Толерантность — на редкость неудачное слово для злободневного, задевающего всех и каждого политического термина. Оно слишком благозвучно, общеупотребительно и полисемантично в применении к конкретным, требующим однозначной оценки сторонам социальной действительности. Как и русский его аналог «терпимость», положивший начало узаконению в патриархальной России проституции с автоматическим прозванием прежде режущих слух «притонов разврата» вполне себе благозвучными, а то и вызывающими участие, «домами терпимости».
Декларация принципов толерантности, принятая на Генеральной конференции ЮНЕСКО от 16 ноября 1995 года, поспособствовала главным образом распространению в мире ЛБГТ‑движения и практики легализации однополых браков, на декларируемых «достоинстве и ценности человеческой личности», «интеллектуальной и нравственной солидарности человечества» и «взаимопонимании, терпимости и дружбе между всеми народами, расовыми и религиозными группами» сказавшись, соответственно, самым разрушительным образом. Что принципиально, документ из полутора тысяч слов дамы и господа из ЮНЕСКО составляли целых 22 дня, в среднем по 68 слов в день, а всё потому, что заседали в благословенном Париже с его пятизвёздочными отелями и статусом мирового центра интимной моды и сексуальных свобод, а не в одном из тогдашних палаточных лагерей беженцев из Чечни, Ирака или Руанды, где скорость написания документа зависела бы только от профессиональных навыков машинистки из местных волонтёров.
В то время как послевоенный Запад неуклонно рос над собой, переходя от официального признания шедевром анимационного искусства «Черномазки и семи гномов» Роберта Клампетта к номенклатурному переименованию шедевра детективного жанра Агаты Кристи «Десять негритят» сначала в «Десять маленьких индейцев» («Десять индеанят»?), а затем в «И никого не стало…», советские народы продолжали коснеть в дремучей неполиткорректности, неумолчно твердя о притеснении негров в Америке и раз за разом объявляя сверхурочные трудовые вахты в пользу десятков миллионов голодающих негритят постколониальной Африки. Они и посейчас не привыкнут к неологизмам «афроамериканец» и «чёрный», ибо за неимением в советском прошлом свободы слова и печати в современном его воплощении даже не догадывались вкладывать в сугубо антропологические термины «негр» и «негритос» уничижительного и тем более расистского смысла.
Впрочем, в выборе не слов дело, а приоритетов в достижении цели всеобщего мирного сосуществования. Как всякое техническое изобретение обречено служить прежде всего военным целям (вспомним фабрично заминированные детские игрушки, успешно опробованные американцами во Вьетнаме), так и любой правовой акт в первую очередь на руку деструктивным, девиантным элементам, если вместо правил запретительного свойства устанавливает нормы разрешительного характера. Так уж исторически сложилось, что запреты более конкретны и обоснованы и не подвержены столь широкой трактовке и лёгкому выворачиванию наизнанку, как адски благонамеренные разрешения, дозволения, допущения. Похоже, Всемирную декларацию обязанностей человека и гражданина следовало принимать ООН после Второй мировой войны, а не его прав и свобод, исподволь выродившихся в право и свободу делать всё, что не запрещено законодательно, тогда как далеко не всё губительное для человечества может быть юридически сформулировано и табуировано. Непрофессионально говорить в переполненном пассажирском поезде, что каждый от рождения имеет право на отправление естественных надобностей, вместо того чтобы установить жёсткий порядок на посещение туалета лицами разного пола, возраста и состояния здоровья, а шарик давно тот же переполненный поезд. Непедагогично говорить в многодетной семье, что каждый ребёнок свободен по рождению и по гроб волен поступать как считает нужным, мира и покоя в такой семье не будет, как, впрочем, и в однодетной. И совсем нелогично и чревато представлять государство кораблём, должным неустанно плыть навстречу свободе и демократии, ибо свобода и демократия на корабле — кратчайший путь на дно бездонного океана времени.
Итак, какой нормальный человек усомнится, глядя на сегодняшнюю вакханалию нравов, что терпимость не есть попустительство низменным чувствам человека и толерантность не есть правовое признание его животного начала?
Да, о «Десяти…», пардон, об «И никого не стало…» Агаты Кристи. Куда, мать их, смотрят эти политкорректировщики с толерантистами из пятизвёздочного ЮНЕСКО? В мире полно ́ людей, у которых никого из близких не стало, каково им будет брать в руки книгу со столь циничным, глумливым названием? По‑моему, до конца следуя букве и духу Декларации принципов толерантности, злосчастное литературное произведение следует переопубликовать под четвёртым и на этот раз окончательным и бесповоротным вариантом заглавия: Агата Мэллоун, «Без названия». Вот именно, заодно пошёл он куда подальше, этот подлый блудодей Арчибальд Кристи, чуть не доведший королеву королев детектива до самоубийства в са́мом начале её долгого и плодотворного творческого пути.
В медицине термин «толерантность» обозначает полное снижение сопротивляемости организма к вирусам и патогенным бактериям, приводящее к серьёзным осложнениям заболеваний вплоть до летального исхода. В фармакологии своё понимание толерантности, но также отрицательного свойства, а именно как привыкание организма на повторное введение лекарств, наркотиков или психоактивных веществ, отчего пациенту требуется всё бо́льшая и бо́льшая доза для достижения требуемого эффекта.