Каждый, кто попытается взглянуть на неустанно привлекаемого к суду истории Иосифа Сталина с ответственностью присяжного заседателя, каковой обязан полностью отстраниться от любых оценочных суждений вне пределов собственного сознания и вне рамок личностных представлений о добре и зле, рано или поздно обнаружит явную нелогичность основополагающего из всех предъявляемых этой исторической фигуре обвинений — обвинения в тирании. Не правь Сталин железной рукой на одной шестой части суши, удалось бы ему уберечь её вкупе с остальными пятью шестыми от нацистского светопредставления? Демократия хороша в замкнутых, оранжерейных условиях сытости и благополучия, тогда как под натиском жизненных реалий она очень скоро обнаруживает полную свою условность и практическую несостоятельность, особенно в сочетании с рыночной экономикой, чему примером залихватское и разудалое, как игра в пейнтбол, завоевание Гитлером всех скопом рыночно‑демократических государств континентальной Европы в самые кратчайшие сроки. От вторжения спаслись лишь те, кто всячески придерживался так называемого нейтралитета, означавшего в те годы государственную форму равнодушия и безразличия к широковещательной людоедской политике нацистов по истреблению и порабощению неполноценных рас и народов, принадлежность к коим определялась расстоянием между зрачками глаз и соотношением глубины правой ноздри к высоте левой берцовой кости. Жителей Британских островов, как мы знаем из первых уст, Гитлер считал истинными арийцами, наиболее расово близким к германцам антропологическим типом, чтобы разворачивать против братьев по крови полномасштабные военные действия, заокеанские же англосаксы главным образом должны быть благодарны вегенеровскому дрейфу континентов, отдалившему Северную Америку от Европы с её хронической предрасположенностью к мировым войнам на максимально безопасное расстояние.
Именно вменяемые в вину Сталину диктаторский стиль руководства, отсутствие свободы слова, чуждого учению марксизма‑ленинизма, строгая однопартийная система и полная отмена частной собственности на средства производства обеспечили колоссу на глиняных ногах сенсационную победу в смертоносной схватке с колоссом на гусеницах из крупповской стали, и не в последнюю очередь исключительная привилегия авторитарной власти не считаться ни с людскими, ни с экономическими потерями («мы за ценой не постоим»), тогда как свой более чем скромный военный вклад в борьбу с Третьим рейхом все прочие страны антигитлеровской коалиции объясняли и объясняют якобы присущим только демократии уважением к чуду человеческой жизни, хотя ясно, чьи конкретно жизни ставятся при этом во главу угла. Не проглядывается ли определённая закономерность в том, что только народы коммунистических и оттого уже диктаторских СССР, Вьетнама и Кубы сумели успешно отразить нашествие вооружённых до зубов внешних агрессоров, тогда как электорат Франции, Гренады, Панамы и многих других рыночных демократий видел в оккупантах меньшее зло, чем в собственных всенародно избранных правителях? Об истинном же отношении идеологов демократии и рыночной экономики к чуду человеческой жизни свидетельствуют слова сенатора США Гарри Трумэна, опубликованные в газете «Нью‑Йорк таймс» от 24 июня 1941 года: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и таким образом, пусть они убивают как можно больше…» .
Удивительно, но даже эта бесчеловечная фраза не подвергалась на Западе той безжалостной критике, что пришлась на долю безобидной русской народной пословицы «лес рубят — щепки летят» на том лишь основании, что она однажды прозвучала из‑под жёстких, устрашающих как колючая проволока Гулага, усов товарища Сталина. И стоило мистеру Горби с очертаниями штата Флорида на полупустой снаружи и пустой внутри голове внедрить в советскую систему элементы рынка и демократии североатлантического образца, перевести спекуляцию из перечня мошеннических преступлений в сферу частного предпринимательства и узаконить пещерный антисоветизм под товарным знаком плюрализма мнений, как страна словно вишистская Франция без единого выстрела сдалась на милость сущностного, цивилизационного врага‑победителя.
В общем, для человечества явилось благом, что сталинизм сформировался так вовремя и так к месту. И клеймить его как тиранию столь же наивно, как обличать военно‑полевого хирурга в невозмутимости при виде крови. Как говорил герой Ярослава Гашека, иначе нельзя было, дедушка. И столь же противно реальному положению вещей, как величать демократией рузвельтизм и черчилльщину, тем более периода Второй мировой войны.
Как известно, Сталин неплохо разбирался в вопросах языкознания, хотя специального образования в данной области знаний не получал. Между тем как раз сталинофобствующая группа докторов филологических наук из центра Сахарова предстаёт кучкой дилетантов‑самоучек, который год упорствуя в попытках законодательного запрета на упоминание Иосифа Джугашвили под партийной кличкой «Сталин». Дескать, «слово “сталь” для русского человека олицетворяет собой силу, мощь, чистоту, поэтому звучание слова “Сталин” приятно для русского уха» . Однако проблема здесь не в том, что в переводе с древнегрузинского «джуга» и означает «сталь» (по другой, ещё более неудобной для либералов версии — «еврей»), проблема в величии фигуры товарища Кобы, какую никак не могут умалить ни пейоративные эпитеты, ни инвективные характеристики, ни другие какие ухищрения из области филологии и языкознания. Для наглядности приведём цитату из речи принципиального, бескомпромиссного борца с коммунизмом Черчилля в палате общин от 7 ноября 1945 года по случаю (sic!) 38‑й годовщины Октябрьской революции: «Я лично не могу чувствовать ничего иного, помимо величайшего восхищения по отношению к этому подлинно великому человеку, отцу своей страны, правящему судьбой своей страны во времена мира и победоносному её защитнику во время войны» .
Не думаю, что в данном контексте играет роль смысловое значение имени или прозвища человека, о котором говорил наиболее прославленный из британских премьеров, к тому же многажды титулованный мастер литературного слова. 89 процентов населения современной России ратует за возрождение сталинизма не потому, что мононим «Сталин» звучит приятно для русскослыщащего уха, и не потому проклинает лягателя мёртвых львов Хрущёва, что зооним «хрущ» вызывает в их памяти омерзительный образ копошащихся в кукурузной муке́ толстых, безглазых и прожорливых личинок жуков семейства пластинчатоусых. Уж насколько ласкает слух германоговорящего человека звучание вокабулы «гиммлер», означающей «небесный» и олицетворяющей собою бога, свет и чистоту помыслов, однако не спешат отчего‑то дальнобойщики ФРГ, Австрии, ЮАР, идишеязычных еврейских диаспор и ближнебойщики Люксембурга обклеивать лобовые стёкла своих автофургонов портретами руководителя Гестапо, словно для них важнее корни не имён и прозвищ, а дел и поступков исторических личностей. Да и участники Сахаровского центра давно и полностью дискредитированы в глазах соотечественников исключительно потому, что регулярно выступают с подобными параноидальными инициативами, хотя можно ли представить более зазывное, более сладкозвучное для российского учреждения название? Правда, при сегодняшних представлениях о вкусной и здоровой пище оно скорее отпугивает, звуча крайне слащаво, приторно и в известной степени даже диагностически, если вообще не заупокойно — как центр «Белой смерти». Наконец, не жалко ли расставаться с основополагающими терминами антисоветской риторики, зловещим «сталинизмом» и леденящей душу «сталинщиной», заполучая вместо них свободный от многолетней компрометации «джугашвилизм» и комичную, не воспринимаемую всерьёз «джугашвильщину»?
