Наткнулся в ящике на заграничный паспорт и усмехнулся. Какая ирония - лежит, пылится, почти истёк срок, скоро менять. А зачем? Границы закрыты, а те, что открыты не сильно и прельщают. И вообще, такой вой над нашими болотами, что даже баскервильский пёс позавидовать может, все тоскуют по путешествиям. Мостовые Парижа, итальянские радости, испанская коррида, древности Греции – стандартный набор примет, выделяющий «понимающих» от остальных. Поэты, да простят меня коллеги по цеху, кто и не был нигде дальше Таллина, рефлексируют о запахах свободной жизни. Ну, пусть, тем любая трагедия – повод для рифмы. Остальные ропщут, но уже и тихонько радуются возвращаемому проценту за отдых в родных землях.
С Турцией неловко вышло, но тут уж «Восток – дело тонкое».
А я, разглядывая свой запылившийся паспорт, вот о чём подумал. Мои путешествия всегда со мной, в любой момент, ежесекундно, семь дней в неделю. Мне нет нужды срываться с места, хватать чемодан, мчать в аэропорт. И хотя я всё это люблю и практиковал ранее, пока весь мир закрыт, я путешествую в своём воображении, по всем тем местам, куда ступала моя нога, или ступали ноги моих друзей.
Вот тонкий запах дениш в Дюссельдорфе, где я не был никогда, но об этом запахе мне рассказала Саша Зайцева. Вот шпили строгой и игривой, сказочной и страшной готики в Польше, я про них знаю не понаслышке, я смотрел на каменные иглы, разглядывал горгулий, восхищался виртуозной работе каменщиков, слушал дивные органы, и ставил свечи неведомым воплощениям моего Отца Небесного.
Прибалтика, что так нелюбезно встречала меня порою, и которая была хлебосольна и нежна со мною же. Хутора вдоль трассы, добрые хозяйки, вкуснейшая кухня, прибой в Паланге и страсть в Клайпеде. И бесконечные дюны, за которыми живёт шум прибоя.
Чехия, где меня и обманули, и обворовали, но и подарили самое восхитительное знакомство с Прагой. Огромные батоны и лебеди, с шипением вырывающие прямо из рук куски белой, тёплой мякоти. Уставшие ноги любимой жены и ледяной компресс прямо на скамейке в парке, чтобы снять усталость. Простая, но вкусная еда, которая мне всегда по душе, потому что все эти танцы вокруг микроскопических порций модных шефов, не выполняют основную функцию общепита – не утоляют голод, освобождая кошелёк.
Я помню Испанию, да что там, я чувствую испанский жаркий полдень, когда на газонах в тени редких кустов тут и там отдыхают молодые люди, потому что Сиеста, а все заведения закрыты, по той же причине. Жизнь вернётся позже, когда часы пробьют семнадцать часов. И всё придёт в движение, улицы заполнятся народом, откроются ставни на окнах, заиграет музыка и измождённая женщина под аккомпанемент гитары расскажет грустную историю своей жизни. Этакий испанский блюз.
Будапешт и Голубой Дунай, два города и две цивилизации, купальни и красивейший замок с непроизносимым названием. Поиск аптеки и смешная покупка пластыря от мозолей. Молчаливое напоминание о войне, один вид которого вызывает слёзы и заставляет непроизвольно сжимать кулаки – обувь на набережной. Такая простая и страшная деталь, а сила выразительности колоссальная.
Я закрываю глаза и брожу по улочкам баварских деревушек, финским каменным лесам, яблоневым садам исчезнувшей страны – ГДР, рижскому рынку и ещё бог весть где. Все эти города и страны во мне, и стоит только захотеть, как я переношусь в них. Это ли не свобода? Вероятно, это именно она и есть. Ведь, когда существовал СССР и между нашими системами висел пресловутый железный занавес, я и тогда путешествовал, не обращая внимание на границы. Книги были моими проводниками в незнакомый мир. Они знакомили меня с огромным миром, что ждал своего часа, чтобы предстать передо мной лично. Однажды он дождался меня, дождётся и опять.
А пока следует заняться заменой паспорта, никогда не знаешь, когда кривая моего везения предложит мне билеты на самолёт за пределы моей прекрасной Родины.
* * *
Плитки шоколадные дюссельдорфских крыш
солнце оближет так, что станет завидно.
На углу Хоффельдштрассе кофе на вынос беру и дениш
с таким восхитительным кремом и теплым повидлом.
Отсюда недалеко есть чудесный парк,
в котором скамейки пахнут спелым летом.
Мое утро сегодня будет устроено так,
что ничего не будет важнее, чем это.
Чем этот кофе, и мой размеренный шаг,
и юбки длинной полы в пыли сладчайшей,
ванильный ветер из булочной и «Гутентаг»
какого-то господина, и поворот ближайший
на узкую улицу, где с шоколадных крыш
падает солнце в дырки резные кленов.
Завернут бережно в бумагу свежайшийдениш,
ответственным булочником испеченный.
И знаю я, что он «настоящий герой,
встающий в четыре ради сдобного теста,
любовь его без лукавства и суеты пустой,
жизнь без трехстраничного манифеста.
И в этом мне открылся трепет всех высших правд»,
и, с губ облизывая тончайшую сладость сливок,
я знаю, что жизнь моя стоила того, чтоб так
встречать однажды утро,
и этот обрывок
дней моих хранится в божьем столе,
в левом ящике, среди открыток и фото,
как память, что люди бывают счастливы на земле,
и, значит, удачной,
пожалуй,
была
Его
суббота.
Саша Зайцева
