Начало истории можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10.
Давно была перевёрнута последняя страница, а Матвей всё так и сидел за столом, положив обе руки перед собой.
Чтение продолжалось несколько вечеров подряд. Нельзя сказать, что оно было лёгким. Часть слов будто поглотило время; они растворились в клеточках старой тетради, растаяли, как прошлогодний снег, не удержались, как унесённые ветрами песчинки.
С каждым новым прочитанным листом всё яснее проступал портрет автора дневника. Судя по всему, это был человек талантливый, неординарный, сильный. Одним словом, личность.
Полвека назад
Скорую вызвать так и не удалось. Внезапно выяснилось, что такой вызов по телефону напрямую из дома невозможен…
Коллеги помогли ему уложить Софью на кушетку, а медработник, который тоже входил в группу, ведь работа предстояла длительная, да и коллектив был не маленький, подносил к лицу профессорской жены нашатырь, слушал сердце, пульс, заглядывал в зрачки:
– Софья Александровна! Вы меня слышите? Очнитесь! – но в целом проку от его действий было немного.
Руководитель команды «ФИКУС» метался от стены к стене, порываясь ехать самому или отправить кого-то к ближайшему телефону-автомату. Но сделать ему этого не дали – инструкции были жёсткими. У Олега Валентиновича не осталось другого выбора. Нужно было звонить по экстренному номеру в «контору».
Его ум, привыкший принимать единственно верные, взвешенные, хладнокровные решения, уже просчитал возможные варианты развития событий. И потому с собеседником Олег Валентинович говорил чётко, будто готовил речь заранее, и обычным своим тоном, не терпящим возражений. Правда, в завершение монолога он всё-таки воскликнул эмоциональнее, чем следовало, что врача нужно немедля.
Повисла пауза. Человек, которого он привык видеть в сером клетчатом костюме и лицо которого с трудом бы смог описать, молчал, чем испытывал терпение учёного. А потом произнёс всего два слова: «Это невозможно». Таким равнодушным тоном – казалось, безо всякого выражения, словно они говорили о каких-нибудь пустяках.
Профессор взорвался, но на его тираду никакой реакции не последовало. Когда же он выдохся и с трудом восстановил дыхание, ему посоветовали взять себя в руки и обходиться своими силами, заверив, что ничего страшного не произойдёт и всё будет нормально.
Местному лекарю всё же удалось привести Софью в чувства. Была уже глубокая ночь. Олег Валентинович с трудом сомкнул глаза, так и не сумев погрузиться в сон.
Он всё время прислушивался к дыханию жены, которое было настолько слабым, что он постоянно вскакивал, да так и остался сидеть у её изголовья. Ресницы Сонечки подрагивали, а сама она была так бледна и слаба… Но он ничего, ничего не мог сделать. Приходилось только уповать… он и сам не знал, на что…
На следующий день выяснилось, что успешность эксперимента с собакой не так однозначна. Поведение пса вызывало много вопросов. Он перестал выполнять простые команды, которым был обучен с щенячьего возраста. Животное большую часть времени было вялым, заторможенным или вдруг его накрывало невероятное оживление, которое, впрочем, вскоре лишало собаку последних сил. Видно было, что пса словно что-то мучит, что он хочет от чего-то освободиться. Хочет, но не может…
Профессор не мог сосредоточиться на работе, его мысли были заняты состоянием супруги. Иногда ему казалось, что ей становится лучше, ведь внешне почти ничего не изменилось. Правда, Софья быстро утомлялась, обходилась односложными репликами, и нередко он заставал её лежащей на кушетке и уставившейся пустым взглядом в потолок. К инструменту она не подходила. Не встречала уставшего мужа вечерами, как прежде. Как-то Олег Валентинович попросил жену сыграть для него. Она же, опустив ресницы, еле слышно даже не ответила, прошелестела:
– Я… не могу. Да и не хочется.
Наши дни
В субботу с утра зарядил мокрый снег. По ночам ещё держался мороз, а несколько дней подряд была оттепель. И в воздухе уже чувствовалось, что зима начинает сдавать свои права. Сугробы слегка осели, стали рыхлыми, подтаивая под весёлыми и настырными солнечными лучами.
Бабушка ждала Матвея, поминутно выглядывая в окно. На оцинкованный подоконник падали крупные белые хлопья, которые тут же таяли, оставляя мокрые разводы.
Она терпеть не могла ждать, а внук почему-то задерживался. Наконец, она увидела его фигуру, пересекающую огороженный двор высотного дома.
Матвей, чмокнув на ходу бабушку и скидывая обувь, сразу потопал в кухню. Руки застыли – он оставил перчатки дома.
– Про картошку, конечно, не вспомнил, – вздохнула бабушка.
– Забыл… – сокрушённо хлопнул себя по лбу нерадивый внук. – Ба, я после сбегаю, принесу. А что на обед? – повёл он носом, вытягивая шею в сторону плиты. – То есть, я хотел сказать, давай телефон, настрою тебе приложения, что ты просила.
Бабушка только покачала головой:
– Не убежит телефон, Матвейка. Руки мой и будем обедать. А потом и настроишь, горе ты моё луковое.
Вооружившись столовыми приборами и подхватив из плетёной корзинки добрый ломоть хлеба, парень умял всё – овощное рагу, лёгкий зелёный салат и острый суп харчо, рецепт которого был привезён с Кавказа, где одно время работал дед.
– Как там твоё дело продвигается? – вдруг сама завела разговор бабушка. – Нашёл что-нибудь об учёном и его жене?
– Честно говоря, много чего нашёл, – кивнул внук. – Мне в руки попала даже его тетрадь – дневник, скорее.
– Вот это да! – воскликнула бабушка и добавила в тарелку Матвея аппетитный кусочек мяса. – Обожаю тайны! И что там, в этой тетради?
– Что-то вроде хронологии его научной работы. Вернее, целого коллектива, которым он руководил. Но… там нет фамилий. И не совсем понятно, кто есть кто. Ведь я нашёл информацию о двух изобретателях. Ба, суп сегодня – просто объеденье! – похвалил парень с набитым ртом и продолжал. – Имя одного известно совершенно точно, поскольку есть родственники по линии его жены. А второй упоминается в газетной заметке о лекции практикантам станкостроительного завода.
– И что странного? – приподняла брови бабушка. – Что тебя смущает в этих учёных?
– Да фамилии у них похожи, и не совсем ясно, то ли трудились вместе, то ли вообще друг друга не знали. Один работал… рядом с заводом. И похоже, секретные разработки. А второй на заводе лекцию читал. И тематика довольно любопытная…
– А фамилии? – уточнила бабушка.
– Первый – Савицкий, а второй – Савинов.
– Фамилию секретного учёного вряд ли в газете стали бы упоминать. Могли изменить вполне, – резонно заметила бабушка, а Матвей возразил:
– Если это один и тот же человек, вряд ли бы он стал лекцию студентам читать. Что ему, заняться нечем было?
– Ой, Матвей, не жил ты в советское время… Тогда кадры старались использовать максимально эффективно. Слышал выражение «человеческий капитал»? – бабушка поставила чайник и пояснила. – Все знания, которыми человек обладал, его умения, профессиональные навыки – это и есть капитал. Его обучали, растили профессионала, и наступало время, когда нужно было всё это эффективно использовать. Потому после вуза выпускник по распределению сразу получал работу.
– Заманчиво, – протянул Матвей. – Я-то побегал, прежде чем место мастера нашёл…
– Именно! – кивнула бабушка. – А если хороший специалист оказывался где-нибудь, его тоже, так сказать, использовали на все сто. Дед наш, помню, был в командировке в Красноярске, на конференции геологической. Так его обязали ещё консультацию музею дать, на кафедре в университете выступить и даже во Дворец пионеров пригласили, – улыбка скользнула по лицу бабушки, будто солнечный зайчик пробежал, возвращая в молодость. – Он потом рассказывал, что перед встречей с ребятнёй больше всего волновался.
– И что он, согласился? Не стал отказываться?
– Что ты, Матюш, не принято было отказываться. Как это говорилось: «Партия сказала, надо…». Дети его тогда на ура приняли, не отпускали долго, расспрашивали, все захотели геологами стать!
– Значит, этот Савицкий – изобретатель, мог и перед практикантами выступить?
– Конечно, мог. Наверняка так и было, – ответила бабушка. – Ты говорил, дневник его нашёл? И где? Как это тебе удалось?
– Да, ба, – кивнул Матвей. – Но это такая долгая история, я после расскажу. А тетрадь профессорскую – только благодаря Алисе. Рука у неё лёгкая.
Бабушка… замерла. Она тут же принялась расспрашивать, что за Алиса и где они познакомились. Узнав, что история имеет отношение к семье девушки, а тетрадь найдена возле какого-то заброшенного дома, бабушка всплеснула руками:
– Вот так романтика… Ты пригласил барышню на свидание к заброшенному дому? В моё время…
Напрасно внук пытался убедить, что это вовсе не свидание, а у них общее дело…
– Общие интересы – это прекрасно! – подхватила бабушка. – Мне уже не терпится познакомиться с этой Алисой. Судя по твоему рассказу…
Матвей закатил глаза, а бабушка, отвернувшись к раковине и намывая под струёй воды тарелки, продолжала негромко, будто бы ни к кому не обращаясь: «Говорят, что тот, кто дождётся правнуков, попадёт в рай…». Обернувшись к внуку, она, правда, мягко напомнила, что кто-то обещал принести картошки из магазина, да и приложения в телефоне тоже неплохо бы настроить…
Полвека назад
Хозяин кабинета, обшитого деревянными панелями, сегодня восседал во главе длинного письменного стола в высоком кресле. Он даже не поднялся навстречу вошедшему, а лишь сдержанно кивнул на приветствие.
Тяжёлые шторы были плотно задёрнуты, а единственным источником света служила лампа под приплюснутым абажуром цвета болотной тины, стоявшая в центре стола.
Профессору указали на кресло, приткнувшееся сбоку, но как только Олег Валентинович опустился в него, он тут же понял свою ошибку. У кресла были странно низкие ножки. К тому же оно оказалось довольно глубоким, так что учёный, провалившись чуть не до самого пола, сидел теперь с высоко задранными коленями. Выбраться на другое сиденье или хотя бы устроиться поудобнее было проблематично.
От прежней любезности вызвавшего его чина не осталось и следа. С учёным разговаривали отрывистыми фразами (будто он сам напросился на встречу и отвлекает теперь занятого человека) и таким тоном, как строгий учитель отчитывает нерадивого школьника:
– Итак, профессор, как продвигается эксперимент? Доложите о результатах и о подготовке второго этапа.
– Позвольте, – завозился в кресле изобретатель. – Разве Вам не известно, что произошло? Моя жена пострадала… Она случайно оказалась в зоне действия излучателя и, судя по её поведению, прибор оказал на неё некоторое воздействие… А это означает, что наша уверенность в том, что передатчик действует точечно, потерпела крах…
– Речь не о вашей жене, профессор, – перебил хозяин кабинета, клетчатый костюм которого сегодня был мутно-зелёного отлива (возможно, его оттенял свет настольной лампы). – Речь об успехе секретного проекта, который Вам доверили возглавить!
– Моей супруге требуется помощь специалиста! Она не отдаёт отчёт в своих действиях, она утратила профессиональные навыки. В конце концов, это живая молодая женщина, у которой вся жизнь впереди, – Олег Валентинович задохнулся от возмущения. – Врача, консилиум, всё что угодно… Ей нужно наблюдение.
– Мы не можем поместить её в клинику. Вы оба подписывали документы о неразглашении, но в её состоянии, Вы сами это подтверждаете, гарантировать ничего нельзя. Просто надейтесь на лучшее. Рано или поздно она восстановится, – какое-то подобие улыбки мазнуло по лицу «клетчатого», а в голове у Олега Валентиновича мелькнуло: «Крокодил, натуральный крокодил… Перемалывает зубами человеческие жизни и не насытится. Придушил бы своими руками…». Однако выбраться из кресла он не мог…
– То, что действие передатчика рассеивается и действует не точечно, нам только на руку. Создавать эмоциональный настрой не одному индивиду, а сразу целому коллективу, контролировать поведение определённых групп населения, вводить в подсознание масс целевую информацию – об этом мы и не смели мечтать… Вы гений, Олег Валентинович, и Вам необходимо ускорить эксперименты! – «клетчатый» успел выйти из-за стола и теперь нависал над долговязым профессором, который будто уменьшился в размерах, застрявшим в неудобном кресле.