Кто такая мама, при чем тут рыбы и зачем странные незнакомцы смотрят на Хавьера Бардема? Все, что мы знаем о новом фильме Даррена Аронофски. Рассказываем в формате «До просмотра фильма и после».
ДО
Еще до премьеры фильма, когда вышли только первые трейлеры, «мама!» (авторы настаивают на написании с маленькой буквы, а российские прокатчики не боятся запутать зрителя памятным ужастиком с похожим названием) стала самым загадочным проектом сезона объявляется новый проект с простым названием. Фильм сразу оброс толстым слоем различных теорий относительно сюжета и того, чем в итоге обернется этот притворяющийся хоррором проект.
На тот момент, когда у «мамы!» были тизер и трейлер, из которых мало что понятно, мы видели, что супружеская пара в исполнении Хавьера Бардема и Дженнифер Лоуренс поселилась в отдаленном особняке (очевидно, довольно старом), но их покой нарушают незваные гости в исполнении Эда Харриса, Мишель Пфайффер, Доналла Глиссона и других. Героиня Лоуренс очень нервничает из-за незнакомцев в доме, а вот герой Бардема, наоборот, очень спокоен, сообщая, что «они пришли посмотреть на меня». Из всего этого вырастает кромешный ужас с торчащими религиозными мотивами, отсылками к «Ужасу Амитивилля» (Лоуренс обнаруживает в подвале дома Красную комнату) и «Ребенку Розмари» Романа Полански.
Религиозные мотивы легко угадываются и в двух прекрасных постерах фильма, которые нарисовал иллюстратор Джеймс Джин:
Из разосланного пресс-релиза программы Венецианского кинофестиваля удалось выудить следующую информацию: героиню Лоуренс зовут Вероника — и она беременна (отсюда название фильма), а героя Бардема зовут Альфред Белл — и он поэт. Одна из его книг стала культовой, поэтому незнакомцы так хотят на него посмотреть. Собственно, намек на некое сектантство считывается и в трейлерах. Неслучайно на сумке героя Эда Харриса можно заметить странную эмблему со знаком зодиака Рыбы.
Этот же символ скрывается на постерах, если внимательно присмотреться к деталям. Возможно, это как-то связано с переходом от эры Рыб к эре Водолея и пророчеством Апокалипсиса. Среди листвы первого постера также можно отыскать запрятанную фотографию с героем Бардема. Подобные фото мелькают и в трейлере. Фотографии довольно древние, что может намекать на действительный возраст и сверхъестественную сущность персонажа Бардема. Вот в трейлере мелькает кадр, откровенно указывающий на дьявольские корни поэта:
На постере Бардем держит в руках глобус с изображением Лоуренс в позе эмбриона , что может означать оккультные планы на их будущего ребенка. В языках пламени легко узнаются кричащие от боли призраки . Кроме того, в тизере герой Бардема очень легко проходит сквозь плотную стену огня, что не очень-то свойственно для человека:
Сайт Collider обратил внимание на эту картинку из официального инстаграма «мамы!», где реплика Бардема «Все, что я хотел сделать, — это привнести жизнь в этот дом!» трижды зациклена. Так вот, если эту звуковую запись превратить в спектрограмму, то проявится такая жуткая картина:
На вселенский масштаб своей новинки Даррен Аронофски намекает и в своем инстаграме, где публикует фото с названием «мама!» на различных языках, проецируя его на всевозможные пейзажи:
ПОСЛЕ
В венецианском конкурсе явно доминировали американские(в том или ином смысле) фильмы — не только звучностью имен, но и своим ровным высоким качеством, которое придает фестивалю слегка убаюкивающий характер. Встряска, которая была ему необходима, тоже пришла из Америки: загадочный проект Даррена Аронофски «мама!» оказался фильмом возмутительным, раздражающим и в целом не лезущим ни в какие ворота, но во всяком случае не скучным — сейчас в Венеции, а вскоре и повсюду будет по крайней мере о чем поговорить.
Поначалу ничто, как говорится, не предвещает — точнее, намеков великое множество, но расшифровать их можно только задним числом. Безымянная девушка (Дженнифер Лоуренс) живет в огромном доме посреди леса с безымянным мужем (Хавьер Бардем). Муж — знаменитый поэт, но давно находится в творческом кризисе. Сама же героиня занята тем, что ремонтирует, красит и всячески благоустраивает их совместное жилище, которое принадлежало мужу еще до ее появления, а потом при неизвестных обстоятельствах сгорело дотла.
Отношения между супругами — вроде бы вполне нежные — носят неуловимо нездоровый или как минимум старомодный характер: она то готовит, то с задумчивым видом смешивает краски и явно хочет что-нибудь пошпаклевать, он же гуляет или бессмысленно торчит в своем кабинете, не помогает и даже спать с ней отказывается. Когда на пороге появляется подозрительный тип (Эд Харрис), якобы перепутавший их дом с гостиницей, муж, игнорируя робкие протесты жены, зачем-то приглашает его переночевать. Наутро к типу присоединится уже его собственная жена (Мишель Пфайффер), та еще стерва. Дальше — больше.
Первая треть или даже половина фильма смотрится с интересом — пока Аронофски заставляет нас напряженно гадать, куда он, собственно, клонит. Он использует иконографию хоррора — дом, который кровоточит, пульсирует и что-то скрывает, вторжение непрошеных гостей, какие-то невысказанные слова, которые явно висят в воздухе. Аронофски открыто вдохновляется своим любимым Полански — причем сперва не столько «Ребенком Розмари», сколько «Отвращением» или «Жильцом» — и подолгу влюбленно рассматривает Лоуренс в приглушенных тонах, на крупных планах, и мало кому сегодня они так идут. Вдобавок там довольно много смешного.
Но затем режиссер переходит, собственно, к делу — и вот тут начинается действительно страшное. Выясняется — или, точнее, вспоминается, — что амбиции Аронофски простираются гораздо, гораздо дальше очередного триллера про дом с привидениями. Как далеко, читателю предстоит при желании выяснить самостоятельно, но, скажем так, заранее в жизни не догадаться, какая именно из предыдущих работ Аронофски является ближайшим родственником этой картины.
Выступление с табуретки — жанр тоже по-своему почтенный, но он требует от взгромоздившегося на нее куда большей убедительности, чем предъявлено здесь. А желание высказаться в отведенное время по всем вопросам бытия — от сотворения мира до глобального потепления и феминизма — еще никому счастья не принесло. Ни обвинительный пафос Аронофски, ни его самобичевание (которое тут тоже просматривается) не вызывают сочувствия, его мизантропия необаятельна, а его система метафор, после того как проходит первый шок, кажется не столько отважной, сколько вымученной и нелепой (хотя, надо признать, довольно стройной). И уж в любом случае утомительная фантасмагория — не лучший, хотя и напрашивающийся, формат для обсуждения судеб человечества.
В каком-то смысле режиссером, конечно, трудно не восхититься: он сознательно подставляется и огребет сейчас по полной — в первую очередь не от идейных противников, а от ничего не подозревающих и ничем, в общем-то, не провинившихся посетителей мультиплексов, которые вместо цирка со звездами получат яростную сюрреалистическую проповедь. Впрочем, и культ ему гарантирован (и в контексте фильма здесь определенно просматривается ирония). «Маму» из названия и ее уничижительный синтаксис можно расшифровать по-разному — фильм допускает разные трактовки, и все верны, — но российским прокатчикам стоило бы рассмотреть вариант «мамочка!».