А принесу-ка я сюда свои заметки, решил я.
И понёс! Например, о злых ёжиках критиках.
Критики… Много написано о них самих, об их работе – это и споры, и дискуссии, и критика, в свою очередь, самой критики. Критики язвительные и нежные, работающие со смыслами и с техническими ошибками… Почему одни критикуют, что называется, «от Бога», «разворачивают» смыслы и контексты, а другие – годами растят в себе умение, выискивая те самые «особые» секреты, некие алгоритмы, но практически не получая отдачи?
Почему одни критики лучше других?
Что уж говорить… Даже объективный критик в какой-то мере субъективен. Хорошая критика, кроме замечаний «по существу» и технической оценки произведения, имеет вкус, эмоции, показывает отношение читателя, а не бездушного анализатора текстов. Тут уж воля автора и собеседника, в каком ключе вести диалог и как отнестись к этой самой критике.
Я хочу защитить критиков, чей нелёгкий труд не всегда по нраву автору и другим читателям. Рассчитывая на определённую реакцию, но получая нечто совершенно иное, расходящееся в смыслах с написанным, автор раздражается. Вопросы критика могут показаться даже нелепыми, а важные детали проигнорированными.
Если смотреть «в сухом остатке», то любой текст, вне зависимости от формы, сюжета и идеи, сводится к простым, но важнейшим вопросам – к любви, смерти, смыслу жизни, а так же – тем особым штучным идеям, с которыми читатели столкнулись в жизни и которые обрели для них важность. Не имея схожего опыта (пусть умозрительного), не совпадая с гранью идеи, читатель не может её увидеть, осознать. Он увидит лишь некоторые проявления глобальной идеи и проанализирует их — то есть, словно бы увидит колючки, но не представит под ними тёплого ёжика, если не знаком с таким животным.
Критик, в конце концов – это читатель. Можно сказать, читатель-гурман. Он не обязательно умеет писать, он умеет понимать написанное в силу личного опыта.
Иногда критик, обладающий собственным личным опытом, замечает в богатом смыслами произведении созвучие этому опыту, и даже, случается, находит в самом тексте больше, чем изначально заложил автор.
Это интересное явление служит одним из показателей «настоящести» литературы.
То, что не попало в душу, для нас субъективно литературой не является.
Иногда критик, который не может найти точек соприкосновения, «отзывов» в себе, не видит даже простых ошибок автора, потому что ему понимать контекст трудно, а часто и невозможно. Потому «невкусный» отзыв не обязательно говорит о бесталанности критика. В некоторых случаях мы можем это понять по словам: «кроме языка, здесь ничего особенного нет».
Отсюда вывод: хороший критик обладает богатым внутренним опытом, но не особо консервативен в status quo различных постулатов этого опыта. И никакие специальные статьи и «шпаргалки» не заменят кругозора и живого мышления.
Автору же, проводящему в жизнь идею, которую он считает главной, можно попытаться связать её с универсальными вопросами – жизни, смерти, любви, поиском смысла.
Произведение придётся «по душе» читателю, если некоторая мысль, грань идеи совпадёт с ценностями читателя, коснётся их. В таком случае читатель посредством впечатления открывает себя.
В конце концов, основная функция литературы — не развлечь и научить, а помочь открыть себя, быть инструментом «шагающей к себе-какой-она-может-быть» личности. Как бы пафосно и сурово это не звучало в теории. Получить шок от того, как произведение отследило ваши собственные ожидания, продолжило мысль и дало импульс к открытию личного и важного – бесценно.