Отец предвидел в будущем неизбежный раздел с братом Тихоном. Семья росла. Тихон перед уходом в солдаты женился, по возвращении будет расти семья и у него. Изба, в которой мы жили, становилась тесной. Спали на полу, кроватей не было, да и ставить их было негде. Надо было думать о постройке второго дома.
Строительство дома в нашем безлесном крае было делом дорогим и трудным. Можно было или купить где-то готовый дом или хотя бы сруб для дома, или просто купить круглый лес – бревна на городском складе в Камышлове. Все это стоило бы больших денег, а откуда деньги в крестьянском хозяйстве? Учитывая уроки с изготовлением саманов, отец решил заняться «стряпать» кирпичи.
Мечта о новом просторном доме зародилась у отца уже давно. При первой же возможности он стал практически к строительству готовиться.
По воскресеньям летом мужики в деревне не работали, играли в бабки среди улицы, а некоторые, прячась где-либо за хозяйственными постройками, на задах, играли в карты, в «очко». Карты в те годы почему-то запрещались. Но мужики все равно тайком, но играли на деньги. Нашему отцу, любителю карт (холостым тоже поигрывал) и мастеру игры в бабки, было не до игр. Брал он в руки лопату и ходил по пригоркам в поскотине, копал шурфы в поисках глины, пригодной для кирпича. С кем-то он видимо консультировался о том, какая должна быть глина.
Красную глину, наконец, он нашел, но недостаточно насыщенную песком. Стал копать эту глину и возить ее на телеге к своей ограде. Навозил большую кучу, а рядом навозил песку. Месить глину с пеком вручную было трудно, решил добыть глиномешалку. Занял ее у кого-то в соседнем селе Володинском, привез. Весной, после окончания сева организовал «мятье» глины. Пришлось позвать в помощь соседей, двух-трех мужиков и несколько женщин.
Впрягли лошадь, старший брат Афанасий гонял ее вокруг машины, вага вращала вал глиномешалки, двое мужиков подбрасывали в мялку глины и песок строго в нужных пропорциях, как указывал отец, и подливали воду ведром. Внизу у мялки было отверстие, и там внутри вращались лопасти, которые и выталкивали порции глиняного теста. Женщины подхватывали его и клали на одноколесные тачки, катили к нам в ограду через раскрытые настежь ворота, затем через весь двор под сарай в скотном пригоне, где отец укладывал эту глину в «колоб» – толстый широкий штабель в сажень шириной, а может чуть меньше, и высотой аршина полтора. Нам с сестрой было разрешено топтаться на этом колобе босыми ногами. Колоб глины был тугой, не очень холодный, к ногам глина не льнула, и нам это занятие нравилось. Глина уплотнялась не только нашими ногами, но и отец, когда брал с тачек куски глины, то бросал их на колоб с силой, с таким расчетом, чтоб колоб получался плотным и прямоугольной формы.
Дедушка бочкой подвозил воду, кто-то из женщин просевал на грохоте песок, кидая его на наклонно стоящую раму с натянутой проволочной сеткой. За день работы всю глину и песок переработали. Под сараем образовался длинный колоб глиняного теста. Укрыли его соломой, чтобы не сох, и отец стал «резать» из него кирпичи. Заранее он заказал столяру, старику Щектаеву Ксенофонту Ивановичу смастерить из березовых досок станочки для кирпича из расчета, чтобы в кладке стены два кирпича по толщине равнялись ширине одного, а три по толщине – длине кирпича.
Говорили, что каждую свободную минуту отец уходил в сарай, отрезал куски глины и формовал кирпич. За лето и осень он весь колоб разделал на кирпич. Потом этот сырец после сушки вывозили в особую яму, выкопанную на поскотине в косогоре увала. Пригласили мастера-специалиста по кладке печей для обжига, из того же кирпича. Затем кирпичи обжигали заранее приготовленной чащей – сучьями берез и осин с добавлением дров. Обжиг – дело хитрое. Надо было вести его умело. Отец все это знал, и кирпич получился хороший. В дальнейшем, чтоб избежать перевозок, решили построить для кирпича сарай там же на увале, где была глина. Подвозили только песок и воду. Кирпич – сырец здесь же под сараем формовался и сушился. Сушка тоже дело хлопотливое. Каждый готовый кирпич из станка укладывался на доски плашмя, через день-два переворачивался, далее последовательно ставился на одно ребро, на другое, затем на «попа». Если при этом кирпич оказывался горбатым, то его правили ударом деревянной лопаточки, которой срезался излишек глины при формовке, а во время сушки ею ударяли по горбинке и кирпич выпрямлялся. Высушенный с такими хлопотами кирпич укладывался в невысокие штабели, а затем перевозился на укладку в печь для обжига.
Так изготовлением кирпича отец занимался один много лет. Только на такие работы, как «мятье» глины приходилось нанимать в помощь людей. После ухода Тихона в солдаты дело пошло медленнее, т.к. отцу приходилось отрываться на пахоту и посев хлеба. С возвращением Тихона производство кирпича вновь оживилось. Так отец «настряпал» кирпича что-то около 22 тысяч. Вначале предполагал наготовить хотя бы на «фуртамент» к новому дому, а потом решил, что надо уж наделать на всю избу. Наделал.
Сколько он положил на это труда и здоровья, описать невозможно. Все это происходило между неотложными полевыми работами, в которых ему приходилось участвовать наравне со всеми, кроме лишь пахоты да бороньбы пашни, чем занимался потом Тихон.
Обожженный кирпич надо было потом из печи вывозить на постоянное место для хранения и уложить там в стопы по 10 штук в ряду, с перевязкой швов, чтоб стопы не разваливались, и укрыть от дождя и снега.
Не перестаю удивляться трудолюбию, работоспособности и упорству отца в достижении далеко поставленной цели, особенно в те его молодые годы. Ведь тогда, примерно до 1905–1906 годов все сельскохозяйственные работы велись вручную. Жали хлеба серпами, молотили цепами после просушки снопов на овине. Заготовка и вывоз дров и других лесоматериалов для хозяйства производился издалека, в нашей семье – из «Стекла». Так называлось лесное урочище за 15 верст от деревни. Сено – за Горошками, в 20 верстах, в «Дале». Косить там траву уезжали в конце июля (с Петрова дня) на неделю. Ставили там зарод на 18–20 зимних возов.
Их надо было вывезти по устоявшейся зимней дороге, по мелкому снегу, т.е. в первой половине зимы. Дрова из «Стекла» тоже. Работая в большом нашем хозяйстве, при большой чересполосице и широкой разбросанности полей, отец урывал время не только подсевать весь свой хлеб, а и нанимался в люди, чтобы заработать. Купил маховую пилу, научился пилить ею бревна на доски, научился сам ее точить. Пилили вдвоем с Тихоном. Отец стоял сверху на бревне, Тихон – снизу. Пилили тоже и для людей. Привезет кто-либо пару бревен: «Харитон Васильич! Не распилите ли на плахи или на тес? Пожалуйста!». И они пилили. Как-нибудь выберут время между делом: «Айда, раздернем бревна-те, долго ли?». Или пока готовят завтрак, они встанут чуть свет и до завтрака распилят.
Купил отец себе дробовое ружье, наделал рогов для дроби и пороха, сшил кожаную сумочку для этих ружейных припасов. Ходил на охоту за утками, за рябчиками, за зайцами. После неудачной охоты говорил: «Рыбка да рябки – провожай деньки». Рыбалкой тоже увлекался. Связал сак, присадил на длиннющий черен – «саковище» и ходил «сакать» рыбу во время ледохода и половодья. Однажды высакнул большую щуку, принес домой. Очистили ее, вспороли и целиком заложили в сочень из теста, чтоб испечь пирог. Посадили пирог в печь, а щука там трепыхнулась так, что верхняя корка пирога раскрылась. Очень все удивлялись такому чуду. Говорили: «Это притча! Это не просто! Что-то будет!». И было. Но что именно теперь не помню. Вспомню – допишу. Народная примета оправдалась. Возможно, как раз после этого и «забрели»[1] Тихона в солдаты.
Но вернемся к кирпичу. Все для его изготовления надо было предусмотреть и устроить, не останавливая хода хозяйственных работ. Что значит выкопать яму – печь для обжига? Это значит врезать в косогор широкую выемку аршин на пять и на столько же вглубь косогора, притом глина – грунт тяжелый, льнет к лопате, а надо все откидать, чтоб не мешало подъехать с кирпичом, а затем с дровами на телеге. А постройка сарая для сушки и хранения: заранее нарубить лес на столбы, на жерди, привезти все это, сложить в штабель, когда-то пролысить, чтоб лучше и быстрей просушить. Сделать затем шатер на два ската и закрыть со всех сторон, оставив только узкий проход для пешего с тачкой. Внутри сарая будет формироваться глиняный колоб после мятья глины, а по сторонам сарая надо было построить стеллажи для кирпича, значит надо напилить и привезти доски. На все нужно время и труд в определенные сроки, не отрываясь от больших полевых работ. Однако и это далеко не все. Предстояло подготовиться к заготовке строевого леса для полов, балок, потолков и много еще чего в новую избу. (Дата записи рассказа не известна, П. Х. Ширяев).
[1] «Забрели» – от русского слова «забреть», которое являлось частью дискурсивных практик жителей деревенского мира в некоторых регионах дореволюционной России, в том числе и в Прикамье. «Забреть в солдаты» означало забрать в солдаты или в рекруты. Происхождение этого словосочетания можно объяснить тем, что рекрутированным сбривали волосы. Отсюда и устойчивое выражение «забреть голову, лоб» // См.: «Словарь русских народных говоров. Выпуск девятый. Ерепеня-Заглазеться». Ленинград: Издательство «Наука». 1972. С. 274.