Дед мой по материнской линии, Карасев Тимофей Дмитриевич;- штабс_капитан артиллерии, герой войны 1914 года, награжденный именными часами из рук самого Николая 2,потомок графа Осипова, человек благородный и сердобольный, не отказавший в просьбе ни кому из своих односельчан, половина из которых была ему родней; - полагал ли он, что его же родня в один «прекрасный час» придет его-же раскулачивать? Повод для раскулачивания был один; - живет богаче других. Причем отобрали все, начиная с дома и заканчивая детскими валенками. Пустили по миру всю семью Карасевых, всех от мала до велика. Но что удивительно почти все выжили, не выжил только дед, после года скитаний по чужим хатам, не вынес горечи такой несправедливости и помер. Старшая дочь обосновалась в Москве, вышла замуж, и дожила до старости вполне счастливо. Сын Константин по совершеннолетию пошел в армию, после армии поступил в военно-медицинское училище, и к окончанию Великой Отечественной Войны был уже полковником медицинской службы. Сын Анатолий чьим именем назвали меня, был призван в действующую армию в июле 41-го, и в сентябре того же года пропал без вести на полях сражений. Мать его Варвара Прохоровна, всю оставшуюся жизнь горевала; - Где же Толюшка твои белые косточки похоронены, не упадет на них материнская слеза. С оставшимися троими детьми Варвара Прохоровна (моя бабушка) попала в эвакуацию и волею судеб оказалась в солнечном Таджикистане, в его столице Душанбе. Другой дед, по отцовской линии, Луканов Сергей Иванович тоже воевал в Первую Мировую ,только на стороне Антанты, а если быть более точным ,то он был призван в Болгарскую армию ,и будучи убежденным русофилом ,в первый же бой сдался, после чего был сослан в Сибирь. Да, так и прижился в Сибири, женился на девице Анне, и так в Сибири появился род Лукановых. Дед Сергей, был мужик продвинутый, подсуетился, взял в аренду кусочек реки и стал намывать золотишко. Пережил Революцию, НЭП, настрогал детишек, в том числе и моего папу, тоже Сергея. В процессе коллективизации лишился заимки, где намывал золото, но пережил это и продолжал растить детей. Началась Война. В 42 году на семейном совете было принято решение об отправке сына Сергея в армию, если бы не отправили в армию сына, то лишились бы единственной коровы и все дети во время войны вряд ли бы выжили. Сын Сергей после артиллерийской учебки ушел на фронт. Дошел до Кенигсберга, где был контужен в апреле 45-го. и после ранения попал Самаркандский военный госпиталь. По демобилизации оказался в городе Душанбе, где познакомился с Карасевой Галиной Тимофеевной, впоследствии моей мамой. Образовалась еще одна ячейка общества, в которой родилось и было успешно воспитано трое детей; - Сергей -1950г.р., Ирина-1952г.р., Анатолий-1962г.р. (т.е. я) Родня по отцовской линии, его мать Анна Матвеевна, отец Сергей Иванович, его братья и сестры (соответственно мои тетки и дядьки) после войны тоже переехали в Среднюю Азию, в город Ашхабад. К концу 80-х все дети Галины Тимофеевны и Сергея Сергеевича, уже имели свои семьи, причем каждый из нас (их детей), имел высшее образование и занимал в социуме достаточно высокие ступени. Старший брат Сергей возглавлял монтажно-наладочный участок, сестра занимала пост зам. министра, я был директором ремонтно-строительного предприятия. Каждый из нас имел собственное жилье, растил своих детей и не предполагал что, очень скоро всей этой идиллии наступит конец. Набирала обороты - Перестройка, детище Ставропольского механизатора. В Республике зрели антирусские настроения. Вначале 90-х начался отток русскоязычного населения из Таджикистана. Теща уехала к родне в Саратов, моих родителей мы перевезли на Украину, где купили им домишко под Мелитополем. Разве кто-то мог предположить тогда, что славянское Триединство распадется на Россию, Украину и Беларусь. В Таджикистане началось противостояние «юрчиков» и «вовчиков». «Юрчики»- в основном представители Кулябской диаспоры ратовали за независимый Таджикистан, как светское государство. «Вовчики» т.е. вахобиты в основе своей выходцы из Горного Бадахшана, готовы были воевать за независимость под зеленым знаменем Ислама. Брат сколотил общину переселенцев, и они начали готовиться к отъезду в Таганрог. На грузовые контейнеры очередь была на полгода вперед. 1991 год, воинствующие юнцы устраивают погромы в центре Душанбе; ЦУМ, ювелирные магазины, грабят и избивают всех подряд. Милиция просто исчезает из города, ее нет. К студенческим общежитиям подвозят водку, раздают анашу, бородатые дядьки наставляют ; - Громите все подряд, бейте кафиров (неверных). На улицах беспредел, из близлежащих к городу кишлаков, на грузовиках начинают приезжать селяне, с белыми повязками на голове ,стоя во весь рост в кузове грузовиков, с криками «Аллах Акбар»они утюжат улицы города, распугивая редких прохожих. Армия в лице 201 дивизии безмолвствует, приказ в конфликт не вмешиваться. Я какими-то закоулками на своих красных Жигулях, вырываюсь из центра и, подъезжая к Мостопоезду это район где я живу, с семьей, вижу толпу воинствующих юнцов вооруженную палками, сметающую всех и вся на своем пути. Съехав с главной дороги на дорогу, ведущую к нам в жилой массив, боковым зрением вижу жену, выходящую из магазина. Останавливаюсь, впихиваю жену в машину, рядом вижу мать одноклассника, хватаю ее за руку, тяну к машине, кричу; - тетя Люба скорей в машину. Запрыгнув за руль, срываюсь с места, вслед летит град камней и палок. Уже у подъезда нашего дома оторопевшая тетя Люба произносит; - Толик, ты что-л.? До вечера сидим за столом, на кухне, пьем чай с вишневым вареньем. Вечером провожаем тетю Любу до дома, благо она живет на соседнем жилмассиве. Горожане начинают собирать дружины самообороны. Дороги вокруг жилых массивов перегораживаются металлическими контейнерами из под мусора. Мужики вооружаются кто чем; кто-то ходит по двору с топором, кто-то с охотничьим ружьем, кто-то марширует с куском металлической трубы. К ветке чинары растущей в центре двора, подвешивают обрезок рельса, это рында, система оповещения общего сбора. Ночью перед каждой из многоэтажек горит костер, дежурят дружинники. Телефонной связи нет, старший брат Сергей встретился с кем – то из горисполкома и привез несколько военных раций. Одну из них устанавливаем у меня в квартире, теперь у меня дома штаб местной самообороны. Брат Сергей и зять Пулат, водрузив на «Ниву» советский государственный флаг Таджикистана, мотаются по городу, координируя дружины. На защиту города встают все горожане; и русские и таджики и армяне и осетины все понимают, что если не объединиться, то город разграбят кишлачные банды. Силами дружин выходим на главные улицы и взрывпакетами и выстрелами из ружей распугиваем кишлачных вахобитов. На окраинах беспредел, бандиты вламываются в квартиры, грабят и разоряют. После всех событий жена встретила бывшую сотрудницу их НИИ и не узнала ее, женщина всю ночь простояла у входной двери своей квартиры с топором в руках, утром дети с трудом разжали ее руки, чтобы вынуть топор, за ночь она полностью поседела. Неделя противоборства и город начинает оживать. Продавцы магазинов заделывают фанерой дыры разбитых витрин. Боязливо озираясь, идет по улице милиционер. Начинает движение общественный транспорт. Во дворах многоэтажек каждый день стоят по пять-шесть контейнеров, народ пакует свой скарб. Разъезжаются по всему миру; в Германию, в Израиль, в Америку ,в Белоруссию, на Украину, основная масса переселенцев в Россию. Ребята из соседнего дома предлагают съездить к Фрунзенскому исполкому, там дня три назад на ступенях у входа, толпа обезумевших, обкуренных ублюдков разорвала пополам русскую девчонку, сначала ее насиловали всей толпой, человек сто-стодвадцать, нет, я оговорился человек там, был один – эта девчонка, и стодвадцать озверевших от запаха крови животных. Подъехав к исполкому, выходим из машины, вход в исполком закрыт, рядом ни кого нет. Кто-то из ребят произносит; - Смотри даже, крови нет, наверное, это люди придумали страшилку. - Нет, не придумали - наклонившись над ступенями, я замечаю между плитами засохшую кровь и кусочки человеческого жира. Молча, закуриваем и присаживаемся на ступени. Дома, жена Элла на кухне пьют кофе с кумой, Леной Ладной, она живет этажом выше. - Толь,а ты можешь как нибудь спрятать монеты, чтобы их не нашли на таможне? -обращается ко мне с вопросом Лена.-- Тащи монеты и какою-нибудь бытовую технику .Спустя некоторое время, я за столом на кухне разбираю старенький «VEF»и обернув каждую золотую «Николаевку»в целлофан, укладываю монеты между деталями приемника. Собираю приемник в обратном порядке, включаю, работает. - Мама очень переживает - Лена, глубоко затянувшись, выпускает дым, и отрешенно смотрит в окно. Дело в том, что Маргарита Михайловна родовитая донская казачка, а чтобы уехать в Израиль, ей пришлось переделывать свидетельство о рождении, по которому она теперь потомственная еврейка. Ничего переживет-;филосовски замечаю я- Выучит иврит и будете вы настоящие ашкенази. Ребенка чем кормить; - спрашивает Элла. После того как я ее и тетю Любу вытащил из толпы погромщиков, у Эллы пропало молоко, последствия стресса. У меня детолакт от Сережки остался; - откликается на вопрос Лена. Сережка, сын Лены, мой крестник. По крайней мере, странно, крестить ребенка перед отъездом в страну, где официальная религия Иудаизм. Просто мать на уровне инстинкта, пытается с помощью обряда крещения оградить свое дитяти от будущих невзгод. Нет, русский это состояние души это не нация, это таинство веры. Крещеный еврей Димка Райхман, мой друг, уехавший двумя годами ранее в Израиль, яркое тому подтверждение. Когда ему в Израиле предложили принять Иудаизм, он ответил просто; я крещеный и богов не меняю. Сережку мы крестили месяц назад в нашей Православной Русской Церкви, которая находится рядом с Русским кладбищем. Кладбище расположено на нескольких горках и захоронения, начинающиеся с пологой части этих горок, доходят до самых ее вершин. На самой высокой - Аллея Афганцев, - ребят вернувшихся домой в цинковых гробах. Через одну горку от Афганцев, на самом ее верху похоронен мой племянник Сережа, трагически погибший в ноябре 1988года. Немного ниже Баба Тоня-бабушка жены. Ближе к середине горки похоронена баба Варя, мать моей матери. Рядом оградка дяди Вани, моего дяди, бывшего фотокорреспондента ТАСС, здесь же в одной оградке могила тети Риты, старшей сестры моей матери, она была акушеркой. Когда на Пасху Православные идут похристосоваться со своими умершими родственниками, то глядя на кладбищенские горки снизу, кажется что они , шевелятся. Движение транспорта замирает, и люди идут сплошным потоком. Погода на Пасху в Душанбе, как правило, солнечная и на душе у всех благодать-Праздник. Весь оставшийся 91год, помню смутно. Единственное яркое воспоминание-поездка на Памир в конце декабря, со старшим братом Сергеем, едем на его «Ниве» в Хорог-это столица Горного Бадахшана. От Душанбе до Лангара дорога сухая, доезжаем без особых приключений. В Лангаре идет дождь, вернее дождь начинается с Тавильдары, А в Лангаре он переходит в мокрый снег. Чем выше мы поднимаемся по перевалу Сагир-Дашт, тем крупнее хлопья снежинок. На самом верху перевала, дорожники перегородили путь. Ждем колонну из Калаи-Хумба. Выхожу из машины, закуриваю и вглядываюсь в близстоящие скалы, где-то здесь должна быть надпись; - «Сергей Луканов поехал прямо» и стрелка в пропасть. Это чешские путешественники Зигмунд и Ганзелка решили так увековечить память об их проводнике по Памиру, классном водителе и по совместительству моем отце. Как они объясняли потом свой поступок, - Это чтобы все решили, что ты съехал с трассы и погиб, а ты будешь жить долго. Да, похоронка на отца один раз уже приходила, в Сибирь из под Кенигсберга, А он взял и выжил. Из за поворота со стороны Калаи-Хумба появляется грейдер расчищающий снег, за грейдером движется колонна: три «уазика» и две черные «волги». Это министр автотранспорта возвращается в Душанбе из Горного Бадахшана, где он был с проверкой. Сегодня последний день работы перевала, но мы успеваем спуститься в Калаи-Хумб. Обратно возвращаться придется через Киргизию. Вечер, из Калаи-Хумба выехать не можем. Два придурка на Афганском берегу палят друг в друга трассерами. Пули летят в сторону нашей трассы. Уже есть жертвы. Председатель соседнего колхоза со своим водителем пытались проскочить, теперь метрах в двухстах от выезда из Калаи-Хумба их «уазик» уткнувшись в скалы, стоит на обочине. Ночью, когда все утихомирилось, с выключенными фарами выезжаем в Хорог, Луна освещает дорогу. В Хороге, останавливаемся на постой у давнего знакомого. Днем занимаемся работой, подписываем командировочные, пытаемся выяснить у своих постоянных заказчиков о работе на следующий год, никто ни чего не знает, и планировать будущий финансовый год ни кто и не пытается. На все воля Аллаха. После обеда едем по магазинам ;покупаем большой ящик сигарет «космос».благо он здесь еще по старой советской цене 70коп.,в Душанбе он уже 2р50к за пачку, покупаем два мешка сахара, в Душанбе сахара в продаже нет. Вечером возвращаемся к Давлатшо, это тот знакомый, у которого мы остановились. Допоздна гоняем чай и беседуем о судьбах Мира, но даже самые смелые предположения не могут описать будущего бардака, в который втягивают страну с гордым названием СССР кудесники из Беловежской пущи. Поздно ночью выхожу покурить на веранду. Закурив, вглядываюсь в ночь, на реке Пяндж движение; - мелькает свет фонариков, слышна приглушенная шумом реки, речь. Захожу обратно в дом, и спрашиваю; что это там на реке.— А, это ночная торговля; обреченно машет рукой Давлатшо, --в Афган сахар, обратно героин, ни кто не вмешивается. . Утром выезжаем в Мургаб, впереди два перевала Кызыл Арт и Ок Байтал. До Мургаба добираемся за десять часов, двигатель на перевалах захлебывается и надсадно гудит, следствие разряженного воздуха,— высокогорье. Мургаб,— только на карте город, а по факту, это несколько глинобитных кибиток; магазин-сельпо, почта, военная локаторная станция и одноэтажная малюсенькая гостиница, куда мы и пытаемся пристроиться. Старая киргизка, сидящая рядом с «буржуйкой» установленной прямо в фойе гостиницы, ни в какую не хочет пускать нас на ночлег. –---Вы два мужчина, а я один женщина, нельзя. Убалтываем семидесяти летнюю кокетку, и она открывает один из двух местных номеров, красная бумажка червонца пропадает под многочисленными одеждами вместе с кулачком старушки схватившим его. Стены номера покрыты инеем, на окнах лед. Вдоль стен стоят две металлические кровати, белье ледяное, но все равно теплей, чем на улице, хотя бы нет ветра. Разуваемся и прямо в одежде залезаем под одеяла. Ранним утром старушка стуком оповещает об окончании постоя. Машина простоявшая ночь на тридцати градусном морозе не заводится, сел аккумулятор. Заводим с толкача, Сергей уперевшись одной рукой в стойку двери другой держит руль, я уперся руками в багажник, начинаем движение, слава Богу под горку, ноги скользят по льду, КПД—0.Наконец авто набирает хоть какую то скорость Сергей запрыгивает за руль, я бегу за машиной, руки примерзли к багажнику, машина заводится, я ору во все горло. Сергей останавливается и я, подышав на руки, отрываю их от багажника --Перчатки одевать, однако надо – глубокомысленно замечает Сергей. Пока Сергей прогревает, машину подхожу к краю дороги, зрелище не описуемое облака подо мной, меж облаков выглядывает ниточка дороги, по которой едут малюсенькие машинки, да высота здесь приличная три с лишним тысячи метров. Двигаемся в Ош. В Оше обедаем, едем дальше. На границе Киргизии и Узбекистана пост ГАИ, гаишники, приняв на себя обязанности таможенников шманают всех подряд. Очередь доходит до нас, гаишник, увидев в багажнике мешки с сахаром, начинает рассказывать, что сахар из Киргизии вывозить нельзя. Пытаемся объяснить, что сахар куплен в Таджикистане и везется обратно в Таджикистан, но наши объяснения не имеют силы, пока не подкрепляются двадцатипятирублевой ассигнацией. По Узбекистану едем без приключений. На посту ГАИ между Узбекистаном и Таджикистаном, гаишник лениво зевает и просит закурить, отдаем пачку «космоса», гаишник машет палочкой,— проезжай. Документы и груз его не интересуют. Скоро будем дома. Новый 1992год весь бывший СССР встречает в растерянности. Все бывшие республики стали независимыми государствами, а что делать с этой независимостью ни кто не знает. По бывшим республикам совершает вояж известный демократ Собчак, заезжает и к нам в Таджикистан. Вечером, после официальных встреч и речей о демократии и независимости, в узком кругу единомышленников, Собчак называет все своими именами, --Ребята хапайте все, что сможете объекты республиканского подчинения, объекты федеральные, все, Москве не до вас. Начинается передел, точнее беспредел. Новое противостояние площадей на одной «юрчики» на другой «вовчики». Город в ожидании новых беспорядков. Брат Сергей выбивает несколько товарных вагонов под погрузку в Орджоникидзеабаде, это городишко в двадцати километрах от Душанбе. Начинаем погрузку вещей нашей переселенческой общины. В родительском доме перевалочная база, благо двор большой и места хватает на всех. Домашний скарб свозится к нам во двор, здесь мы его сортируем, грузим в «КАМАЗ» и отправляем Орджоникидзеабад. В Орджоникидзеабаде вещи из «КАМАЗА» перегружаются в вагоны, следим за погрузкой. Подходит седобородый старец в старом полосатом чапане (халате) и с интересом наблюдает за погрузкой. Некоторое время спустя он обращается ко мне – Сынок уезжаете? - Да, ота(отец),уезжаем . А, куда,- слезящиеся от старости глаза пытливо вглядываются в мое лицо. – В Россию, я стыдливо отвожу глаза. – Сынок, а ты где родился, не отстает старик. - В Душанбе. – Значит твоя Родина здесь?- пытает старик. - Этого не объяснить воинствующим вахобитам, избивающим русских женщин и разграбляющим наши дома. – Не ведают что творят, - старик протягивает ко мне руки – Прости сынок. Мы как-то глубоко по христьянски обнимаемся с ним, в попытке понять и простить друг друга. У каждого на глазах слезы, слезы не понятых обид, слезы будущих и прошедших потерь, горечь одной общей беды. Беды, которую предстоит пережить каждому из нас.- И ты прости отец – шепотом отвечаю я.Товарные вагоны с пожитками членов нашей общины уходят в Россию. Брат со своей семьей и болонкой Пимпочкой летит в Таганрог самолетом, сестра Ирина тоже летит с ними. Мы с женой остаемся в Душанбе. Хотя дети уже перевезены в Саратов к теще ,в душе теплится надежда ,что все устаканится и жизнь вернется в прежнее русло. Свое строительное предприятие, я по устной договоренности передаю одному знакомому узбеку. Тот с азиатской хитростью предлагает расплатиться со мной за предприятие и оборудование деньгами с расчетного счета моего предприятия оставленными для уплаты налогов. Мне эти аферы уже не интересны, подпись в банке изменена и он снимает со счета все деньги. Живем на два дома. Дом родителей в центре и квартира на Мостопоезде. И там, и там голые стены. В родительском доме посреди зала сиротливо стоит пианино, перевозить его в Россию слишком хлопотно. Вечерами жена музицирует. Тоска и безучастность. Видя мою хандру от безделья ,один хороший знакомый предлагает маленький совместный бизнес .Они с братом в Регаре(небольшой промышленный город в 60 км от Душанбе)устроили коптильный цех,Регарский Аллюминивый Завод получает по бартеру в обмен на аллюминий,мороженную рыбу и отдает им в коптильный цех, а реализация готовой продукции не налажена.Подключаюсь к этой теме. Рыба -морской окунь горячего копчения(пальчики оближешь),но очень маленький срок реализации. Развожу по магазинам образцы, всем нравится. Налаживаю сбыт, имея свой процент с продаж. Часть рыбы продаю с лотка .Заработок неплохой ,и мысли о переезде не так часто лезут в голову. В городе продолжается противостояние. НА одной из площадей митингуют "юрчики" на площади Ленина митингуют "вовчики".В один из дней тысячи три митингующих во главе с вооруженными "калашами" "вовчиками"выдвигаются в сторону Комитета Госбезопасности и Министерства Внутренних Дел. Здания этих ведомств находятся на одной улице и стоят напротив друг друга. Неминуема бойня. С территории 201 дивизии кто-то из офицеров самовольно выгоняет тяжелый танк и преграждает дорогу толпе. Вооруженный авангард "вовчиков" не рассчитывающий на такой ход развития событий мгновенно исчезает. Оставшаяся толпа помитинговав тоже расходится. На следующий день один из лидеров вахобитского движения ,выступая по республиканскому телевидению, объявляет все русскоязычное население заложниками исламской революции. Мотивировка его выступления такова-Россия в лице 201 дивизии вмешивается во внутриполитические процессы республики Таджикистан. И что же вы думаете ?Ельцин ,Шушкевич ,и Кравчук сказали ему -Ай,яй,яй? Никто из них этого и не заметил, каждый из новых царьков дербанил свои республики ,прикрываясь лозунгами демократии, им было не до нас. И вот теперь взирая на последствия деятельности всех псевдодемократов начиная с Михаила Сергеевича,хотется задать нашей Православной Церкви риторический вопрос ,-а не предать ли всю эту плеяду АНАФЕМЕ? Ведь миллионы людей по всему бывшему Советскому Союзу пострадавшие от разрушительной деятельности этих политиков уже давно в душе их прокляли. Может быть такая оценка Церкви остановит будущих революционеров, и поднимет степень ответственности нынешних правителей. Но все это вопросы совести и веры .А у людей способных росчерком пера разрушить устои поколений таких вопросов не возникает. Вопросов о правоте своих действий не возникало и у политиков рвущихся к власти в агонизирующем Таджикистане. Стычки боевиков и федеральных властей переместились на переферию.В Кулябе несколько лиходеев умудрились разоружить офицеров кадрированного полка. Оружие и военная техника ушли в народ.Кто-то из Кулябских умельцев приспособил скорострельную "шилку"на шасси" КАМАЗА",оружие получилось страшное. Назревало крупномасштабное кровопролитие.
Щебет птиц и гомон играющих во дворе детей ,доносящийся из открытой на балкон двери, перечеркивает сухой раскат очереди крупнокалиберного пулемета. Подхожу к балкону и осторожно выглядываю во двор, двор пуст, дети минуту назад игравшие в песочнице разбежались по подъездам, тишина такая что кажется даже воздух застыл и съежился от испуга. Раздается вторая очередь, стреляют со стороны казарм "ОМОНА".Любопытство берет верх над страхом ,и я спустившись во двор, направляюсь в сторону "ОМОНА".Подойдя поближе к зданию ,вижу широко распахнутые ворота и толпу людей окружившую "БТР",стоящий посреди двора. В толпе замечаю знакомых ребят, обратившись к одному из них ,спрашиваю в чем дело.-Тоху убили -отвечает знакомый,а выстрелы пулемета ,это ребята прощались с ним. Тоха-это сокращенно ласкательное от имени Тахир. Тахир ,мой товарищ и сосед по родительскому дому, младший офицер "ОМОНА". Он ,в составе группы вчера выехал на спецоперацию и подорвался на гранате. Протискиваюсь сквозь толпу к "БТР",на лафете в гробу лежит Тоха ,предсмертная гримаса боли застыла на его восковом лице. В состоянии анабиоза отхожу от "БТР" ,закуриваю чтобы придти в себя. В толпе начинается движение. Гроб с лафета снимают и на руках,сменяяя друг друга ,бегом вся масса людей выдвигается в сторону главной дороги. Я тоже отдав дань уважения своему товарищу подставляю плечо к гробу с телом Тахира. На перекрестке с главной дорогой, движение перекрывается, все рассаживаются по машинам и автобусам, гроб ставят обратно на лафет, и колона выдвигается в сторону мусульманского кладбища. Кавалькада медленно двигается через весь город. На перекрестках не останавливаемся ,на узких участках встречные прижимаются к обочине. На подъезде к кладбищу две машины сопровождения выезжают вперед и перекрывают главную дорогу с обоих сторон ,освобождая путь колоне. За поворотом машины останавливаются и гроб с телом Тахира снимают с лафета и перекладывают тело на носилки. Дальше на подъем все двигаются бегом. Носилки с телом Тахира несут впереди всей процессии ,уставших сменяют люди из сопровождения. Вот последний подъем и процессия достигает вершины холма. носилки опускают рядом с могилой. Люди и подъезжающие за ними машины рассредоточиваются по плато. К черной "волге" стоящей поодаль от остальных машин походит парень в тюбетейке и открывает заднюю дверь. Из машины выходит человек одетый в черный велюровый чапан с белым тюрбаном на голове. Это Тураджонзода - Кази калон (верховный судья шариата) Таджикистана. Он степенно холодным ,колючим взглядом оглядывает все вокруг. Рядом с могилой выстраивается взвод автоматчиков .По команде офицера звучат несколько коротких автоматных очередей,"ОМОН" отдает воинские почести своему сослуживцу. Тураджон зода подходит к могиле и обращаясь к людям стоящим большим полукругом ,начинает свою речь. Пламенная речь оратора захватывает, лица слушателей напрягаются ловя каждое слово говорящего. Тураджонзода говорит на Фарси(таджикском)смысл речи звучит примерно так;-Тахир погиб как Джахид,он погиб во имя веры, за независимость Таджикистана. Эти предатели веры кулябцы безнаказанно убивают наших ребят ,мы должны отомстить за Тахира,-Аллах Акбар,Аллах Акбар -вторит толпа. Тело Тахира укутывают в саван, и устраивают в специальной нише выкопанной в стенке могилы .Каждый из присутствующих подходит к могиле , чтобы бросить горсть земли. Вечером за чашкой чая ,рассказывая жене о похоронах Тахира (да упокоится его душа) я вдруг отчетливо понимаю, что полномасштабная братоубийственная война в Таджикистане начнется со дня на день. На следующий день даю объявление газету;-"Ищу попутчиков на товарный вагон в Украину".Дня через три звонят ребята и предлагают место в товарнике ,их две семьи и едут они в Симферополь, Оплачиваю свою часть вагона, отъезд через две недели ,начинаем готовится к отъезду. С Украины приезжает отец.Цены на недвижимость в Душанбе,падают катастрофически. Вахобиты цинично рассуждают:-зачем покупать у русских жильё,если они его и так оставят нам,а сами убегут в свою Россию.За домом на Шевченко просим приглядеть соседку тетю Машу,квартиру на Мостопоезде сдаём в наём студентам из Лаоса.Через год,два надеемся вернуться,жизнь нормализуется,и мы сможем продать своё жильё.Кто-же тогда знал,что бедную тетю Машу убьют в 2000-м из-за нашего дома,а трёхкомнатную квартиру придётся отдать за тысячу долларов.Жена самолётом вылетает в Саратов,куда заблаговременно переправили детей к её матери. Наш товарняк ставят под погрузку.Ребята попутчики грузят свою мебель и прочий домашний скарб,вдоль стен вагона,стараясь оставить место для моих "жигулей".Вагон однодверный,машина в полную ширину не проходит,ставим машину на бок и на двух колесах загоняем её в вагон.
