Сегодня важный день в моей жизни. Правда, не такой важный как пятилетие в Черногории, но структурообразующий для моей личности.
День рождения моей бабушки, Елены Кузьминичны.
Удивляюсь, почему я, столь сильно любившая дедушку, так редко о нём пишу и даже не помню дату его рождения. А о бабуле, великой и ужасной, пожалуйста! О ней я точно быстрее напишу книжку, чем о своём «мерипоппинском» Фелюше.
Наверное, из-за колоритности и мощи её образа, когда в помещение сначала вплывал её императорский бюст, потом появлялась Она, во флере спирта и духов «Ландыш», все прочие звуки и запахи исчезали.
Спустя годы спрашиваю себя, почему она не выбрала «Красную Москву», они добавили бы совершенные нотки к её портрЭту.
Бабушка любила вместо звука «е» произносить «э» - бухгалтэрия, пионэры, крэм. Наверное, если бы застала цифровую эпоху, произносила бы «компьютЬЕр» в противовес прочим «э» и из противоречивости характера.
Бабушка совсем не пила, и не любила. В нашей семье основную алкогольную нагрузку взял на себя дедуля. Спиртом от неё пахло по причине любви к софоре японской крымской). Это растение цветёт серёжками, которые адепты народной медицины невероятно ценят. Елена Кузьминична настаивала софору на 70% спирту и мазала ею всё и всех подряд! Себя тоже, в качестве дезодорирующего средства.
Царапина? - Софора!
Зуб болит? – Софора!
Горло?? – Только софора!!
Нос не дышит? – Тут вариативность появляется: либо выжимка из листа алое, либо…, правильно, софора, чтобы выжечь нафиг всю слизистую!
Бегая в «казаки-разбойники», упала и разодрала в хлам колени?
– Не реви, дуура! Сейчас софорой намажу.
– Не наадоо соофооорой!
– Рот закрой, сказала, и ко мне!!
В Елене Кузьминичне сочеталось несочетаемое: царственная стать и хабальский острый язык.
В далекие времена моего детства и позже, пожалуй, до 90-хх, пока у российского населения не появились возможности ездить туда, куда хватает фантазии и финансов…
- Куда все ездили? – спрошу я вас
- Верно, в Крым! – сама же отвечу на очевидное (Сочи не счёт, да простят меня они!)
Большинство родителей стремились в мой родной город. В Евпаторию.
Она тогда называлась ярко - Всесоюзная детская здравница, что и было начертано на всех возможных городских поверхностях.
Потому с конца мая по конец августа в Городе было не протолкнуться в прямом смысле слова. Одних только детей приезжало за лето тысячами в пионерские лагеря, добавьте «дикарями» с родителями, доказывая незыблемость начертанного.
В те далёкие годы еще не было всех этих забегаловок на любой вкус, как сейчас. На весь город была одна единственная Диетическая столовая № 1, и с раннего утра и до темноты в нее втекал голодный, обозленный, измученный отдыхом людской поток.
Остальные ели по домам и квартирам, где снимали углы, и стояли в бесконечных очередях в магазины, делая обозленными уже местных жителей или несчастных детей местных жителей, которые вместо того, чтобы бултыхаться в море, проводили часы за молоком. Часы!
Я была одной из этих несчастных.
На фига людям было столько молоко летом?
Вот, например, моей бабушке зачем было нужно столько молока? Вот не помню, чтобы мы его пили каждый день или каши ели. Но маяту свою бесконечную на жаре помню прекра-асно!!!
А еще помню, как бабуля моя, любительница развлечений рынком и магазинами, тоже «как бы» стояла «за молоком». Точнее, она, как главнокомандующий, стояла во главе очереди у кассы и следила, чтобы никто без очереди к кассе не пролез.
Пройти мимо нее не мог никто, город был переполнен родителями с детьми, потому предлог «я с маленьким ребенком» не прокатывал у бабули, она вполне резонно замечала, что у всех дети. Беременные тоже не вариант, на очередь до десяти беременных попадалось, и когда бабушка громким вопросом в правильной тональности ставила очередь в известность о факте очередной беременности, очередь начинала волноваться, мол, вас таких беременных много, а мы пусть и не беременны, но в том не виноваты… Ох, Елена Кузьминична была стратегом! Ганнибалом евпаторийского продовольственного Карфагена!!
Мамы с детьми инвалидами тоже пролетали, как «фанера над планетой» – ещё одно экспрессивное выражение из лексикона моей бабули…
Поскольку город – здравница союзного значения, соотношение больных и здоровых детей было примерно равным, а значит, и права тоже.
А если кто, не зная о нраве Елены Кузьминичны, пытался наглостью взять кассу, тот мог схлопотать жёстко, не взирая на половую принадлежность, ей было до лампочки, кто, мужчина или женщина, рискнул нарушить правила ею установленные.
Да, стоит признать, евпаторийцы не были добрыми самаритянами, и мне на доброту тоже было фиолетово! Только об одном тогда думала: зачем-я-то в очереди, если бабушка в ней же?? До сих пор думаю…
Были счастливые, которые приезжали отдыхать, а не выживать и страдать, о еде они по большому счету не думали, а просто ели то, что предлагал им пляжный сервис.
Пляж в то время был городом в городе. Сейчас, конечно, не так, и людей столько нет, и детей.
Прошлым летом особенно часто вспоминала на пустынных из-за ковида будванских пляжах, как в далёком детстве закрывала глаза, концентрировалась на слухе, и в ушах начинала нарастать симфония морского прибоя и несмолкаемого гула детских голосов.
Приезжая в Город уже позже в более-менее осознанном возрасте, лежа на пляже, закрыв глаза и отдавшись полностью во власть слуха, я любила играть звуками, отделять шум прибоя от шквала криков и визга, смеха и плача, ругани и увещеваний, всего того, что сопровождает симбиоз дети и море.
Бесполезно, они неотделимы - море и дети!
В звонкое детское разноголосое пение вступал а капелльный родительский хор.
В одних случаях, и таких было больше, усилия направлялись, чтобы немедленно вытащить своих чад из моря:
- Павлик, немедленно вылезай из воды! Ты уже синий весь и трясешься. Все больше в воду не пущу!
В других уговоры в море зайти:
- Ирочка, не бойся. Не плачь, я держу тебя, ты не утонишь, потрогай, какая водичка хорошая, посмотри, как другие дети плавают. Ну для чего мы приехали, если ты в воду ни разу не зашла?!
Это многоголосая партитура волн и людей звучала во мне, расширяясь и заполняя собой все пространство. А фоном шли соло чаек и попсовые шлягеры с прогулочных теплоходов, которые волею капитанов прерывались на приглашения «выйти в море на получасовую морскую прогулку к Памятнику морякам – десантникам».
Помните трогательное:
«Аллегро, анданте, и снова… аллегро»…
Сейчас пляжи в сравнении с далеким прошлым, когда не было выбора, где и как отдыхать, едва заполнены. Но сравнения убивают суть, а она такова, что Город прекрасен был тогда, прекрасен и сейчас, хотя, буквально, убит воровством местных чиновников и политикой…
- А политика причём? – возможно спросите вы
- А звучание испортилось, энергия с душком, по очевидным причинам.
Но это был есть и будет моим родным городом, в котором жила женщина с тяжёлым характером и тяжёлой же рукой – бабушка моя Елена Кузьминичны, у которой сегодня день рождения.
Фото Елены Кузьминичны у меня, к сожалению, нет, но нашла снимки «курортного» периода, но, конечно, не советского, а много позже.
Для атмосфЭры, так сказать…!