При подготовке статьи о фанатичном большевике первого (Ленинского еще) набора, одном из создателей ЧК и отце-основателе армейских особых отделов, чья непримиримость и жестокость заставляли трепетать тех, в ком он заподозрил врага и содрогаться от воспоминаний о нем тех немногих, кто такой момент пережил, кого созданный с его участием режим в последствие бессудно расстрелял, не взирая на вынесенный ему судом оправдательный приговор, я в сети обнаружил стихотворение одного из его соратников – латыша Александра Владимировича Эйдука.
Статья называется «Как Берия расстрелял отца-основателя особых отделов» и рассказывает о расстрелянном в числе прочих под Саратовом осенью 1941 года Михаиле Сергеевиче Кедрове.
Эйдук, как и его патрон – Михаил Сергеевич Кедров, был человеком разносторонне развитым (без какого-либо ёрничества).
Кроме работы в ЧК, Эйдук был сотрудником, а затем и полпредом СНК РСФСР при ARA (Америка́нская администра́ция по́мощи) и всех иностранных организациях помощи голодающим с ноября 1921 до 1922 г.; год строил Семиреченскую железную дорогу в Аулие-Ата, председательствовал в акционерном обществе по реализации неликвидных фондов промышленности при ВСНХ, в правлениях треста «Строительства и проектирования стекольных заводов» и АО «Рационализации и изобретательства», потом опять строил, теперь Прибалхашский медноплавильный комбинат в Казахской ССР и судоверфь «Дальпромстрой» в Комсомольске-на-Амуре.
Затем, до 1938 года, когда его расстреляли, Эйдук проработал на руководящих должностях в ГУЛАГе.
Но, видимо, только служба в следственном аппарате ЧК доставляла Александру Владимировичу истинное наслаждение.
О ней он вспоминал с ностальгией, о чем рассказал один из первых советских невозвращенцев Соломон, работавший с Эйдуком в Наркомвнешторге.
«Мы сидели у моего письменного стола. Вдруг с Лубянки донеслось (ветер был оттуда) «заводи машину!» И вслед затем загудел мотор грузовика. Эйдук застыл на полуслове. Глаза его зажмурились, как бы в сладкой истоме, и каким-то нежным и томным голосом он удовлетворенно произнёс, взглянув на меня:
— А, наши работают…
Тогда я еще не знал, что означают звуки гудящего мотора.
— Кто работает?.. что такое? — спросил я.
— Наши… на Лубянке… — ответил он, сделав указательным пальцем правой руки движение, как бы поднимая и опуская курок револьвера. … Разве вы не знали этого? — с удивлением спросил он. — Ведь это каждый вечер в это время… «выводят в расход» кого следует…
— Какой ужас! — не удержался я.
— Нет, хорошо… — томно, с наслаждением в голосе, точно маньяк в сексуальном экстазе, произнёс Эйдук, — это полирует кровь…».
Именно эта работа вдохновила Эйдука написать стихотворение «Цветы ЧК», которое в 1921 году было опубликовано в Тифлисском сборнике лирики «Улыбка ЧК».
«На вашем столике бутоны полевые
Ласкают нежным запахом издалека,
Но я люблю совсем иные,
Пунцовые цветы ЧеКа.
Когда влюблённые сердца стучатся в блузы,
И страстно хочется распять их на кресте,
Нет большей радости, нет лучших музык,
Как хруст ломаемых и жизней, и костей.
Вот отчего, когда томятся Ваши взоры,
И начинает страсть в груди вскипать,
Черкнуть мне хочется на Вашем приговоре
Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»».
Другого самодеятельного лирика на поэзию потянуло, когда он получил портфель, да какой — в службе контроля за семенным материалом при губернском земотделе. В Оренбуржье. Самое начало двадцатых. Время, сами понимаете, не хлебное. А тут — заведовать хлебом! Сударев от избытка чувств начал вести стихотворный дневник.
«Никогда в моем кармане
Не водилися гроши,
Лишь в белье моем дырявом
Завсегда водились вши.
Но теперь, когда в России
Наступил голодный год,
Я живу великолепно,
Без нужды и без забот.
Я теперь и сыт, и пьян,
Я одет по лучшей моде,
И под видом проб семян
Граблю хлеб при Наркомпроде.
Купил себе штаны, рубаху,
Ботинки, брюки с гимнастеркой,
Приличный френчик, одеяло
И много мелочей различных.
Теперь живу я, слава Богу,
Богато, сыто и тепленько,
Нужду забыл и ежедневно
Расход веду на двести тысяч».
Эйдук и Сударев поэтами не были и стихосложением занялись, можно сказать, от переизбытка чувств.
Для Михаила Голодного (Эпштейн), Джека Алтаузена и Эдуарда Багрицкого (Дзюбан) поэзия была профессией.
Михаил Голодный
(Баллада)
«…Стол накрыт сукном судейским
Под углом
Сам ГорбА сидит во френче
За столом.
Суд идёт революционный,
Правый суд.
Конвоиры гада-женщину
Ведут.
"Ты гражданка Ларионова?
Садись!
Ты решила, что конина
Хуже крыс.
Ты крысятину варила нам
С борщом!
Ты хлебА нам подавала
Со стеклом.
Пули-выстрела не стОит
Твой обед.
Сорок бочек арестантов...
Десять лет"...
Суд идёт революционный,
Правый суд.
Конвоиры начугрозыска
Ведут.
"Ну-ка, бывший начугрозыска
Матяш,
Расскажи нам, сколько скрыл ты
С Беней краж?
Ты меня вводил, Чека вводил
В обман,
На Игрени брал ты взятки
У крестьян!
Сколько волка не учи-
Он в лес опять...
К высшей мере без кассаций-
Расстрелять!"
Суд идёт революционный,
Правый суд.
Конвоиры провокатора
Ведут.
"Сорок бочек арестантов!
Виноват!...
Если я не ошибаюсь,
Вы - мой брат.
Ну-ка ближе, подсудимый,
Тише, стоп!
УзнаЮ у вас, братуха,
Батин лоб...
Вместе спали, вместе ели,
Вышли-врозь.
Перед смертью, значит,
Свидеться пришлось.
Воля партии - закон.
А я - солдат.
В штаб к Духонину! Прямей
Держитесь, брат!"
Суд идёт революционный,
Правый суд.
Конвоиры песню "Яблочко"
Поют…».
Читая эти строки, я вспомнил диалог из рассказа жены высокопоставленного чекиста Миронова («Агнесса. Исповедь жены сталинского чекиста». Автор Яковенко Мира Мстиславовна).
– А если бы я действительно оказалась белогвардейкой, шпионкой? - Если бы тебе приказали меня расстрелять, ты бы меня расстрелял? – он отвечает ей вполне искренне:
– Расстрелял бы.
Я не поверила своим ушам. Меня?! Меня расстрелял бы? Расстрелял бы… меня?! Он повторил так же безапелляционно:
– Расстрелял бы.
Я расплакалась. Тогда он спохватился, обнял меня, стал шептать:
– Расстрелял бы, а потом застрелился бы сам… – И стал меня целовать.
Слезы мои высохли, и хотя я еще повторяла: “Да, да, как ты мог хоть на миг такое подумать!” – но я уже шла на компромисс: если застрелился бы сам, значит, всё-таки любит.
В 1930 году комсомольский поэт Джек (Яков) Алтаузен (1907-1942) опубликовал следующее стихотворение:
«Я предлагаю Минина расплавить,
Пожарского. Зачем им пьедестал?
Довольно нам двух лавочников славить,
Их за прилавками Октябрь застал,
Случайно им мы не свернули шею.
Я знаю, это было бы под стать.
Подумаешь, они спасли Россию!
А может, лучше было не спасать?»
С началом Великой Отечественной войны Алтаузен сам ушёл “спасать Россию”. Он, первым из поэтов Великой Отечественной, был награждён орденом Красного Знамени, а 27 мая 1942 года погиб, принимая участие в неудачном наступлении Красной Армии на Харьков.
Свое стихотворение ТВС (странное название стихотворения представляет собой принятое медицинское сокращение для диагноза «Tuberculosis», другой вариант названия «Плесенью лезет туберкулёз…») Эдуард Багрицкий написал в 1928 году.
Поэт вкладывает в уста Дзержинского, который по сюжету стихотворения обращается к умирающему от туберкулеза, следующие слова:
«А век поджидает на мостовой,
Сосредоточен, как часовой.
Иди — и не бойся с ним рядом встать.
Твое одиночество веку под стать.
Оглянешься — а вокруг враги;
Руки протянешь — и нет друзей;
Но если он скажет: «Солги»,- солги.
Но если он скажет: «Убей»,- убей.
Я тоже почувствовал тяжкий груз
Опущенной на плечо руки.
Подстриженный по-солдатски ус
Касался тоже моей щеки».
И стол мой раскидывался, как страна,
В крови, в чернилах квадрат сукна,
Ржавчина перьев, бумаги клок —
Всё друга и недруга стерегло.
Враги приходили — на тот же стул
Садились и рушились в пустоту.
Их нежные кости сосала грязь.
Над ними захлопывались рвы.
И подпись на приговоре вилась
Струей из простреленной головы».
Читая этот фрагмент, кажется, что Багрицкий обвиняет участников того, что происходит в стане, того, что называют революционными преобразованиями.
Но, нет, Багрицкий проводит в стихотворении мысль, что цель оправдывает средства.
Это видно из следующих строк, являющихся детализацией фразы из Интернационала «Весь Мир насилья мы разрушим До основанья»:
«О мать революция! Не легка
Трехгранная откровенность штыка;
Он вздыбился из гущины кровей,
Матерый желудочный быт земли.
Трави его трактором. Песней бей.
Лопатой взнуздай, киркой проколи!
Он вздыбился над головой твоей —
Прими на рогатину и повали».
О Багрицком написано и сказано немало, но самая яркая характеристика содержится в словах автора, имя которого я сознательно в статье не назову.
Догадаетесь, кому они принадлежат, пишите в комментариях.
«Он слишком уж влип (если не сказать, вмазался) в Революцию (то есть в мясорубку, в Бойню, в Смуту) и в Гражданскую войну. Но с поэта какой же спрос? С поэта взятки гладки. Это еще воспитанный и старорежимный Блок доказал».
Здесь автор, видимо имеет в виду стихотворение Блока «Поэты».
«За городом вырос пустынный квартал
На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты,- и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Напрасно и день светозарный вставал
Над этим печальным болотом;
Его обитатель свой день посвящал
Вину и усердным работам.
Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и пряно.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно».
«Эти блоковские слова действительны на весь поэтический российский эскадрон «поэтов и гусар летучих», - продолжает свою мысль автор цитаты - на всех безумцев и пророков, мудрецов и детей, не умеющих ценить жизнь и не понимающих, что такое смерть: ни своя, ни чужая. «Ты будешь доволен собой и женой, своей конституцией куцей, а вот у поэта — всемирный запой, и мало ему конституций!»».
«Настоящее искусство неподсудно, а поэты обходятся без этики, одной эстетикой. … Он (Багрицкий) пишет о войне — и хочется бежать, стрелять, рубить кого-нибудь шашкой».
«Страшная сила поэзии разрушительна и непреодолима. Безбашенные поэты могут запросто снести крышу с любого общества, с любой страны. Доля русской поэзии в катастрофе 1917 года очень велика. А жертвы этой поэзии всё равно поставят томики Разрушителей на свою книжную полку. А то и станут декламировать их стихи в камерах смертников и на нарах концлагерей. Красота не только спасет мир. Она же его и погубит».
Однако Бездна не прощает неосторожных «ау!». И Бездна услышала его. Сам поэт ушел вовремя, счастливым, небитым (критиковать за вольности, за партизанщину и прочее его «Думу про Опанаса» стали только в 1949 году). Астма обострилась, одолела пневмония, и Багрицкий ушел в феврале 1934 года. Его хоронили красиво, как он хотел: кавалерийский эскадрон, сабли наголо. Лавина обрушилась на его близких. В 1937 году забрали Владимира Нарбута (из лагерей он не вернулся). Лидия, вдова Багрицкого, пошла в НКВД заступиться за зятя. Она вышла оттуда через 17 лет, в 1956 году. А Всеволод, начинающий поэт, enfant terrible, хулиган и оригинал, ушел на фронт в 1941 году военным корреспондентом. Его убили уже в 1942-м, он не прожил и 20 лет. Мать сначала не могла его проводить, потом похоронить. Как тесен мир!
Невестой Всеволода была Люся Боннер. У нее тоже всех арестовали. После смерти Всеволода Люся пошла на фронт. Она станет женой Андрея Дмитриевича Сахарова и яростным антисоветизмом искупит безоглядную веру Всеволода и Эдуарда. В могилу Багрицкого на Новодевичьем попросились потом Олеша и Шкловский. Как будто искали защиты. А его юный друг Николай Дементьев, с которым вместе он хотел умереть в атаке с сумкой, полной стихов Тихонова, Сельвинского и Пастернака, покончил с собой в 1935 году. Он отказался быть осведомителем НКВД, и молодого поэта затравили. Шторм смыл всё, кроме стихов. Их выкинуло на берег, отшлифованных морем, играющих алмазными гранями. И мы собираем их на берегу, эти жемчужины поэзии. Вызревшие в раковине Катастрофы.
Не забудьте кликнуть на иконку с оттопыренным вверх большим пальцем и подписаться на канал. Тогда увлекательное разноплановое «чтиво» будет Вам доступно всегда.
С уважением. Михаил.
Ну, и уж, коль скоро, Вы такой поклонник литературы 20-ых, то, возможно, Вам будет интересна статья «Здравствуйте, товарищ Булгаков! Что - мы вам очень надоели?» , собравшая большое количество восторженных откликов читателей.
Вот некоторые из них:
«Необыкновенной исторической глубины рассказ!!! Автор-опустил плуг-на максимально возможную глубину-и поднял огромный пласт чернозёма - творчество гениального Булгакова-его влияния на судьбы и умы, взаимоотношения со Сталиным и правительством-какое поразительное бесстрашие!!!! И - злобные псы советской бюрократии-как красиво показаны!!!».
«Классно. Давно не испытывал такого эстетического удовольствия от прочитанного. Респект автору!»
«Очень интересно, глубоко и познавательно».
«Прекрасно! Спасибо. Ну, кроме, Молотова, конечно».
«Очень интересно, автору спасибо и риспект».
«Ух, ну и письмо, сейчас прочитал и мурашки по коже, а представляю конец 20-х...».
Статья "Иуда", в которой я рассказал читателям канала о двух, мягко говоря, не очень красивых эпизодах из жизни Маяковского, связанных с именами Булгакова и Шаляпина, напротив, многих покоробила и воспринята как попытка осквернить и изгадить светлый образ гения поэзии.
А вообще в архиве канала уже более сотни статей и каждый сможет здесь найти для себя что-то интересное.
