Погода наконец-то располагает к прогулкам, и по этому поводу мы открываем сезон литературных экскурсий. Сегодня, в день рождения Николая Гумилёва, предлагаем прогуляться по петербургским адресам поэта.
3-я Советская, 32
Доходный дом Шалина на пересечении 3-й Советской и Дегтярного переулка — первый петербургский адрес Гумилёва (поэт родился в Кронштадте, а первые годы провел в Царском Селе). Семья занимала квартиру №8 под самой крышей.
«В этой квартире жизнь еще была расписана не им, — пишет литературовед Вячеслав Недошивин в книге «Прогулки по Серебряному веку», — завтрак, разговоры о делах и политике, прогулки, чтение вслух, вечером зажигались свечи, приходили гости, хрустели белые скатерти. Когда отец, ходивший не раз в кругосветки, начинал рассказывать о морских походах или когда читали вслух о путешествиях, гимназист Коля деловито раскладывал «взрослую» карту и пытался отмечать маршруты героев». Здесь же он писал первые стихи — тоже, конечно, о путешествиях.
С тех пор дом Гумилёва изменился мало с той разницей, что улица 3-я Рождественская сменила название на 3-ю Советскую. О поэте здесь, правда, ничего не напоминает (дом-музей Гумилёва в Петербурге так и не был создан ни по одному из его адресов; небольшая экспозиция есть в музее-квартире его сына, историка и этнографа Льва Николаевича Гумилёва).
Лиговский пр., 1/43
Находившаяся в этом здании гимназия Гуревича на тот момент считалась одним из самых прогрессивных средних учебных заведений Петербурга с блестящим педагогическим составом. Но Коле Гумилёву так не нравилось здесь учиться, что даже улица, на которой она стояла, потом всю жизнь наводила на него тоску. Вряд ли дело, впрочем, было в конкретной гимназии: во всех своих школах он учился одинаково неохотно, на экзамены приходил неподготовленным (и заявлял изумленным экзаменаторам: «Я считаю, что прийти на экзамен подготовившись — это все равно что играть краплеными картами!»), а в седьмом классе даже остался на второй год (правда, уже в другой гимназии, Царскосельской). Когда наконец получил аттестат, в нем была всего одна пятерка — по логике. Зато за год до окончания гимназии он уже издал свой первый поэтический сборник — «Путь конквистадоров».
Сегодня здание переоборудовано под гостиницу. О поэте и здесь ничего не напоминает: памятные места Гумилёва в Петербурге редко отмечены мемориальными табличками, да и те установлены по инициативе местных жителей и общественных организаций без участия городских властей.
Тучков переулок, 17
«Тучка», как ласково называли это место Гумилёв и Ахматова — их, по сути, единственный совместный петербургский адрес. Впрочем, все не так просто — как и вообще в их отношениях.
Гумилёв влюбился в Ахматову еще будучи гимназистом. Шесть раз он делал ей предложения (что не мешало ему, впрочем, в промежутках заводить многочисленные романы), а когда в 1910 году наконец получил согласие, ни один из родственников невесты не пришел на свадьбу — семья Ахматовой считала этот брак заведомо обреченным. Надо сказать не без причин: брак действительно продлился недолго.
«Тучку» можно лишь с натяжкой назвать общим домом Ахматовой и Гумилёва: их «основной» дом был в Царском Селе у родителей Гумилёва, а комнату в квартире №29 в Тучковом переулке Гумилёв снял осенью 1912 года, чтобы быть поближе к Петербургскому университету, в котором тогда восстановился. И как предполагает Недошивин, «чтобы быть подальше от сына-младенца, которому только-только исполнился месяц». Хозяйка квартиры, как вспоминал поэт Георгий Иванов, долго колебалась сдавать ли комнату: «Собственный домик, говорите, в Царском? Комнатку, чтобы переночевать, когда наезжаете? Верю, сударь. Только в поеты публика идет, извиняюсь, не того…» Но супруги действительно подолгу жили здесь вместе, украсили стены трофеями из африканских экспедиций Гумилёва, шутя разговаривали друг с другом некрасовскими стихами и «хохотали до обморочного состояния».
Социалистическая, 20/65
В квартире на Ивановской (сейчас Социалистической) поэт поселился в 1918 году, вернувшись в Петроград с Первой мировой войны. Туда он в 1914 году, несмотря на освобождение от военной службы по состоянию здоровья, отправился добровольцем (в отличие от подавляющего большинства коллег: те, хоть и писали военные стихи, предпочитали наблюдать за военными действиями с безопасного расстояния) и вернулся героем с двумя Георгиевскими крестами.
В период его жизни здесь произошел окончательный разрыв с Анной Ахматовой и новая женитьба — на Анне Энгельгардт. Как он позже рассказывал поэтессе Ирине Одоевцевой, когда Ахматова объявила ему, что хочет развестись и выйти замуж за другого: «Меня как громом поразило. Но я овладел собой. Я даже мог заставить себя улыбнуться. Я сказал: «Я очень рад, Аня, что ты первая предлагаешь развестись. Я не решался сказать тебе. Я тоже хочу жениться». Я сделал паузу — на ком, о Господи?.. Чье имя назвать? Но сейчас же нашелся: «На Анне Николаевне Энгельгардт». И гордый тем, что мне так ловко удалось отпарировать удар, я отправился делать предложение Анне Энгельгардт — в ее согласии я был заранее уверен».
В послереволюционном Петрограде царил такой голод, что как-то раз Корней Чуковский, придя к Гумилёву в гости на Ивановскую, от слабости потерял сознание на пороге. «Очнулся я в великолепной постели, — вспоминает писатель. — Едва я пришел в себя, он с обычным своим импозантным видом внес в спальню старинное расписанное матовым золотом блюдо, достойное красоваться в музее. На блюде был тончайший, почти сквозной, как папиросная бумага, не ломтик, но скорее лепесток серо-бурого хлеба, величайшая драгоценность тогдашней зимы».
Литейный пр., 24
Сегодня Дом Мурузи знаменит в первую очередь музеем-квартирой Иосифа Бродского (которую в нем лет двадцать пытались открыть и несколько месяцев назад все-таки открыли). Но в историю русской литературы он вошел за много лет до этого.
В начале XX века здесь жили Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, и их квартира была главным салоном петербургского поэтического мира: здесь считали себя обязанными побывать все, кто претендовал на звание поэта. Явился с визитом и двадцатилетний Гумилёв, но был буквально осмеян хозяевами салона. «Дразнили беднягу, который преглупо стоял, — вспоминал Андрей Белый, тоже присутствовавший при «экзекуции». А потом Мережковский, сунув руки в карманы, буквально выгнал юного поэта: «Вы, голубчик, не туда попали! Вам здесь не место».
Но на этом взаимоотношения Гумилёва с Домом Мурузи не закончились: уже после революции в одной из пустующих квартир обосновалась основанная им литературная студия «Дом поэтов».
Ул. Радищева, 5
Один из последних адресов Гумилёва и всего один из двух домов в Петербурге, где о нем напоминают мемориальные таблички. В квартиру на втором этаже он с Анной Энгельгардт въехал весной 1919. Роскошные апартаменты, как пишет Недошивин, раньше принадлежали брату бывшего председателя Совета министров Штюрмера — но толку от роскоши было немного, потому что жить, спасаясь от холода, можно было только в одной комнате да в прихожей, которую поэт превратил в свой кабинет.
Именно здесь, в квартире на Преображенской, 14 апреля 1919 года родилась дочь поэта, Елена. Правда, вскоре он отослал жену с новорожденной дочерью к матери в Бежецк, где было безопаснее и лучше с продовольствием, и остался на Преображенской один. «Квартира была трепаная и обставленная чем попало, — вспоминал поэт Георгий Иванов. — Хозяйство Гумилёв вел весело. Любил приглашать к себе обедать и с церемонной любезностью потчевал пшенной кашей и селедкой. Если обедала дама, обязательно облачался во фрак и белый жилет и беседовал по-французски».
Ул. Шпалерная, 25
3 августа 1921 года, когда Гумилёв вернулся в занимаемую им тогда комнату в Доме Искусств (Невский, 15), там его уже ждала засада. Его арестовали по делу «Петроградской боевой организации Таганцева», про которое историки до сих пор не пришли к согласию: существовала ли вообще эта организация или дело было полностью сфабриковано? И если существовала, то имел ли к ней отношение Гумилёв? Выяснить правду по-прежнему сложно: архивы по делу до сих пор не рассекречены.
Дом предварительного заключения на Шпалерной, куда его поместили, был первой в России следственной тюрьмой. Он был построен в 1870-х годах по американской системе: двери камер выходили на ярусные переходы, внутри — большой двор для прогулок. Что происходило за стенами тюрьмы после ареста Гумилёва, известно тоже очень приблизительно. Ирина Одоевцева в книге «На берегах Невы», ссылаясь на ходившие в литературном окружении слухи, пишет , что допрашивавший поэта следователь вошел в доверие к Гумилёву, читая наизусть его стихи и ведя с ним философские диспуты, а сам обвиняемый «не только не скрывал своих монархических взглядов, но даже сильно преувеличивал их» (такое отчаянно героическое поведение было вполне в его духе). Следствие было стремительным: уже через несколько дней поэт был приговорен к расстрелу, а в ночь на 26 августа приговор привели в исполнение.
Даже место расстрела Гумилёва в точности неизвестно, как и место захоронения. Некоторые предполагают, что это был Ковалёвский лес в районе арсенала Ржевского полигона, другие — Бернгардовка во Всеволожске, третьи называют район пристани Лисий Нос, четвертые —Пороховые. Зато известно, что и умер он так же, как жил — героем. Поэт Георгий Иванов в своих мемуарах «Петербургские зимы» цитирует близкого к ВЧК Сергея Боброва: «Этот ваш Гумилёв… Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук. Улыбался, докурил папиросу… Даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Мало кто так умирает».
Материал на нашем сайте: «Этот город воды, колоннад и мостов»: гид по Петербургу Николая Гумилёв
Автор: Светлана Ворошилова
Городской блог о Петербурге и петербуржцах Скамейка
