РАССКАЗЫ О БЕЛАРУСИ
Книга вторая
Глава шестнадцатая
Незваный гость
Отказавшись присесть к столку и выпить за семейное счастье молодых, Кшиштоф обратился к Янке, сверля того своим ненавидящим взглядом.
- Продался, Янка! - хриплым голосом прокричал ему Кшиштоф. - Врагам земли нашей продался! Русскому царю служить идёшь!
Одна из наших селянок по имени Алеся, сидевшая вместе с другими гостями за свадебным столом, толкнув локтем свою соседку по столу и указав глазами на незваного гостя, тихо произнесла:
- Охрип оравши. А глаза красные, что у голодной собаки. И дымом от него за версту несет.
- От дыма и глаза у него красные, раз в лесу живет, - ответила Алесе её соседка по столу.
- Иудиной доли позавидовал? - продолжая с ненавистью смотреть на Янку, продолжал Кшиштоф. - А о том подумал, что ты сыновьям своим ответишь, когда они у тебя спросят: как ты, батька, землю нашу от врагов защищал?
- Прекрати, Кшиштоф, в чужой хате на чужое счастье лаять. Нет своего, счастья, так нечего на чужое голос возвышать, - сказала Кшиштофу мать Анны.
- Не будет вам счастья! - прокричал ей в ответ Кшиштоф. - Никому из вас здесь счастья не будет.
- Не будет у нас самих счастья, так мы его у тебя займем. Или у Костюшки твоего, - сказала Кшиштофу бойкая селянка по имени Одарка.
- Ты имени Костюшки не касайся! - закричал на бойкую Одарку Кшиштоф. - Ваши имена скоро сгниют вместе с вашими костями, а именем Костюшки люди будут детей называть. Подрастут эти дети, и снова в бой за свободу пойдут. На свою и вашу защиту встанут.
- Притихни на час, - сказала незваному гостю Одорка. - Ты кого срамить сюда пришел? В лес с собой готов нас всех прямо со свадьбы забрать! А из леса, как давеча, опять поведешь своих людей мужиков наших пороть, которые с тобой в лес не уйдут. Дурак ты, Кшиштоф! Как есть, дурак! Люди жить хотят. Землю пахать, внуков нянчить, а не сыновей своих хоронить. Не прекратишь свои речи, я сейчас до исправника добегу и докажу на тебя. Так и знай - докажу.
Разгневанный словами Одарки, Кшиштоф схватился правой рукой за свой левый бок, где у шляхтичей обычной висела сабля.
- Нету сабли-то? - спросила у него Одарка. - Так за что же мне новую власть ругать, если это она запретила безземельной шляхте с саблями по улицам разгуливать? Была бы у тебя сейчас на боку твоя сабля, снес бы ты мне башку при всех, а потом ищи тебя, защитника нашего, по лесу. Убирайся прочь туда, откуда пришел, или прям сейчас пойду и докажу на тебя
Зло сверкнув на Одарку своими красными от дыма глазами, Кшиштоф, не говоря ни слова, схватил со стола ломоть ржаного хлеба и выскочил с ним из хаты вон.
- Голодный, - проводив Кшиштофа глазами, сказала селянка Алеся.
- Они все там в лесу голодные, - ответила ей соседка по столу. - Раз в землянках живут, то откуда сытости взяться?
- А чего это мы все замерли! - прокричала Одарка. - Чай не на поминки сюда пришли! Я плясать хочу!
- Сложишь ты когда-нибудь свою голову за свой язык, - сказал Одарке отец Янки.
- Так моему языку уже тысячу раз отсохнуть желали, - ответила ему Одарка. - А с моего языка всё, как с того гуся вода! Ну что, мужики, кто моего языка не боится, пошли плясать. С кем я в танце вспотею, того и приголубить после могу.
- Отгоревала по своему мужу-то, - указав глазами на Одарку, сказала Алеся. - А ведь её саму новая власть хотела в Сибирь угнать, но потом, говорят, ради малого дитя пожалели.
- А в Московии, бабы гуторят, без смертоубийства ни одна свадьба не обходится. Там считается, что, если никого на свадьбе не зарезали, то и свадьбы никакой не было, - ответила Алесе её соседка по столу.
- Это они от татар такую моду взяли, - сказала ей Алеся. - Жертву надо принести, чтобы счастье тебя караулить начало.
- Горько! - поднимаясь из-за стола, вдруг громко прокричал наш корчмарь - дядька Макей.
- Воистину, горечи в нашу хату эту Кшиштоф занес, - сказала мать Анны.
- Горько! - вновь покричал дядька Макей.
Янка и Анна крепко обнялись и поцеловались.
- Янка, - обратился захмелевший дядька Макей к жениху. - Наши обычаи не позволяют тебе много говорить на своей свадьбе, а мне наши обычаи это не запрещают. Поэтому я хочу тебе сказать: плюнь ты на все злые пророчества этого партизана Кшиштофа. Одарка наша тут язык свой с гусем сравнила, с которого все стекает, что твоя вода. И я тоже про гуся этого сказать два слова хочу. Ведь гусь может днями по воде плавать, а перья у него остаются сухими. Раз уж Бог столь позаботился о глупой птице, то неужели же в наших судьбах Бог что-то важного не предусмотрел? Лично я в это не верю. И один святой старец на днях мне это подтвердил. Вручит сегодня наша невеста своему жениху самое дорогое своё богатство, и все у них будет хорошо.
- Ну, замолол своим языком, - отозвалась на слова дядьки Макея селянка Алеся.
- Янка, - продолжая держать в руках кружку с вином, продолжал дядька Макей. - Учись, Янка, на своих курсах хорошо. Служи царю честно. И себя самого тоже береги. Когда вернешься к нам в село, чтобы нами командовать, как раз к моим похоронам и поспеешь. Береги себя, Янка, для моих похорон.
- О, высказался! - осекла дядьку Макея селянка Одарка. - Ему беречь себя надо для своих детей и жены, а не для твоих, дядька Макей, похорон. Тебя и без него похоронят. Есть кому. Ты сам только с этим делом не затягивай. Так дождусь я сегодня танцев – или как? - прокричала Одарка.