Глава 2 Новоеловка - семейное село.
часть 1 Свадьба,свадьба
Гордеевка наполнялась и наполнялась новыми семьями. Вот и решили два сына Якова Леонтий и Иван поставить свои дома в глубине расщелины, в то время это место так и называли, Щелянка. Первым поселился Леонтий, в трех верстах от Гордеевой заимке, а что бы это место было таким же родным, как родительская усадьба, посадил за домом, на взгорье у родничка, два десятка елей. Молодую жену Леонтий привёл в новый дом и на новое место, а через три года и Иван поставил рядом свой дом и тоже за домом посалил ели, как возле родительского дома. Сыновья Скударновых оседали рядом, даже племянник Ивана, тоже Иван только Алексеевич, сын сестры Ефросиньи, поселился в Щелянке и, тоже у подножья горы посадил ели. Так и пошла традиция на новом месте дом ставить, да ели садить. В 1850 году, когда Леонтию уже было 67 лет, а его брату Ивану 60, вновь была ревизия крестьян на подушной налог, все земли узаконили и встал вопрос как же назвать село. Щелянкой называть, жители нового поселения не желали. Кто-то предложил назвать Ельцовкой, так как вдоль гряды гор ельник растёт, да река Ельцовка по селу течёт. Ему тут же указали, что Ельцовка уже есть, выше по реке, а быть может лучше назвать село Ново-Ельцовка, но кто то предложил назвать Ново- Еловкой. Так и решили. Село Новоеловка, было семейным селом, в основном фамилия жителей была Скударновы. Но случалось, что дочери, не желали уходить в чужое село, а оставались в Новоеловке с родителями. Либо строили они новый дом, либо оставались в родительском доме, но тогда никто не интересовался фамилией её мужа, все просто называли его и всех народившихся детей, Скударновыми. Все Скударновы в селе жили крепко. Друг другу во всём помогали. Всем селом для новобрачных дома строили, если случалось горе пережить, тоже всем селом переживали. Ну и конечно свадьбы гуляли тоже всем селом. Вот и получается, как осень наступает, так одну свадьба за другой, всем селом и празднуют. Случалось, что несколько свадеб в один день угадают, так тут хоть разорвись. Леонтия да Ивана, на каждую свадьбу приглашают, да и как не пригласить, родня ведь, кому - то дедушки, а кому- то уже и прадедушки. В этот раз на свадьбу собирается Леонтий к внуку Михайло. Михайло Петровичу.
-- Ну, вот и Пётр, второго женит, в прошлом годе Данилу женил, нынче, вот женит Михайло. А Николай то мой старее Петра на восемь годков, а то же ещё не всех переженил. Иван-то Яковлевич, помлаже меня будет, а у него уж скоро правнуки жениться станут, а я всё ещё внуков женю. - размышлял Леонтий Яковлевич о своих сыновьях, осторожно шагая по мокрому скользкому снегу.
-- Дом -то Михайло добрый поставил, не зазорно будет молодуху вести, не зазорно. Куды ж апосля-то венчанья к себе в новый дом, али к Петру? Надобно вызнать. Пойду ка я к Петру, всё там и прояснится - рассуждал он подходя к дому сына. Во дворе толпился народ, на крыльце стояли молодые парни да девчата. От толпы отделилась девушка и кинулась к Леонтию
- Левонтий Яковлич, батюшки мои, пошто это вы пешком- то, Сенька снарядил лошадь за вами, через час, другой и захватил бы, дороги -то склизкие какие - с сожалением произнесла девушка, подхватывая Леонтия под руку.
- А ты, барышня, чья будешь?- обратился Леонтий к девушке.
-Да как же это, чья? Внучка брата вашего, Дарья Дмитриевна, разе не припомните, в гостях- то часто бывали, вы проходите, проходите - девушка потянула за руку, провожая его ко крыльцу. Тут подбежали ещё несколько молодых людей и помогли ему подняться на крыльцо. Хотя он и сам ещё в силе, но позволил за ним поухаживать.
- А ты, чей будешь?- обратился Леонтий к парню, который немного задержался на крыльце, помогая ему принять равновесие .
- Митька, сын Степана Ивановича, внук вашего младшего брата
- А-а-а протянул Леонтий - помню, помню, тебя ещё к моей сестрице возили грыжу заговаривать. Ну как ты, ладно всё теперя, грыжа то не грызёт? Лихоманка её бери то. – задержавшись у порога в сенях, спросил он у Митьки, тот прыгая с крыльца, быстро выпалил
- Нет, всё ладно - и засмеялся.
В доме суетились женщины, они накрывали столы, время от времени выскакивали одна за другой на крыльцо и выкрикивали
- Сенька, коли за Левонтием Яковлевичем не едешь, так ступай к Степану Петровичу. У нас лавок не хватает, бери все, сколь даст - тот молча отделяясь от группы молодых ребят, прыгнул в сани и понукая застоявшуюся лошадь, торопился выполнить просьбу. Затем, выбегала на крыльцо другая женщина, и выкрикивала
- Нюська, Фроська, ступайте к Макарьевне, половиков спросите, лавки накрывать, берите сколь есть, все сгодятся.- и, убедившись, что девушки поспешили выполнять поручение, скрывалась за дверью. Потом выбегала следующая женщина и тоже давала поручение кому-то из молодых людей.
Леонтия посадили у окна и попросили, во время сообщить о гонцах. Он с удовольствием согласился, дело почётное. Сиди, да смотри в окно, гонцы, что впереди молодых скачут, должны на высоком берегу появиться, надо б не проглядеть. Глазом не моргнёшь, как и молодые уже подле ворот будут. Удобно устраиваясь у окна, спросил:
- А мужики -то где все? Одни бабы мечутся, а те -то, где прохлаждаются?
- Мой со скотом управляется, скоро будет.
- Мой тоже пошёл коров, да лошадей на речку гнать. Потом- то время не будет с ними заниматься.
- Ну да, ну да, свадьба, это такое дело, надо успеть всё управить во время.
Скота Скударновы держали помногу, в редком дворе меньше пяти голов коров было, да у каждой семьи табун лошадей. Лошадей держали помногу, потому что любили, да и продать лошадь всегда можно было. А хорошие лошади, и в хорошей цене были. Петр Скударнов имел свой, пусть не большой, но конезавод. Лошадей на выставки возил, на ярмарках продавал. Это к нему от отца, Леонтия Яковлевича перешло. Леонтию уже за семьдесят перевалило, когда заметил он, что Пётр -то к лошадям всей душой радел, вот и отдал свой табун младшему сыну. Смотрит Леонтий в окно, ждёт гонцов, которые прокричат, что молодые на высоком берегу появились, а самому вспоминается, как Петру с Настасьей свадьбу ладили. Ох и широкая свадебка была, ох и широкая. В памяти всплыл тот жаркий день, когда они с Петром табун свой по полям искали. Далеко за ночь кони ушли, не завернуть, так и не найдёшь потом. Степь бескрайняя, где, в какой стороне потом искать? Они идут по одному пути, а перед тобой во все стороны по сорок путей будет - думал Леонтий - Ох и день был знойный, птиц и тех не слыхать было. Над макушками деревьев жар плескался, как речная гладь. От зноя лошади в березняке прятались. Не сразу отыскали, умеет эта животина укрыться так, что не сразу сыщешь. Коней гнали к Большой речке, там вверх по берегу реки и село Гордеевка, а через мосток и их Щелянка. Леонтий подгонял коней с правой стороны, а Петро разворачивал их к руслу. В это время за своей спиной он услышал конский топот, обернулся и обомлел, снизу, на него неслась, не разбирая дороги, молодая, резвая лошадь, а на её спине, без седла, сидела юная всадница. Ветер трепал её чёрные кудрявые длинные волосы и широкую цветастую юбку. А глаза во всё лицо и словно остекленели от испуга. Лошадь несла её к высокому берегу, если не остановить, обе разобьются. Долго не раздумывая, Петро поскакал наперерез. Подскочив ближе, он пришпорил коня, что бы лошади оказались на одной скорости, некоторое мгновение проскакал ухо в ухо и перехватил узду. Сильная юношеская рука, крепко ухватила и придержала узду, но он не ожидал, что лошадь девушки встанет на дыбы и засучит копытами. Конь Петра резко отпрянул в сторону, и выдернул парня из седла. Петро повис на узде, держась за неё одной рукой, а лошадь тащила его до самого берега, там он отпустил узду и свалился под берег. Быстро вскочив на ноги, он поспешил к месту, где было бы удобно подняться на берег. По гладкому, глинистому берегу, юноша стал выбираться наверх. Рука, которой он удерживал узду лошади, не слушалась. Сильно ныло плечо, острая боль пронзила шею. Когда он поднялся на берег, то увидел, что отец идёт к девушке, которая лежала в траве и не шевелилась. Он поспешил к ним.
- Без чувств, девка. От страха, или зашиблась? Сейчас воды достану, плеснём на лицо, может и очухается - спокойно сказал Леонтий и отстегнул от седла, плоский туесок с водой.
- А ежли не очухается, что делать - то будем, батя?
Он смотрел на красивое личико девушки, в обрамлении чёрных, как вороное крыло, волос, оно казалось серым, не живым. Сердце Петра наполняли жалость, страх и тревога.
Но от воды девушка пришла в себя, первое, что она спросила
- Где Лада?
- Лошадь чтоль?- Петро окинул взглядом окрестность и недалеко, у кустов, увидел стоящую лошадь - вон она, вся кожа ходуном ходит, не успокоилась ещё.- сделал вывод юноша .
Девушка самостоятельно села, оглянулась, лошадь стояла действительно недалеко, и было видно, как она дрожала. Из-за березняка, выскочила группа всадников, они, что было силы, гнали своих лошадей. Леонтий помог девушке встать, напоил водой из туеса.
- Идти можешь?- спросил Леонтий, она пожала плечами. В это время подоспели всадники. Самый старший из них, накинулся на девушку, что-то кричал на цыганском языке, размахивал руками. Она стояла и молчала, опустив голову.
- Пошли - скомандовал Петру Леонтий, и отправились пешком к своему табуну.
- Ты это пошто на спину-то лошади не вскочил, девка бы не упала и лошадь -то удержать бы смог, сила - то есть, али каши мало ешь ?- недовольно буркнул Леонтий.
- Не успел. Эта лошадь сразу на дыбы встала, как только я за узду ухватился, девка без седла, не удержалась. Я только и успел за узду схватить, а она, была да нету, на траву упала, не зашиблась. Упала бы с берега на камни, обе бы побились - оправдываясь бубнил Пётро.
Когда отец с сыном, подошли к своим лошадям, их догнали всадники.
- Гаджо! – кликнул старший цыган. Леонтий и Пётр оглянулись .
- Твои- кивнув на табун, спросил старший по возрасту.
- Мои - сухо ответил Леонтий
- Мы тут неподалёку табором живём, у меня тоже не плохой табунчик.
- Я знаю – всё так же сухо сказал Леонтий.
- Моё имя Михай, а ты кто будешь?
- Леонтий я, Леонтий Скударнов.
- Ну коли ты всё знаешь, приглашаю в гости. Ты мою дочь спас, я тебе должен.
- Не я спас, сын мой, Петро, его и благодари. Парень руку выставил, вправлять надобно. Так что торопимся мы - сказал Леонтий и направился к табуну.
- Так это мы сейчас уладим - он что-то сказал по-цыгански одному из всадников, тот быстро спрыгнул с коня и подошёл к Петру. Ощупав его руку, плечо, спину, шею, он взял парня за руку, как - будто здороваясь, другой рукой опёрся в больное плечо и медленно потянул руку на себя. В плече хрустнуло. Петро сморщился, но смолчал. Цыган одобрительно похлопал его по плечу и засмеялся, а потом легко вскочил на коня и всадники повернули коней назад. Один всадник сел к другому на лошадь, а на свободную лошадь, отец усадил девушку, обернувшись, напомнил
-Леонтий Скударнов, жду в гости с сыном - поскакал прочь.
Лошадь уже успокоилась и послушно пошла, привязанная уздечкой к седлу, одного из всадников.
Так вот и познакомился Леонтий с большим любителем лошадей из цыганского рода. Цыган этот давно сообразил, что осёдло, занимаясь коневодством, ему и скитаться не придётся. Однако же в летние месяцы, собирал он свою семью, и всех братьев, и сестёр с их детьми, большими и малыми, снаряжали кибитки, брали запасных лошадей и отправлялись по бескрайним Приобским степям. Степь в редких местах выгорала под солнцем, а в основном везде травы по пояс, да ветер вольный, да аромат степной, разнотравный. Выбирали поляну у большой реки Обь, ставили свои шатры да шалаши, жгли костры по ночам, да песни пели свои цыганские, да плясали до устали. А утром ранним садились на коней и мчались, мчались по степи, и только ветер в лицо, да звон в ушах. Разгорячённые, бросали поводья и бежали к реке. Река манила своей живительной прохладой. Утреннее солнце скользило по водной глади, запутываясь лучами в водяных барашках, искрилось в брызгах, блестело и сверкало на волнах. Обворожительная красота. Кидались в чистые воды, не снимая одежды, резвились как взрослые, так и малые дети. Разливался над рекой шум, гам, смех и звонкие детские голоса. Накупавшись, бежали на луг за лошадьми, которые к тому времени остыли, да отдохнули и пора уже смыть солёный пот с их кожи. И вновь наполнялась река разноголосьем, вновь бурлила и пенилась под гибкими телами ребят и лошадей. А по вечерам горели костры над водой, и красивое разноголосое цыганское пение плыло над рекой, разливаясь по ночной степи. Весело звучали бубны, звуки флейты, гадулки и напольной гармоники. Молодые гибкие тела плясали и извивались под жаркие звуки издаваемых мелодий. Трепетали кудрявые шапки юношеских волос, а тела их, подлетая в прыжке, мягко опускались на землю и подскакивали вновь, едва её касаясь. То бились оземь, словно в конвульсиях, и, вскочив, ловко переплетая свои ноги, пускались в мелкие чечёточные дроби. Вверх взмывали девичьи руки в широких рукавах, словно крылья. И тогда, девушки казалась птицами, порхающими вокруг костра. Содрогались девичьи плечи. Трепыхались кружева на их груди и звенели монисты. Взлетали подолы юбок, раздувая пламя костра. И вот уже руки извивались, подобно змеям. Девушки кружились, а их юбки, раскрываясь пышным шатром, касались друг друга, напоминая речной водоворот..
Любил Михай такие выезды, понимал, что его людям без этого, как без глотка свежего воздуха или глотка чистой воды, не жить. Сидя в стороне и наблюдая за весельем, вспоминал он своё детство.
-Мама. Моя Дае. Её образ всегда всплывал в его памяти, когда ему было горько или когда радостно. Да са-а-а-а - с мамой, как было с ней хорошо. Нежные ласковые руки, родное тепло от её тела и глаза, мамины влажные и красивые глаза. Всегда добрый, тёплый взгляд, наполненный нежной любовью. Она никогда никого из детей не ругала за шалости. Если дадо, пытался кого-то из нас наказать, она не вступала в спор, она никогда не спорила, она пела. Услышав красивый сильный голос жены, отец почему-то ударял бичом о колесо телеги, а потом швырнув его в строну, уходил. – Михай тяжело вздохнул. Воспоминания нахлынули на него сладкой грустью, и он утопал в них, отрешенно глядя на пламя костра.
- Дае моя, она не вынесла долгого пути в Сибирь. Брату жизнь дала, не смогла свою сохранить, ослабла. Не она одна не перенесла долгий путь в ссылку, для папо и мами путь в Сибирь тоже трудным оказался. Дедушки в дороге не стало, промок он под проливным весенним дождём и, как бабушка говорила, изнутри сгорел. Бабушка ушла тихо, не от болезни и не от трудности в пути, а от тяготы лишённой свободы.
Вспомнилось Михаю, то время, в детстве, когда гнали их табор всадники в чёрной одежде. Гнали их до границы, потом перегнав табор через границу в другую страну, долго что-то кричали вслед. Но и в новой стране их не жаловали, через какое-то время их тоже выгоняли. Однажды он спросил отца
- Дадо, почему нас отовсюду гонят?- он немного помолчал и отослал к деду
- Спроси у папо, он лучше знает. Он вообще всё знает про нас.- маленький Михай пошёл к деду и задал тот же вопрос. Дед усмехнулся
- Вот ты и Заро, принесли курицу, мы запекли её и съели. А у курицы был хозяин, который её кормил и сам хотел её съесть. Он узнал, что это вы взяли курицу и пожаловался властям.
- У него же много их, этих кур. Ему одну жалко?
- Может и не жалко. Люди не любят, когда у них берут не спрашивая.
- А у кого спросишь, если гуси одни ходят или овечки? Мы овечку на поле поймали, у неё никакого хозяина не было, они одни паслись. Вот только лошадь взяли, когда хозяин в кустах спал. Мы его не видели.
- Ну а увидели, так спросили бы?
- Нет, у нас денег нет, лошадь так не отдадут.
- Ну, вот за это нас и прогоняют отовсюду. Мы таборы свои ставим на их покосах, и траву им портим. Они злятся и проклинают нас.
- А зачем мы к ним идём, зачем их траву портим? Где наша земля?
Почему нас называют цыганами,а мы себя называем рома?
- Вечером у костра сядем, я и отвечу на твои вопросы, все пусть слушают. Пусть все знают, детям, внукам скажут почему нас называют цыганами, а мы себя называем рома.- тихо ответил дед и пошёл по освоим делам.
начало:
продолжение:
Скудара-5