Город барахтался в вечернем зное и трубил оркестром машин.
На скамейке центрального парка сидела девушка и понуро смотрела на прохожих. Она держала в руках серебристую поперечную флейту. Девушка закрыла глаза и поднесла инструмент к губам. Деревья в парке интригующе зашелестели. Ветер разбудил пыль на дорожках парка. Флейта всхлипнула минорным вступлением – и все другие звуки отошли на второй план.
Девушка играла спонтанно, намеренно отходя от стандартов, извлекая первое, что придет в голову. Меланхоличное сопрано, возвещавшее о беспокойных мыслях. Тонкий голос, который едва ли прорвется сквозь пелену городского шума и достигнет людских сердец.
Прохожие не обращали на нее внимания. Каждый был погружен в игру собственных инструментов.
Лютня, тромбон, классическая гитара, мелодика, укелеле, тамбурин. Казу, гармоника, калимба, блокфлейта, глокеншпиль. Каких только инструментов не встретишь в толпе. Одни хрипели, другие визжали. Стрекотали как кузнечики и чирикали как птицы. Пели тонко-тонко, что трескались стекла, и мычали протяжным басом, что оглядывались прохожие.
Но всех объединяло одно: стандартный набор интерактивных мелодий. Благодаря им люди сыгрывались и общались друг с другом. Уже потом этот набор изменялся. Для ученых были одни мелодии, для айтишников – другие. Так появлялись новые музыкально-интерактивные направления.
Играя общепринятый набор, люди со временем забывали свое уникальное звучание – мелодии души. Не могли отличить общепринятый звукоряд со своим собственным. Но осознавали эту проблему лишь немногие. И тем немногим казалось, что они лишились чего-то важного.
Девушка продолжала играть на флейте, как вдруг раздались звуки саксофона. К ней присел мужчина. На золотистом глянцевом инструменте отражалось солнце. Он покачивался в такт и повторял одну и ту же мелодию. Игриво поднимал брови и растягивал вступление, создавая любопытство и предвкушение. Затем усложнил звукоряд и начал импровизировать. Менял тональность, уходил в сложные пируэты и затяжные соло.
Девушка вежливо подыграла ему, была сдержанной и менее эмоциональной. Затем пригласила его в свою композицию. Предложила тональность, он подыграл. Развила мелодию и изменила ритм. Но мужчина вернул ритм обратно и снова сменил тональность. Очередные пируэты и затяжные соло. Девушка опустила флейту и разочарованно посмотрела на него. Затем встала со скамейки и ушла.
В следующие дни – отдалась работе. В общении использовала только профессионально-интерактивный набор звуков – разговаривала с коллегами. Спонтанные импровизации отложила. Больно после них. Неприятно. Но со временем жажда спонтанных мелодий и уникального звучания вернулась, а вместе с ней и будничная меланхолия. Девушка снова вышла на улицу: гулять по городу, спонтанно играть и ломать стандарты в долгих импровизациях.
В один вечер во время грустной импровизации она услышала арпеджио гитары. В это время флейта выдувала задумчивую мелодию, такую красивую и протяжную, что хотелось раствориться. Девушка играла такое впервые, но звукоряд ей казался знакомым. В толпе показался молодой человек. Он с улыбкой смотрел на девушку и с легкостью подбирал для нее гармонию. Далеко не стандартную.
Девушка бросила играть и посмотрела на гриф его гитары. Тонику он подобрал, но обычную доминанту и субдоминанту закинул на чердак. Даже забыл параллельный минор, отдавая предпочтение неустойчивым ступеням.
Она посмотрела на него. Что это?
Он указал головой на флейту – давай играть. Девушка поднесла ее к губам. Выдохнула. Молодой человек сыграл соло. Выдула наобум и накидала в кучу несколько звуков. Он эту кучу разгреб и гармонизировал. Она улыбнулась ему, поправила волосы и заиграла. Флейта отдалась грустным мотивам и вскоре снова нащупала ту самую задумчиво красивую мелодию. Девушка растворилась в ней. Молодой человек закрыл глаза. Легкое воздушное арпеджио пронеслось по его струнам. Затем появились элементы фанка, а в некоторых местах – босановы. Он виртуозно объединял стили, подстраиваясь под настроение флейты, и просто наслаждался.
Их услышали. Несколько человек перестали играть, встали рядом. Людей становилось больше, голосов инструментов – меньше. Кто-то решил вступить. Пробасил альт, замурлыкал синтезатор, разразились хохотом африканские барабаны.
И вскоре на улице играл целый оркестр из самых разных инструментов!
Стандартные мелодии смешивались со спонтанными, враждующие музыкально-интерактивные направления дополняли друг друга. И среди множества – один тонкий, но сильный голос продолжал вести за собой все остальные. Это была хрупкая серебристая флейта, которая вышла за рамки узких душных общепринятых звуков и обнаружила мелодию души.
Мелодические линии близились к завершению. Девушка перешла к коде. Молодой человек выразительно посмотрел на нее и сыграл субдоминанту – она улыбнулась глазами – и перешел к завершающему соло в тонике композиции. Вскоре инструменты замолчали, а флейта с гитарой закруглили коду.
Девушка и молодой человек переглянулись и поблагодарили друг друга. Толпа разразилась аплодисментами и начала расходиться. К ним подошел большой бородатый мужчина, тепло поблагодарил их и ушел со своей скрипкой. Женщина положила перед ними альт, раскланялась и ушла восвояси. Вскоре толпа рассеялась, и девушка с молодым человеком остались одни.
Девушка поправила волосы и посмотрела в сторону. Молодой человек глядел на нее и любовался. Затем протянул ей гитару. Она улыбнулась ему и с благодарностью приняла инструмент. В ответ предложила флейту. Он осторожно взял ее прижал к сердцу.
Они взялись за руки и вместе пошли гулять по городу. Он солировал на флейте, она – перебирала аккорды. Им подыгрывали звуки города. Звон каблуков, смех прохожих, лай собак, случайные шорохи. Гудок автомобиля, кашель мужчины, методичный говор пешеходного светофора.
И из всего этого складывалась Единая Универсальная Симфония Вселенной.