Сестра открыла балконную дверь:
- Юра, заходи уже. Прохладно становится, ещё простынешь. Брат вошёл и как-то замялся неуверенно, как будто что-то хотел сказать и не решался. Сестра опередила его:
- Я тут подумала пока ты курил, оставайся у нас на недельку. Может твои соскучиться успеют, успокоятся немного.
Мужчина радостно кивнул, словно ждал этого приглашения. Вскоре пришёл с работы муж сестры, заговорили об отдыхе, о рыбалке, хорошо посидели, по-домашнему.
Мужчина лежал в кровати и никак не мог уснуть. Как тут тихо, спокойно, уютно. Никто не орёт, не ссорится и тем более не режет себя. Почему у одних складывается жизнь, а у других нет. Когда и что я упустил? Наверное, ещё тогда в пятом классе, когда Нина только начинала отбиваться от рук. Сейчас чувствую только ненависть её ко мне и свою ненависть к ней, к родной кровиночке. Слава богу, Маша другая. Хоть за старшую перед людьми не стыдно. За Нинку в глаза соседям неудобно смотреть. Обе дочери мои, но как получились такими разными?
Через неделю Юрий Иванович вернулся домой. Жена завелась с порога:
- Явился не запылился! Тебе лишь бы отдыхать! А что мы тут с дочкой едим наплевать?
- Пора дочери на работу идти, уже 27 лет стукнуло, - не выдержал муж.
- Куда она пойдёт? 11 классов и то не закончила! - крикнула жена.
- А кто виноват, что она неучем осталась? Зачем ты её защищала всю жизнь? Зачем эти танцы разрешала? Ты упустила девочку нашу!
- Хватит орать! Ты глава семьи, значит ты виноват. Дай денег.
- А у тебя разве нет? Вчера же зарплата была? - удивился Юрий.
- Получила, но свои я откладываю. Шубу хочу новую.
Юрий Иванович молча протянул пятисотку, жена схватила деньги и ушла в магазин за продуктами. Мужчина прислушался, в доме стояла тишина. Но эта тишина сильно отличалась от той уютной и спокойной, что царила в доме сестры. Это тишину хотелось назвать гробовой. Мужчина вошёл в комнату дочери. Нина спала прямо в одежде, вся помятая какая-то, с размазанной тушью на лице. Пахло перегаром, всюду пыль, разбросанные вещи. Отец почувствовал как внутри что-то закипело и рвануло наружу.
Юрий Иванович дёрнул покрывало с дочери и закричал: "Вставай, иди в душ быстро. Здесь воняет как в казарме, где рота пьяных и потных солдат Новый год сутки встречали".
- Да пошёл ты, папаша, - Нина отвернулась, потянув покрывало к себе.
- Как ты с отцом говоришь?Встань, а то хуже будет!- вскипел Юрий.
- Ах так, - взъерепенилась дочь, - ты ещё пожалеешь! Она выскочила из комнаты, но не в ванную, а на кухню. Отец пошёл сразу за ней.
Когда жена вернулась из магазина, в квартире стояла тишина, но именно та тишина, что предчувствовал мужчина ещё час назад. Гробовая тишина! На кухонном полу лежал Юрий Иванович. Вокруг его головы разливалось бурое пятно. Нина по-прежнему спала в своей комнате, рядом лежала недопитая бутылка водки и старая чугунная сковородка в кровавых пятнах.
Прошло полгода. Евдокия сидела перед телевизором, но не слышала, что там по новостям передавали. Мужа похоронила. Дочь в тюрьме. Она позвонила сестре мужа, со слезами сказала: "Привет. Это Дуся. Мне так тяжко одной тут. Я старшей дочке звонила, она трубку не взяла".
- Твоя старшая дочь в больнице, они с мужем попали в аварию. Дети дома одни. Меня не пускают с работы. Через пару дней Машу с мужем выпишут, пострадали не сильно. Езжай к внукам, присмотри 2 дня.
- Так они уже школьники, сами справятся. У меня давление. И как я квартиру оставлю? Соседи новые, ненадёжные. Вдруг обворуют? И что я поеду в такую даль?
- Какая даль? -закричала в трубку женщина. - Они живут в часе езды от тебя, соседний район. На черта тебе трёшка одной? За шубу боишься? За тряпки? Мужа нет, дочь в тюрьме. Добилась своего? Никто не мешает копить на вторую шубу. Не звони больше мне! Встречай свою одинокую старость! Не могу простить тебе смерть брата!
- А я при чём? Я в магазин ушла, когда они тут ссорились. Меня не было дома, не бросай трубку, пожалуйста, - закричала Евдокия испуганно.
Но её уже никто не слышал. Дуся вдруг уронила голову на стол и впервые в жизни зарыдала в голос так громко, что её рыдания слышались на улице. Но знакомые и соседи, что слышали эти рыдания не пришли утешать женщину. На селе любили и уважали тихого, трудолюбивого Юру и считали виноватой не больную на всю голову Нинку, а только жадную до денег и вредную Евдокию.