Мой диабет оказался захватывающим, хотя и чрезвычайно опасным приключением. Не каждый впадает в кому, и не каждый из нее выходит. А мне вот удалось, и это я считаю подарком судьбы. Подумать - так оно и есть. Как я оказалась в коме, я уже рассказывала вот здесь
Уровень сахара был такой, что прибор вышел из строя, и что со мной такой делать, никто не понимал. Вообще-то врачи особо и не надеялись, что я смогу выпутаться. Но реанимация медсанчасти №38 – одна из легенд Соснового Бора, «Росатома» и ФМБА, да и в других медучрежденях слухи про нее ходят. Когда-нибудь я про врачей напишу отдельно. А сейчас просто упомяну, что они меня вытащили с того света. Две недели тащили. Я периодически приходила в сознание, но, как бы это сказать, не особенно отчетливо.
В один из моментов просветления я обнаружила, что задыхаюсь. То есть вокруг меня все шумит-гудит, а вдохнуть и выдохнуть я не могу, но при этом не умираю. Хочу позвать врача – никак. Вроде кричу, а звука не получается. Вообще никакого. Это потом я про интубацию узнала, а тогда плохо соображала.
Да, но надо же как-то объяснить, что я дышать-то не могу, а говорить – тем более? Попробовала пошевелить рукой – а ни фига. Руки вставлены в какие-то петли, и никак мне их не вынуть. Да, но на палец что-то надето. Колпачок какой-то. И стала я этим колпачком стучать о кровать. Медсестра подошла, спросила, что мне надо и сказала, чтоб не стучала. А я ответить-то не могу. Голоса нет. Но пытаюсь. И еще взгляд ее поймала и попыталась перевести на свою вторую руку (где колпачка не было) – я сложила из указательного и среднего пальцев крест.
Уж не знаю, что она поняла из моих знаков. Но что-то явно поняла, потому что подкрутила что-то на ИВЛ (да, это был именно он – но это выяснилось, естественно, потом) – и мне стало легче жить. И снова уплыла, невзирая на переполненные какой-то дрянью уши и нос.
В один прекрасный день меня вышвырнуло в этот мир. В обычную палату в третьем терапевтическом отделении. Как мне потом объяснили, в норму я пришла не сразу, отходняк от наркоза был тем еще приключением, и я про него, надеюсь, напишу роман. Если в двух словах, то Кастанеда отдыхает. Я путешествовала по любимым местам, смотрела сказки и даже в них участвовала. Но ровно до того момента, как осознала, где я нахожусь.
-Обними меня за шею и попробуй встать, - услышала я голос мужа.
Да это оказалось не так-то просто! То есть я понимала, что надо делать, но как быть, если после двухнедельного лежания на ИВЛ у тебя не осталось ни одной мышцы? А тут еще заходит доктор и говорит, что у меня отмерла кора головного мозга, но меня все равно будут спасать. Ну спасибо, конечно, но если мозги, которых у меня никогда не было, иначе бы я тут не оказалась, окончательно атрофировались – как бы я про кору-то поняла? Видать, не так просто все, как кажется.
После такого заявления доктора я стала судорожно соображать, что со мной вообще. Про диабет я тогда не думала, это открытие было еще впереди. Мне что, ноги ампутировали? Принимая во внимание не заживавшую несколько месяцев трофическую язву на пятке, такое вполне могло случиться. Да и видела я уже это – диабетика без ног. Давно, в реанимации, когда ходила туда к моему папане и меня пустили в палату. Там лежал старенький доктор, и вот у него было отрезано все. Ну, с одной ногой понятно, а вторую-то за что? Должна была остаться хоть одна, уж с ней-то я двигаться смогу. Я все же попыталась приподнять ноги и изогнуться – да нет, вроде все на месте.
Меня что, парализовало? Похоже на то. Руки шевелятся, ноги – нет. Правда, что ли, кора головного мозга? Инсульт был или что?
- Обними меня и попробуй встать, - повторил муж.
В общем, я решила наплюнуть на кору, протянула руки, обняла своего Мишку за шею… И встала на ноги. Мама дорогая, а ходить-то как?
Впрочем, ходить мне в первый момент и не пришлось. Меня просто посадили на горшок – для начала. Подробности опускаю, но до этого подо мной некоторое время лежала такая круглая противная штука, и мне было крайне неудобно. Пусть уж лучше ночная ваза, хоть это и унизительно. Впрочем, любимые мои «черные бароны», в заброшенные усадьбы которых я еще надеюсь поехать, пользовались этим предметом постоянно, а почему мне-то нельзя? Все лучше, чем круглая дребедень на кровати.
Подняться без посторонней помощи я еще не могла, и это меня несколько удручало. Да еще по мере того, как я возвращалась к реальности, обнаруживались некоторые крайне неприятные моменты. Выяснилось, что я прямо вся утыкана катетерами. Один торчит в шее – через него меня кормили. Второй – даже и сказать неудобно, и по полу он за мной волочится, как карликовая собачка на поводке.
Когда я нашла способ подоткнуть этот катетер и подвесить его к поясу, вошла медсестра. И стала объяснять мужу, как он должен мыть этот катетер, потому что я – лежачая больная. Это что, меня в таком состоянии выпишут, что ли? Ну ни фига ж себе. Да, это навсегда, сказала медсестра. Сознание мое было еще не совсем ясным, но на то, чтобы сложить комбинацию из трех пальцев и показать ее медсестре, его вполне хватило. Она смутилась и вышла. С того момента ко мне стали относиться чуть иначе.
Поначалу я передвигалась по палате, держась за все, что там есть. Слава Богу, стул у кровати был привинчен к полу. Иначе бы костей не собрать. Как-то раз, когда муж ушел уже домой, понадобилось мне что-то взять из тумбочки. С нижней полки. Присесть-то я присела, все взяла, а встать – никак. Прокляла паскудные эти кровати с круглыми спинками – их когда-то поставили, чтобы больные травм не получали, а то, что на эти спинки не опереться, никому в голову не пришло.
И что делать, спрашивается? Звать на помощь? Так тут же опять к кровати привяжут – петли на боковинах не только в реанимации, тут вон для них крепления. Ничего не выйдет, шпиён Гадюкин! Так я подумала, встала на колени и поползла к тому месту, где можно было на что-то опереться. Подползла к привинченному к полу стулу, уцепилась, подтянулась… Как-то вползла на кровать. На Эверест, думаю, проще.
И очень вовремя! Вошла медсестра брать кровь. Ничего она не заметила – вообще ей было пофиг, я думаю. Я цела, никуда не делась, никому никаких неприятностей не доставила. Себе тоже не доставила.
И с этого дня я рискнула пуститься в дальние путешествия – до туалета в другом конце коридора, а то и вовсе выйти с отделения. Были препятствия. Как-то заступила на дежурство молоденькая медсестра. Заходит в палату и говорит – а вы сидите на кровати и не вздумайте никуда выходить. Я сначала расстроилась, но потом, во время обхода, пожаловалась врачу, что меня пытаются запереть в палате и не дать мне восстанавливаться. Врач сказала – ну это для вашей же безопасности. Я возразила, что о своей безопасности я позабочусь сама. Видимо, она провела с сотрудниками воспитательную беседу, и от меня отстали.
И вот я иду на улицу. Лето. С седьмого этажа, конечно, на лифте. Но там еще надо спуститься по лестнице и пройти довольно длинный холл. Но я – могу. И я опять в своей реальности, где зеленеют деревья, светит солнце, ходят автобусы. И даже подъезжающая к больничному корпусу «скорая» меня не пугает. Во-первых, там не я и не члены моей семьи. А во-вторых – тот, кого привезли, тоже непременно выпутается. У меня же получилось.