Часть двадцать седьмая
Переезд в Москву.
Жизнь в провинции Василию Афанасьевичу оказалась не по душе и он уехал в Москву. Несколько позже забрал туда свою семью и пообещав золотые горы, уговорил моего отца и мать перебраться в столицу, что они и сделали. И очень хорошо, потому, что учиться в нашем городе было негде.
До нашего окончательного переезда в столицу, я уже в ней побывал раза два или три. Мне нравился трамвайный грохот, грохот телег извозчиков и цокот копыт огромных битюгов по булыжным мостовым. Я полюбил витрины магазинов, театральные афиши на вертящихся цилиндрах. Каждый раз все казалось новым и необыкновенным! Вдоль бульваров тянущихся от Екатерининской площади (так раньше называлась площадь Коммуны) до Трубной ходили группами по 2-3 человека циркачи, цыгане с медведями, много было гадалок. Расстилая коврик на земле, циркачи по очереди показывали свои номера перед собравшейся толпой и по окончании своих трюков обходили круг со шляпой в руках, куда изредка бросали монеты. Здесь же невдалеке стоял шарманщик с попугаем, который кривым клювом для желающих вынимал судьбу , завёрнутую в фантик. Попугай, после просьбы шарманщика , иногда произносил 2-3 слова, после чего толпа любопытных около него росла, росло и количество желающих узнать свою судьбу. Мелодия льющаяся из шарманки, когда шарманщик крутил заводную ручку , была всегда протяжная и вызывала какое то приятное ощущение.
Я до сих пор с удовольствием прислушиваюсь к звуку шарманки, если она появляется по ходу действия в какой либо кинокартине! Эти звуки колышут в моей памяти старую Москву, со звонкими голосами мальчишек, продающих газету " Вечерняя Москва", предлагающих её каждому встречному, выкрикивая ошеломляющие новости, про которые написано в газете, чтобы привлечь внимание покупателей. Газетчиками были юркие разбитные подростки. Их нечесаные вихры мелькали то там, то здесь. Их веселый задор и звонкие голоса до сих пор встают у меня перед глазами, их трудно и невозможно забыть!
Двухэтажный домик между Первым и Вторым проездом Александровской (переименована в Октябрьскую) улицы Марьиной рощи, в подвале которого мы проживали уже снесён. Сырой и затхлый подвал , в котором мы проживали около года, кроме нас проживало ещё несколько семей, в том числе и китайцы. Китаянки на маленьких ножках, затянутых с детства так, что они уже не росли, неловко переваливаясь как утицы, гружёные всевозможными раскрашенными игрушками , тут же на улице распродавали их. Одевались китаянки в стеганый ватник и ватные штаны и всегда вызывали чувство жалости. Переваливались они при ходьбе с ноги на ногу из-за того, что подошва их ноги была не больше размера 2-3 летнего ребёнка. Это были какие то искалеченные взрослые люди. По их внешнему виду нельзя было заметить, чтобы их искалеченные ноги доставляли им какое то неудобство. Че меньше была ножка, тем они больше гордились. Длинные косы на головах китайцев мужчин в те годы не было диковинкой. Чёрная как смоль коса китайца свисала до половины спины. Нам это было очень странно видеть!
Целыми днями и вечерами они трудились, изготавливая из цветной папиросной бумаги всевозможные китайские игрушки, приобретавшими разнообразные формы при разворачивании. Мячи на резинках, набитые опилками, пользовались большим спросом и выносились из подвала корзинками. У китайцев было много детей, которые выбегали во двор порезвиться. В ватных с разрезом штанишках, длинных до пят с непременными косами у мальчиков, вызывая у нас к ним неподдельный интерес! Мы часто заходили в их комнаты с нарами, где они спали вповалку. Никакой мебели там конечно не было. Кушали они ловко орудуя двумя деревянными палочками. В комнатах пропахших красками и клеем, под ногами валялась обрезаемая разноцветная бумага и другой мусор, не убиравшийся по видимому днями. Все китайцы трудились, работали даже 5-6 летние дети!
Двор не имел канализации. Каждая семья выплескивала помои и воду после стирок во двор и зимой все это замерзало и поднималось до уровня окон первого этажа. А весной долго не таяло под слоем бумаг и всевозможного тряпья и хлама.
Ближе к Марьиному рынку снимал под жильё сторожевую будку Василий Афанасьевич. Он занимался мелкой торговлей фруктами и овощами. Каждое утро на двухколесной таратайке собственноручно вывозит несколько ящиков груженых фруктами или помидорами и располагался торговать ими либо на углу Трифоновской, либо где на рынке. Упорно не желая идти в ногу с новой эрой, он ведёт свой частнособственнический образ жизни, платя все повышающиеся налоги. Жизнь его семьи становится все сложнее и труднее. Взрослые дети его пошли на работу и были очень довольны, потому что стремились к новому. Он же, как злостный неплательщик и мелкий торговец, был выслан за 101 километр от Москвы на два или три года. Вернувшись в столицу, пошёл работать на лесопилку и не мыслил к возврату прошлой жизни. Единственным утешением его было посещение по воскресным дням Марьинской церкви , где в молитвах он простаивал и утрени, и обедни, и вечерни.
Продолжение следует...