Кудря села к инструменту, подняла крышку, невесомо положила пальцы на клавиши, будто погладила. Мягкие подушечки пальцев с коротко стриженными ногтями слегка подрагивали на клавишах, будто в предвкушении. Лицо её приняло какое-то нездешнее выражение, непослушный вьющийся локон выбился из-за уха.
Полилась музыка, мощная с первых аккордов. И какая-то торжественная. Казалось старинные часы отбивали время и тикали. Потом распустились невиданные цветы, хрущёвка, дёрнувшись маревом, растворилась, а часы всё продолжали тикать. Мелодия нежно лилась, но вот звуки усилились.
Я сидела, вытянув шею, и видела перед собой не свою подругу в стареньком халатике и тапках на босу ногу, а морские волны, бьющиеся о камни. Они с силой ударялись и рассыпались брызгами. А часы всё тикали и тикали. Неумолимый ход времени.
Когда звуки умерли, я, чистый лист в музыке, спросила:
- Что ты сейчас играла?
- Лунную сонату Бетховена, - ответила Кудря. – А ты знаешь, что эту сонату любил Ленин?
Конечно же я не знала. Но это произвело на меня сильное впечатление – оказывается Ленин любил такую прекрасную музыку!