— Откуда ты это знаешь? — удивилась Гудруна. — Ведь тебе только четырнадцать лет!
Но все ее слова и вопросы были напрасны. Ирландец не отвечал, и это казалось ей уже странным. Ей все еще не верилось в то, что она наконец-то пришла в себя, вновь обрела свободу и снова может жить как прежде. Почему же она лежит, и не произносит ни единого слова? «Может быть, у меня отнялся язык, когда он бил меня? „ Мне стало страшно. Она уже готова была кричать, но внезапно тишину разорвал его голос, такой властный и повелительный, что у Гудруны по спине пробежал мороз.
Как я дошла до жизни такой?
За что мне палка палача?
«Ирландца, похоже, собирались бить, и ему это не очень нравилось.
Бедный малыш, — думала Гудру-на, — ну куда же смотрит его мать? А сам этот урод, который его отец, видно, не мог справиться с ним — вон как он его вздул, вместо того, чтобы просто поучить! Но почему же она не вмешивается? Она же отлично знает, что с пьяным никаких хлопот! Зачем она не убежала тогда? Теперь бы она уже сидела в тюрьме. А ее сын и не догадывается, что его отец его настоящий отец! Это все равно, что сказать ― и мать тебя бросила! Не испытывая ни малейшего раскаяния, он продолжил песню.
О, плывут на крыльях то ли осы, то ли мошки,
Песню поют: «Как жесток этот мир!
Видно, и мать была ему немила,
Значит, и он не знал, как любить.
Вы, так называемые друзья,
Посмотрите: бедняжка глухонемой,
Затуманен он злой непогодой,
Запутался в жизни не по уму.
Чтобы легче жить,
Чтобы горя не знать,
Может, ты, Россия,
Не забудешь нас.
Сбрось же с нас цепи,
Мы не рабы!
Пусть враги ликуют,
Победоносны