Школа, где я работаю, старая. Не то, чтобы вовсе старинная, но все-таки… Лет через 8 после образования станицы организовалась, в 18…каком-то году. Не особо я дружу с датами, извините.
Вначале в ней казачата учились, затем все желающие.
Но вот собственное привидение в школе нашей появилось только в 20 веке. Кроме шуток.
Была у нас директор. В возрасте, но ОЧЕНЬ энергичная! Бывший парторг колхоза, бывший председатель Сельского Совета, бывший…, не помню уже кто, но постоянно на руководящих должностях. Когда в 90-е годы великая и могучая компартия благополучно сдала главенствующие позиции, Анна Ивановна тут же вспомнила, что по образованию она, вообще-то, учитель математики. И стала вначале завучем в маленькой хуторской, а затем, когда старый наш директор ушел на пенсию, директором в нашей школе. Ну не привык человек мелко плавать! Было ей, к тому времени, лет под семьдесят.
За работу взялась она с энтузиазмом, которому молодежь позавидовать может. Просто вихрем летала. Лично контролировала все рабочие моменты,- хоть учебные, хоть воспитательные, хоть хозяйственные.
До сих пор помню такую картину: конец мая. Не просто тепло, а конкретно жарко. Наше кубанское солнце в это время года палит беспощадно. Ворота хоздвора распахиваются. Во двор медленно и важно въезжает трактор. Впереди него, свежая, несмотря на зной, бодрая, в костюмчике и на каблучках(всегда на каблучках!) быстро-быстро идет Анна Ивановна, энергично указывая водителю дорогу лично своим примером и вытянутой вперед десницей! Прямо таки вождь мирового пролетариата!
Вообще же, Анна Ивановна в нашей школе была Богиней. Когда учителя, после звонка на урок, слышали перестук ее каблучков по тихим школьным коридорам, они и молились, и крестились. Молились, чтобы не зашла полюбопытствовать, как ты сеешь «разумное, доброе, вечное»; крестились, когда дробный цокоток проносился мимо закрытой двери. Уф, пронесло! И залпом пили валерьянку.
Любила она вот так, невзначай, урок посетить, а затем учителю устроить «разбор полетов». Причем чувствовал себя удостоенный высочайшего внимания, при этом, отнюдь не асом от педагогики, а совсем даже наоборот. Сбитым летчиком.
Зато и честь мундира отстоять могла легко. Учителей защищала до последнего: хоть от родителей, увы, не всегда адекватных, хоть от многочисленных комиссий.
Еще нравилось ей всякие дрязги в коллективе разбирать. Ну это у нее от работы парторгом осталось- раньше было такое, что, к примеру, жены на неверных мужей в партийный комитет жаловались, а тот оступившихся публично на путь истинный наставлял. Правильно: накосячил –отвечай. Что значит: «Мое личное дело?». Шалишь, брат, «облико морале» каждого коммуниста-дело партийное!
Школа у нас, как я уже говорила, была старая, а учеников много, около тысячи, для сельской местности это ого-го сколько, места всем не хватало. Давно хотели к ней новое здание пристроить.
Фундамент его заложили еще при Советской власти, а затем работа что-то застопорилась. И вот решила Анна Ивановна, со всем пылом своей неуемной энергии и огромным административным опытом, это дело с мертвой точки сдвинуть.
И ведь получилось! При ней долгострой года за три превратился в новенькое, с иголочки, трехэтажное здание белого кирпича. Это в «святые»-то девяностые! Неизвестно, где, как и на какие рычаги Анна Ивановна для этого надавила, но поворачивались рычаги эти, видимо, с трудом. Усилие для ее, хоть и закаленного в партийных боях, но все ж таки немолодого уже организма, оказалось, увы, непомерным.
В новой школе проработала она месяц всего. Даже кабинет директорский толком обжить не успела. Скончалась прямо на рабочем месте. Инфаркт.
А после сорока дней со дня ее смерти стало происходить странное. Вначале завхозу повадилась она сниться чуть ли не каждую ночь. Ругается, то там недоделка, то сям протечка. Лампочка над крыльцом пожарного выхода перегорела, вдруг споткнется кто? На первом этаже в окошке под лестницей стекло треснуло, -не дай Бог какое дитё поранится! И ведь верно! Куда она завхозу во сне укажет, там неполадки и обнаруживаются. Дальше -больше! Технички, что во вторую смену работали, жаловаться начали, что по школе ходит кто-то, каблучками стучит. И сторожа вроде как тоже это слышали.
Ну да мало ли каких сказок наплетут не сильно образованные суеверные станичные жители? Не до смеха стало тогда, когда в одно, далеко не прекрасное, дождливое зимнее утро, наш молодой завуч пришел на работу в скверном настроении и хмуро заявил, что нужно приглашать священника, новое здание школы освятить.
Был завуч мужиком действительно нестарым, чуть за 30.Преподавал физику и информатику и ни в какую мистику принципиально не верил. Так что в суеверном мракобесии заподозрить его было сложно.
Так вот, сидел вчера он в кабинете информатики на 3 этаже нового здания, очередной отчет для Управления Образования ваял. Задержался до темноты. В школе – глухая тишина. Дети разошлись, технички тоже,- полы помыли, свет в коридорах потушили,- и по домам.
Только у него в кабинете свет горит, двери в темный коридор нараспашку, музыка бодрая негромко играет, чтобы в сон не клонило: устал за день, а документ завтра в Управление сдавать надо.
Вдруг слышит,- кто-то по лестнице поднимается, каблучки стучат. Ничего плохого и не подумал даже. Мало ли, ученики свет в окнах могли с улицы увидеть, да и зайти спросить о чем- нибудь , по информатике-физике, или просто пообщаться. С молодым учителем на разные темы поговорить интересно, особенно девочкам старшего школьного возраста.
Доцокали каблучки до его открытой двери и остановились, по звуку судя, на порожке. Он ,взгляда от экрана компьютера не отрывая, говорит ободряюще, думая, что девчонка зайти стесняется: «Ну, чего стоишь? Давай проходи!»
Допечатал до конца очередное предложение, к двери повернулся, -а там нет никого. Удивился он и немного рассердился- что за розыгрыши такие? Он учитель-то, конечно, может и молодой, но уже достаточно уважаемый, а не воробышек какой желторотый, сразу после института. Завуч опять же.
За дверь вышел, свет в коридоре включил, из конца в конец по нему прошелся, во все углы заглянул -нет никого. Но и тут плохого не заподозрил, только рассердился еще больше. Вспомнил, что сегодня на первом этаже, вроде как, должны заниматься ученики вечерней школы. Сто процентов -они его и разыгрывают!
Явно ведь- девица за дверями постояла, а потом туфли сняла и тихонько убежала вниз по лестнице, а теперь хихикает там с подружками и гадает, сильно он испугался или не очень. Он даже перевесился с лестничной площадки, надеясь уловить шумы какие снизу. Но нет, все тихо. Наверное, разошлись уже.
Опять уселся за свой отчет, но музыку включать не стал, печатает и прислушивается, так, на всякий случай. Слышит -снова внизу каблучки застучали, вверх по лестнице поднимаются.
«Ага»,-думает,-«попалась!» Быстро вскочил из-за стола, фонарик схватил, брелок у него такой на связке ключей был, за дверь бесшумно спрятался. Ждет, как тот кот в засаде, и с таким же охотничьим азартом.
Протопали каблучки мимо его убежища, на порожке кабинета остановились. Тут же он из-за двери вылетел, фонарик на ходу включая! И... резко затормозил, словно на стенку напоровшись. И слабенький свет его фонарика и свет , падающий из открытой кабинетной двери , освещали пустой пятачок блестящего паркета перед этой самой дверью.
Тут уж волосы у него на затылке ощутимо приподнялись. Вспомнил он все рассказы сторожей и техничек, над которыми смеялся. Лампы в коридоре включил, еще раз его туда-сюда прошел, ручки дверные на всякий случай подергал, хотя и понимал, что никак бы незваная посетительница, даже в ближайшем незакрытом кабинете, спрятаться не успела. Нет, заперто везде.
На первый этаж спустился. Пусто. Тихо. Темно. Обалдуи-вечерники сегодня, похоже, и не занимались вовсе. Сторож в старой школе сидит, там у него резиденция. Небось, гад такой, чаи попивает да кроссворд разгадывает. Все ходы-выходы на запоре. Все же и здесь все классы проверил. Ни один не открылся.
По второму этажу прошелся. Все то же самое -пустота, тишина, темнота и закрытые двери кабинетов. Только вода где-то капает. Кран, видимо, в туалете, неплотно прикрыли. Один он во всем огромном, гулком здании.
Жутко ему стало. При всем своем рациональном складе ума, никакого логического объяснения происходящему придумать никак не получается. Неуж –то вправду привидение Анны Ивановны ночью по школе дозором ходит?
Только подумал так- опять наверху каблучки застучали. Стал он медленно на третий этаж подниматься, а в голове одна идея сформировалась. Сумасшедшая, конечно, но ведь и ситуация –то от нормальной далека.
Конечно, в коридоре снова никого не оказалось. Да он, собственно, другого и не ожидал. Свет зажигать не стал, достаточно от уличных фонарей его в широкие окна попадает. Вышел на середину коридора. Поклонился истово, в пояс:
-Анна Ивановна! Вы же меня с детства знаете! С отцом моим в колхозе вместе столько лет отпахали! Да и я не разгильдяй какой- в школе сейчас не просто так сижу-РАБОТАЮ! Не прогоняйте, дайте отчет дописать, если не сдам завтра с утра –выговор получу от Самого Управления. А это и на вашей репутации сказаться может, вы же меня, никчемного такого, получается, завучем назначили и на репутации НАШЕЙ ШКОЛЫ!!! Все знают, что для Вас она- дом родной!
Сказал так и чуть не захихикал от абсурдности происходящего. Зато бояться перестал. Зашел в свой кабинет, музыку включил на полную громкость, и вновь за отчет принялся. Двери закрыл, правда. Но никто его больше не побеспокоил.
Новая директриса к рассказу отнеслась серьезно и святого отца пригласила. Тот по школе везде прошел, благовония воскурил, святой водой побрызгал, молитвы прочитал. В общем, все правильно сделал. Завхоз купила конфет хороших, килограмма три, раздала на помин души рабы божией Анны.
И все потустороннее в школе закончилось. Успокоилась душа Анны Ивановны. Отошла, с Богом, туда, где все мы рано или поздно окажемся. А завхоз наша каждый год на Радоницу не забывает могилу Анны Ивановны навестить, цветы принести. Смотрит на нее Анна Ивановна с гранитного памятника требовательно, с начальственным прищуром, как будто спросить о чем-то хочет. И, по дороге домой, завхоз обязательно в церковь заходит, сорокоуст по Анне Ивановне заказать. На всякий случай.
P .S . Всем директорам «старой закалки», имевшим свое мнение, посвящается.