил «Ростсельмашу» в гостях, то палец вверх поднял после гола. Сам не знаю почему. Обычно я забивал и бежал назад. Тогда просто перебросил вратаря – увидел, что он вышел из ворот. А с «Реалом» — Цымбаларь на меня подал. До сих пор не могу понять, почему я тогда на угловой пришел. У меня в «Спартаке» не было такой роли.
«На Горлуковича посмотришь – и вперед идти не хочется»
— Не любили подключаться в атаку?
— Я поддерживал первую волну контратаки. А дальше занимался своим делом.
— Устрашали соперника?
— А что его устрашать? Это Горлукович своим взглядом устрашал. На него смотришь, и вперед идти не хочется. Есть очерченный квадрат, куда нельзя заходить. Это и есть игра защитника.
— Подкалывали Горлуковича в команде?
— Нет.
«Дома валяется майка олимпийской сборной СССР»
— Давайте поговорим о сборной. На взрослом уровне вы дебютировали под непонятной тогда никому аббревиатурой СНГ.
— Особых эмоций не было. Пригласили значит пригласили. Есть цель — и надо ее выполнить. Я уже говорил, что мандрадж был только до матча. Будь то игра с «Шинником» или со сборной Франции. Идет кипение. А так, игроки в сборной одни и те же. У Садырина армейцы были, но все равно я же их всех знал. Потом большинство составляли спартаковцы. Поэтому сильного давлении не было. Просто выходил и делал свою работу.
— Мандраж должен быть перед любым соперником?
— Это у меня так. Как у других, не знаю. До матча час, ты приходишь в раздевалку, переодеваешься, особо нечего делать. Я брал пластырь, сидел и наматывал его на палец. Нерв пошел. Даже в «Щелково» так делал. Не важно, какая это лига.
А по молодости самые памятные — три матча за олимпийскую сборную СССР. Это я уже сейчас понимаю, какой тогда был уровень. Дома валяется тренировочная майка с гербом СССР. Прикольно.
«Романцев хотел выпустить на замену, а я не смог зашнуровать бутсы»
— В 1994 году вы поехали на чемпионат мира в составе сборной России. Америка вас поразила?
— Так это был 1994-й, а мы в Штаты еще в 1992 году ездили. И еще раньше, в 1989-м, наверное. Тур со «Спартаком», играли с их сборными. Два матча помню. Тогда еще Карпин был, Бушманов.
Как-то, сижу в запасе, холодно, ветер — и после 30-й минуты прямой ногой Бушманову лицо сносят. Романцев меня выпустить хотел. А у меня руки замерзли. Бутсы надел, а шнурки завязать не могу… Он смотрит на это: сиди, говорит, [неценз.]. Другого выпустил в итоге.
После этого, я когда в запасе сидел, всегда в полном обмундировании.
А потом, в 1992-м, летал в Америку уже со сборной Садырина (на самом деле – Анатолия Бышовца) . Тогда еще в Сан-Сальвадор была сумасшедшая поездка. Товарищеский матч с местной командой.
«В Гонконге Шмаров стукнулся о стеклянную дверь»
— Какая страна поразила вас больше всего?
— Гонконг. Это была моя вторая поездка за рубеж. Прилетели на турнир со «Спартаком». Там стоэтажные дома стоят стеклянные. Двери тоже стеклянные, и непонятно, то ли стекло там, то ли нет. Мы потом руками щупали воздух, после случая со Шмаровым, который стукнулся о дверь. В 1989-м все это было в новинку.
Потом Япония удивила. В итоге за три – четыре года весь мир облетел. Потому сейчас сижу дома и не жужжу.
— А в Америке-то понравилось?
— Чемпионат мира, конечно, был веселый. Народу биток везде. А в 1989-м со «Спартаком» вообще ничего не прочувствовал. Сыграли матч — нас повезли в Майами на какой-то берег. Утро, туман, ничего не видно. «Где Майами-то?» — спрашиваем. Сели в автобус, поехали обратно.
В Нью-Йорке были с пересадкой. Рейс задержали на четыре часа. Мы когда потом зашли в самолет, нам аплодировал весь экипаж. Мол, какие молодцы, что вообще пришли, потому что люди четыре часа ждали нас в самолете.
По сути, Америку видел только сверху — из самолета. Эти башни в Нью-Йорке запомнил, Статую Свободы. Мы рядом с ней пролетали. Это была лучшая экскурсия.
«Подписал «письмо 14» на автомате»
— Во время чемпионата мира никуда не выбирались?
— Нет. Мы как прилетели в один город, так там и сидели. Только в Детройте со шведами играли, а потом сразу назад. По городу не гуляли. Сидели с Бесчастных, шарик гоняли. Игра такая электронная. Никому не советую. Потом всю ночь этот шарик снится.
— Матч с Камеруном, в котором Олег Саленко забил пять мячей, врезался в память? За четыре года до этого на ЧМ-1990 камерунцы, как многие считают, сдали нам игру последнего тура. А тогда, в 1994-м, все чисто было?
— Не знаю, нужно им было что-то или нет. Мы были молодые – 20-21 год, вышли, сыграли. Главное, нам дали премиальные за победу, и слава богу. Плохо только, что из группы не вышли.
— Вы бесконфликтный человек. Как же ваша фамилия оказалась перед ЧМ-1994 в «письме 14»?
— Да я вообще не в курсе был, о чем речь. Какого тренера ребята хотели. Сказали нам что-то, а мы еще спали, потому что был тихий час. Мне вообще было все равно, кто нас поведет на турнир: Садырин, Романцев, Игнатьев, Бышовец… Нужно спрашивать у тех, кто составлял письмо. А я подписал пустой листочек. Как всегда. Никаких цифр там не было. (Смеется.)
Интервью Хлестова: часть 1 , часть 2 , часть 3 , часть 4