Рассказы о Беларуси
Книга вторая
Глава семнадцатая
В бою легко не бывает
Прибыв в учебный эскадрон на казенной тройке, Янка с первых же дней с головой погрузился в занятия. Помимо общего образования, умения читать, писать и считать, будущих гусар обучали всему тому, что им понадобится в ходе предстоящих боев. Подъем горнист трубил в шесть часов утра. Отбой в десять часов вечера. С шести часов утра и до десяти часов вечера, если исключить время на завтрак обед и ужин, было для курсантов без остатка заполнено занятиями в учебном классе и в поле. Будущих гусар учили стрелять из ружей, управлять конем без помощи рук, оттачивать приемы фехтования на шпагах и саблях. Учили тому, как спасти себя и коня от вражеской шрапнели. Знания ранец, как известно, не тянут. Вся эта немилосердная муштра имела своей целью привить будущим гусарам одну простую истину – гусар не боится ни пули, ни сабли и помнит присягу свою.
Будущие гусары с завистью взирали на старослужащих, сдавших выпускной экзамен, и щеголявших в прекрасной гусарской форме. В мыслях они уже дотрагивались пальцами до своих небесно-голубых доломанов, такого же цвета ментиков и гладили ладонями венгерские узлы, вышитые на шерстяных гусарских рейтузах. И даже ощущали на своих головах высокий кивер с лакированным кожаным козырьком и серого меха султаном. Но, чтобы носить такой кивер с надписью: «Лейб-гвардии Белорусский гусарский полк», им всем предстояло пройти учебу и принять присягу. Пока же все они были одеты в форму добровольцев-вольноопределяющихся. На погонах у Янки имелась одна поперечная полоска, ведь он поступил в учебный эскадрон младшим унтер-офицером. Но никакой должности, как и все прочие литвины в его эскадроне, имевшие тот же воинский чин, Янка не занимал. А принятие присяги стало для него делом привычным. Ведь он, как мы помним, уже трижды принимал присягу. Два раза на верность Российской империи и одни раз на верность Речи Посполитой.
Ежедневная учебная маета в один из октябрьских дней была нарушена сообщением о том, что генерал-майор Суворов по пути в Санкт-Петербург изъявил желание проинспектировать учебный эскадрон Белорусского гусарского полка.
Начальник учебного эскадрона - ротмистр Шмыга – был сражен этим известием. Два дня он бегал то по учебному классу, то проверял одежду курсантов, то заглядывал в кухонные котлы. За малейшие упущения Суворов мог распечь обер-офицера прямо перед строем.
На третий день, через два часа после подъёма, ротмистр Шмыга приказал курсантам построится в две шеренги, а сам начал с тревогой смотреть на дорогу, по которой должен был приехать в учебный эскадрон генерал-майор Суворов.
Янке раньше не приходилось видеть Суворова. Он только слышал о том, что Суворов имеет огромный рост и телосложение былинного богатыря. Поэтому он был удивлен возгласом ротмистра Шмыги: «Едет!». При этом ротмистр указывал рукой на небольшую карету, в которой никак не смог бы разместиться ни один из богатырей. Карету сопровождал десяток казаков в высоких меховых шапках.
Когда карета остановилась и из неё вышел невысокий сухощавый старик в треуголке без орденов и в видавшем виды генеральском мундире, Янка приоткрыл рот.
- Здравствуйте, чудо-богатыри! - обратился Суворов с приветствием к курсантам.
- Здравия желаем, ваше высокоблагородие, - хором ответили курсанты.
- Это какой же… Суворов замялся. Это какой же командир приказал вам построиться пешими? - спросил у курсантов Суворов
- Это я приказал, - поспешил отрапортовать ротмистр Шмыга.
- Раз вы это сами, ротмистр, приказали, то вам и отменять ваш приказ. Скомандуйте курсантам: «На конь!», - приказал Шмыге Суворов. .
- На конь! – выпучив от усердия глаза, скомандовал ротмистр Шмыга.
- Пока курсанты садятся на коней, я хочу пояснить вам, ротмистр, суть моего недовольства, - обратился Суворов к ротмистру Шмыге. - Это не мой генеральский каприз. Пехотинца я узнаю по глазам и по тому, как он ставит ноги, стоя в строю, а кавалериста я узнаю по его посадке. Если кавалерист сильно давит на стремена и клонится головой к конской шее, то это плохой кавалерист. А еще хуже тот, кто его учил. Кому тяжело сидеть в седле, тот должен ездить на телеге, и, упершись ногами в передок телеги, нюхать конские бздёхи.
Казаки охраны, спешившись, со вниманием слушали Суворова.
Вскоре все курсанты сидели в седлах, образовав стройную конную цепь. Все кони под ними, согласно устава, были только белой масти.
Внимательно осмотрев каждого конника, Суворов спросил:
- Сыты ли вы, ребятушки?
- Так точно, сыты, ваше высокоблагородие, - дружно ответил курсанты.
- А старику вы что-нибудь в ваших котлах оставили?
- Отставили, - поспешил заверить Суворова ротмистр Шмыга.
- Я не вас спросил, ротмистр, - сказал Суворов ротмистру Шмыге. - Так оставили вы что-нибудь в котлах старику-генералу, ребятушки? – повторил Суворов свой вопрос.
- Не можем знать, ваше высокоблагородие, - хором ответили курсанты.
- Это хорошо ребятушки, что вы не можете этого знать, - сказал Суворов. - Раз вы об еде не думаете, значит, что вы сыты.
- Так точно! - хором ответили курсанты.
- Кашей вашей я позже полакомлюсь, а сейчас хочу пожелать вам учиться военному делу всей душой и всем сердцем. Тяжело в учении легко в походе. Если в учении будет легко, то в походе будет тяжело. Про бой так не скажу. В бою никому легко не бывает. На то он, ребятушки, и бой. Имел я летось беседу с нашим императором Павлом Первым. Кое-кто прозвал его русским Гамлетом за то, что ему повсюду призрак покойного отца мерещится. А поскольку отец его был пруссак, то и Павел хочет всё в русской армии переделать на прусский манер. А я ему возьми до ответь на это: мы пруссака искони били, так чему же нам у него учиться? Теперь вот жду награды за такие мои слова. Но это вас не касаемо. Мы сами между собой, Бог даст, разберемся. Вам же хочу сказать: если у Пруссии нам чему-то учиться, то только у тамошних черных гусар. Лютостью своей эти черные гусары Фридриха врага побеждают. Кое-кто их даже черной смертью прозвал. Но лютость хороша с врагом, но, когда враг готов сдаться, то про лютость надо забыть. Скоро вы все получите звания старших унтер офицеров. Что для старшего унтер-офицера является его иконой? На кого он должен ежедневно молиться? Простой солдат для унтер-офицера и сын, и мать, и отец, и божья икона тоже. Если унтер-офицер не заботится о рядовом, не воспитывает его, то грош цена такому унтер-офицеру. Лучше бы ему было и на свет не родиться. Учите солдат, ребятушки. И сами всегда помните, что мирное население - наш кормилец. Убьешь кормильца - сам с голоду помрешь. А теперь дозвольте и мне на кухню проследовать, чтобы подкрепиться с дороги. Отведать щец и каши.