От редактора:
Здесь я буду публиковать лучшее из документальной книги "Вира якорь!", автор которой - мой папа, Егоров Владимир Николаевич - штурман дальнего плавания, капитан-лейтенант запаса, в советское время ходивший на Кубу, в Индию, Африку, Сирию и многие другие страны, переживший такие приключения, по которым можно снимать блокбастеры, спасший за годы своей работы множество жизней и неоднократно спасавшийся сам.
Читтагонг. Часть 26
К тому времени уже стемнело, бухта в Коломбо огромная, пароходов на якорях не счесть. Но мне как-то удалось запомнить дорогу и через полчаса мы увидели наш родной танкер. На «Ленино», конечно, подумали, что мы заблудились на рейде и, чтобы показать нам верный путь, включали и выключали палубное освещение.
Подошел под тали, завел гаки и кричу наверх капитану, чтобы поднимали мотобот вместе с людьми, потому что по штормтрапу на такую высоту пьяные моряки не подымутся: попадают обратно в лодку и поубиваются к черту.
Поднимаюсь на мостик в ожидании нагоняя от капитана за опоздание. Но неожиданно Иван Петрович махнул рукой на мой доклад и говорит: «Мне Шамрай по УКВ уже все доложил. Ты молодец, что настоял на своем. Выдержка у тебя есть. Займись лоцманом. Он уже в панике, готов убежать с парохода».
Лоцман стоит в темноте на крыле мостика и подпрыгивает от нетерпения. Спрашиваю его вежливо: «Mister pilot! Any problems?». Тот аж подскочил: « У меня?! Это вас кажется проблемы! Как вы собираетесь выходить!». Я его успокоил: «Все в порядке. Машина готова, я на руль встану. Командуйте!».
Как мы тогда с поголовно пьяной командой смогли выйти из порта — один господь Бог знает. И я немного.
Мы стояли на якоре, а с кормы на швартовую бочку был заведен швартовый конец дупленём. Лоцман командует: отдавать кормовые! Капитан по русски дублирует по громкоговорящей связи на корму: «На корме! Отдавайте швартовый!».
В ответ слышится какое-то невнятное бормотание и никакого движения не видно. А с мостика за надстройкой кормовой палубы не видать. Иван Петрович с тревогой в голосе: «Николаич! Сбегай на корму, посмотри что там. И бегом назад: на руле некому стоять…»
Бегом спускаюсь с мостика на корму и вижу ужасную сцену: огромный матрос Бень стоит, покачиваясь, по стойке «смирно» у кормового шпиля, а второй помощник Толик Кременюк, невысокого роста, почти уперся ему головой в живот, тупо смотрит в палубу и сипло произносит одну и ту же фразу: «Смирно! Как стоишь перед офицером, с-с-скотина!». Двое практикантов, к счастью трезвые, жмутся в углу и не знают, что делать.
Пришлось срочно принять команду на себя. Отдали швартовый с кнехта, помог ребятам завести конец на шпиль. Начали выбирать, говорю молодым морякам: «На второго внимания не обращайте. Выберите конец на палубу и бегом на бак к брашпилю выбирать якорь-цепь. Похоже там такая же картина. Я, может, прибегу на бак, помогу вам управиться с брашпилем», — и сам бегом на мостик.
На мостике картина нервная, капитан ходит широкими шагами, лоцман испуганно-вопросительно смотрит на меня. Капитан: «Ну что там!?» — «Да нормально, — говорю, — сейчас выберут и доложат». Через минуту точно — доложили пацаны по связи.
Следующая команда лоцмана: вира якорь! Капитан командует это на бак. На баке по авралу старшим третий помощник, знаменитый наш Федор Романович. До бака далеко, да и темно, ничего не видно что там делается.
Через несколько минут, уже немного успокоившись, Иван Петрович решил поинтересоваться как идет процесс выборки якоря: «Федор Романович, как там у вас дела?». Федя бодро отвечает: «Нормально. Перешел на правый борт!». Капитан в недоумении: «Не понял! Якорь цепь, что ли, на правый борт перешла?» — «Нет! Я перешел на правый борт!».
Это уже было слишком даже для Ивана Петровича!
«Федор Романович!!! Вон с бака!!! Завтра утром ко мне с дипломом!…В матросы к… матери!» — и мне дрожащим голосом: «Владимир Николаевич!...»
Мне не нужно было объяснять, что делать. Стрелой сбежал через все четыре этажа надстройки на грузовую палубу и потом спринт по 150-метровому переходному мостику на бак. Там безрадостная картина: Федя после окрика капитана, как приговоренный к расстрелу, плюнул на все условности, сел на палубу под брашпилем и курит свою последнюю в жизни сигарету. Боцман вообще потерялся среди механизмов, почему-то еще сильнее пытается затянуть ленточный стопор, а разобщенный брашпиль сам по себе вращается в холостую.
С полсекунды я не мог понять, что делать. То ли оттаскивать пьяных Федю и боцмана от этих страшных вращающихся механизмов, то ли звать на помощь. Для начала остановил брашпиль. И тут вижу, что двое моих верных практиканта с кормы уже подбегают ко мне на помощь. Втроем мы быстренько сообщили брашпиль (дело физически одному непосильное) и начали вирать якорь-цепь. Федя ходил между нами и пытался что-то мычать по-командирски, но я так гаркнул на него, что он повернулся и пошел спать. Боцман за ним.
Минут через 15 якорь был выбран. Я по громкой доложил на мостик: «Якорь в клюзе!». В ответ капитан: « Николаич, беги сюда на мостик!».
Побежал назад и матросиков-практикантов прихватил с собой.
На мостике один капитан, не считая лоцмана. Пароход как вымер, ни души не видно. А ведь экипаж — 47 человек. Что там в машинном отделении делается не видно, но подозреваю, что там справляется единственный непьющий моторист.
Лоцман как увидел, что я стал на руль, подскакивает ко мне с таким видом, что ему срочно нужно в туалет по нужде и быстро так говорит: «Давай малый ход! Вон там далеко видишь красный и зеленый огни? Это выход из порта! Счастливого плавания!» — и бегом побежал вниз на свой катер. Натерпелся бедняга. Видать не часто приходится ему встречаться с русскими моряками в этой глуши.
Иван Петрович стоял в темноте на крыле и молча наблюдал как я маневрирую между стоящими на якоре судами в сторону ворот порта. Один раз только раз подошел вплотную, посмотрел на меня внимательно и с удивлением спросил: «Ты что, трезвый что ли?» Я скромно не стал отрицать. Капитан хмыкнул: «Не понимаю…»
Вышли из порта, поставили на руль практиканта. Я сделал прокладку курса на путевой карте на ближайшие сутки. Иван Петрович ходил по мостику в темноте широкими шагами, видимо не мог решить, как быть дальше: самому заступать на вахту или нет? В живых на пароходе, кроме него, остались я с двумя практикантами и моторист в машинном отделении. Остальные неизвестно еще когда очнутся от этого психического запойного срыва.
Иван Петрович постоял с полчаса на мостике, подышал свежим морским воздухом, понаблюдал как я работаю и успокоился немножко. Подходит ко мне и уже спокойно говорит: «В общем так. Ты стоишь вахту за третьего до ноля, потом за второго с ноля до четырех. В четыре утра разбудите второго помощника, если он сможет встать, сдашь ему вахту. Если он не сможет, буди меня. Федю и старпома не трогайте — я с ними завтра разберусь. Практиканты в твоем распоряжении, больше никого нет». И ушел спать.