«Звёздочка» глава 242
Алёнке казалось, что свадьбе Ирины и Юры не будет конца: она тянулась медленно как гудрон, растопленный на солнце.
Но всему приходит конец: ближе к десяти вечера молодожёны, сославшись на усталость, ушли в дом Бойко, и гости постепенно стали расходиться. Алёнка облегчённо вздохнула, хоть ей и было грустно расставаться со своим дедом и его любимой женщиной Кларой Рудольфовной. Перед тем как уйти, дед предложил внучке:
— В гости приезжай к нам!
— Спасибо, деда! Приеду, если мамка разрешит, — ответила ему Алёнка.
— Я там матери денюжку дал, пусть она тебе очки купит и платье. — сказал дед, на прощанье. — Напомнишь ей, если что.
— Хорошо, спасибо, деда! Ты к нам тоже приезжай в гости с тётей Кларой.
— Приедем? — переспросил дед у своей любимой женщины.
— Приедем, — согласилась она улыбаясь.
Напоминать матери про деньги, оставленные дедом — это дело не только бесполезное, а даже и не безопасное: схлопотать по пятой точке за это проще простого, об этом Алёнка знала. Поэтому решила молчать: купит мать — хорошо, а если нет, то ничего с этим не поделаешь.
Родственники помогли убрать со столов посуду и перемыть её. Галина загоревала. Она сидела у окна и лила слёзы.
— Мам, ты чего теперь ревёшь-то? — спросила её Любаша, обеспокоенная, слезами матери.
— Да вот как тут не реветь-то? Вас вырастила-а и теперь осталась не пришей кобыле хвост. Все замуж повыходили, а я вот теперь одна-одинёшенька-а. — переживала Галина.
— Ну так какие твои годы, ты ещё у нас в самом соку, захочешь, так и сама замуж выйдешь, — ответила ей средняя дочь.
— Ой, скажешь тоже, Любка-а, какая уж из меня невеста, смеёшься ли чё ль? — Галина обхватила голову рукой и вздохнула. — Прошли мои года, как корова молодость с лица слизнула, теперь только старость дожидать. Танька с Иркой живут за пятьдесят километров, а ты и вовсе далече. Зимой снегом переметёт и буду я тут куковать. — давила на жалость Галина.
— Так дом продавай да езжай к нам или к Таньке с Иркой. — дала совет матери Любаша. — Чё ты сама себя изводишь и нас тоже.
Старшая дочь согласилась со словами сестры:
— Правильно, Любка, я ей тоже самое говорю, а она и слышать этого не хочет, сама себе нервы трепет и нам, а они ведь не восстанавливаются, сама в журнале «Здоровье» читала.
— Ну, девки, беда с вами и правда ли чё ли дом продать? — смягчилась мать, ища в глазах дочерей одобрение.
— Конечно правда, приеду домой, объявления гляну, может, кто домишко какой продаёт. Да и с твоим домом определиться надо, чтобы не продешевить. — сказала матери Татьяна, и напомнила. — Корову с телёнком да овечек продай или заколи, а поросёнка с курями можно и в город взять, да и дрова тоже пригодятся.
— Так-то оно так, но боязно что-то, — мать замялась, а потом полюбопытствовала:
— Танька-а, а сколь тебе отец-то денег дал?
— Мам, ну вот всё-то тебе надо знать, сколь дал — все мои. — выговорила Татьяна. — Я же тебя не спрашиваю сколько ты денег на свадьбу Ирки и Любки издержала.
— Вот и всё, — фыркнула Люба, и решила высказать всё старшей сестре в глаза. — Танька, ну что у тебя за характер, а? Уж не один год трясёшь мою свадьбу и никак не успокоишься, а теперь вот ещё и Иркину начала. Кто виноват-то, что ты замуж не пойми, как вышла, а потом приехала с Ванькой, и на те — свидетельство о браке отцу в руки сунула.
— Ну так правильно, вышла же? Вышла, всё по закону. Ты-то чем не довольна?
— А когда тебе свадьбу-то делать было? — попыталась вразумить её сестра. — Ваньку-то тут же в армию и забрали.
— Если бы захотели, то сделали, — твердила упрямо Татьяна.
Алёнка лежала на печке и слушала их разговор и не знала кто из них прав, а кто виноват. Ей было жаль всех и хотелось, чтобы они выяснили все недовольства между собой раз и навсегда.
— Да ей хоть кол на голове теши, всё бесполезно, — посетовала мать, — Что ни скажешь, сразу ругань учиняет.
— Так вы сами с Любкой такие, — огрызнулась Татьяна. — Ну вас... Ванька всю свадьбу задарма отыграл и ни одного доброго слова не услышал, а уж про себя так я вообще молчу. — она взглянула на часы, уезжать уже было поздно. — Завтра с утра рванём домой, сил моих нет вас выслушивать.
— А ты не слушай, садись-ка лучше за стол да чай попьём, — предложила мать, — а то торты пропадут, выбросим всё поросятам. — она вздохнула, достала гребёнку из волос и причесалась. — Дружнее, девки, надо быть, дружнее. Вы же сёстры, а лаетесь с друг дружкой как враги. А меня не будет, так вовсе из-за наследства передерётесь. Ох ты батюшки-и, чую, что так и будет. — Галина взглянула на внучку и попросила, — Алёнка, слезай с печи, зови отца с варнаками чаёвничать да спать укладываться будем, ноги гудят.
— Сейчас, баб, — ответила Алёнка и слезла с печи, а потом сбегала во двор за отцом и своими братьями.
Чаёвничали молча, каждый думал о своём наболевшем и каждый остался при своём мнении.
Утром Галина проснулась раньше всех, накормила поросят, отправила скотину в табун и поставила чайник кипятить. Татьяна всё ещё дулась: обиды она копила в себе и все припоминала, чтобы случайно не забыть.
— Чё-то я, Танька, не пойму, ты ли чё ли всё ещё дуешься на меня? — задала вопрос мать.
— Так, конечно, вы же вчера вдвоём с Любкой на меня напустились и слово сказать не дали. — пожаловалась Татьяна.
— Тьфу ты… — в сердцах сказала мать, — Да когда уж э́нто закончится, а? У меня уж сил нет э́нто всё кáжный раз выслушивать, Танька…
— Выпроваживаешь значит нас? — наехала Татьяна на мать, и прокричала на всю избу. — Ванька, Пашка, Тёмка, Алёнка, вставайте — бабушка нас из дома гонит. — от её крика проснулись все, включая и Прошку. Он заревел, испугавшись спросонья утренних разборок между бабушкой и матерью. Иван засунул ему в рот соску, пытаясь успокоить, но Прошка продолжал орать.
— Ребёнка напугала, бесстыдница ты э́такая, — пристыдила её Люба.
— А ты сначала своего роди, а потом меня жить учи, — ответила ей Татьяна и взяла Прошку на руки. — Не любит нас никто, никому мы не нужны. Поехали домой, маленький. Бабушка воспользовалась нами и из дома вышвыривает теперь как кошку-засранку.
Лёве надоело выслушивать истерику свояченицы, и он попросил:
— Потише, Татьяна, спать хочется.
— А ты мне рот-то не затыкай, мы тут с Ванькой весь дом опалубили, ворота поменяли, крыльцо сделали, а ты мне ещё указывать тут будешь. — она взглянула на него исподлобья и мужу скомандовала. — Поехали, Ванька, кому говорю?
Иван стал натягивать брюки, чтобы не злить дальше жену, дети безропотно оделись и вышли во двор. Показательные выступления Татьяны закончились с её уходом.
— Вот так и живём, — с досадой в голосе произнесла Галина.
— Её бы подлечить маленько, — высказался Лёва осторожно.
— Да она у нас с детства такая своебы́шная, лечи не лечи, — поведала Любаша своему мужу.
Ширяевы дошли до тракта, встали на остановку, автобус пришлось ждать больше часа. Все хотели есть и пить.
— Хороша у меня мать, другая бы хоть гостинцев с собой дала, а этой и в голову не пришло. — высказалась Татьяна, не чуя за собой вину.
— Ладно, Тань, дома поедим, вон вроде автобус наш идёт, — сказал Иван, увидев вдалеке приближающийся Икарус, он проголосовал рукой, и тот остановился. Ширяевы уселись, Алёнка вскоре уснула. Проснулась она от слов матери:
— Смотри, не узнала, что ли?
— Кого, мам? — переспросила Алёнка.
— Да жених твой только что с матерью из автобуса вышел.
Автобус тронулся с места. Алёнка взглянула в окно и увидела Борьку Камилова.
— Борька-а!
— Не кричи, ты не дома, — напомнила дочери Татьяна и съязвила, — Прошёл мимо тебя и глазом не моргнул. Забыл и даже не вспомнил.
Борька стоял с матерью и смотрел вслед уезжающему автобусу и не мог понять:
— Мам, как я её не увидел-то?
— Ты спал, а я тебя будить не стала. Не к чему это сынок, играешь с Альбинкой Каримовой и играй: девчонка хорошая и татарочка, не то, что эта.
© 14.04.2021 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 243 Я тоже мужик, мам
предыдущая глава тут 241 Выход там, где вход
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"