Мне всегда нравилось рисовать. Но я родился и вырос в месте, где рисование не могло прокормить. А потому на моё увлечение смотрели неодобрительно. Никогда не мешали заниматься, но и не направляли. И уж, конечно, в нашем хуторе художников не было. Впрочем, был самоучка, но это было его баловство. Так у нас в хуторе именовали занятия, которые не приносили материальных благ. Именно картина этого самоучки и была моим первым культурным потрясением.
Конечно, я хотел бы стать художником, но никогда не озвучивал этого желания. Это была совсем не желанная в нашей среде профессия. И это слабо сказано!
На популярный у гостей вопрос к детям "кем хочешь стать?" я всегда отвечал:
- Офицером!
Обычно гости озадачено поднимали брови, мол, откуда такая блажь у хуторского пацана, сына чабана. Но против такой профессии не возразишь. Служба в советское время была почётной обязанностью, неплохо оплачивалась, позволяла вырваться из глубинки на географический простор. Даже срочная служба давала возможность увидеть далёкие края и вспоминать об этом всю жизнь.
Семейные предания не дают ответ откуда у меня появилась такая мечта. Я сам тоже не могу сказать ничего определённого, хотя думал над этим. Есть у меня версия. Полагаю, что виновата во всём фотография моего деда Кирея по линии матери.
У меня имелась тётя, старшая сестра матери. Довольно именитая в наших масштабах. Ещё бы! Передовичка, орденоносец, делегат какого-то партийного съезда. В самом Дворце съездов была, в Москве! Детей у неё не было, замужем она никогда не была.
- А за кого было выходить, - отвечала она обычно, - всех женихов на войне поубивало.
Она заведовала птицефермой, которая была за хутором, при ферме и проживала. Работа была её семьёй и смыслом жизни.
Увеличенный портрет деда висел у моей тётки в доме. Он был молод, красив, в гимнастёрке и фуражке военного образца. Тётка всегда с гордостью мне его показывала. И обычно звучало слово "офицер". Вот из этих редких эпизодов созерцания деда в военной форме, гордости в голосе именитой родственницы, видимо, и зародилось желание стать офицером.
К слову сказать, деда Кирея я никогда не видел. Он умер от ран во время войны дома. Ранен был на финской войне, и после лечения демобилизован по здоровью. Пережил дома оккупацию, а вскоре после освобождения хутора и умер. Кем он был в армии мне доподлинно не известно. Хотя я знавал его однополчанина, дальнего родственника по материнской линии деда Игната. Он мне обещал рассказать про деда Кирея, про их военные приключения, только в мужской компании. А был я у него со своими тётками. Но, как водится, нам всё недосуг общаться со стариками, да ещё жившими за 50 км от нас. Унёс в могилу военные истории дед Игнат.
Должен сказать, что с дедами мне вообще не повезло. Про Кирея я уже сказал. А дед Василий, фамилию которого я унаследовал, умер совсем молодым. Его даже мой отец не помнил, младенцем был на момент смерти моего деда. Так что, я был лишен в детстве дедовской опеки, не знаю семейных преданий, не знаю своей родословной. Стыдно признаться, но у меня даже интереса к ней нет. Хотя сейчас это стало модно, а главное, безопасно.
Впрочем, если бы они были живы, деды мои, может они бы мне отбили эту блажь — стать лётчиком.
Так я и рос, озадачивая гостей и огорчая родителей желанием стать офицером, а значит - покинуть родное гнездо! А в тайниках души тлела и грела мне душу мечта стать художником. Когда я рисовал - время останавливалось! Но результаты обычно меня огорчали. Меня некому было наставить, некому подучить, не было литературы, кисти - и те были проблемой. Сейчас я люблю заходить в магазины для хобби, просто с восторгом смотрю на это разнообразие материалов, инструментов, пособий и пр. По чёрному завидую нынешним детям. Иногда, не удержавшись, что-нибудь себе покупаю. Кисти, краски, карандаши, бумага забили мои столы. А внуков пока Бог не дал, чтобы они меня раскулачили.
Я читал про художников, читал про армию. Наша хуторская библиотека не могла полностью удовлетворить мой интерес. Маловато было в ней книг. А потому в голове моей было много пробелов по профессиям. Где-то к шестому классу до меня дошло, что «офицер» - слишком общее понятие. Пора определиться со специальностью военной.
Конечно, самые красивые со службы приходили моряки! « Бескозырка белая, в полоску воротник...» Но у меня была слабость на качку. Морслужба отпадала.
На обочине трассы на Вёшенскую, остановку называли Василёвка, на постаменте стоял танк Т-34. Как-то мне удалось в него попасть. Тогда люк у него ещё не был заварен, да и постамент позволял свободно забраться на танк. Ограниченное пространство башни, узкие смотровые щели вызвали у меня приступ клаустрофобии. Я шустро покинул башню славного танка с отчётливым пониманием, что тесные боевые машины с ограниченным обзором - не для меня!
Однажды над хутором на малой высоте пролетел огромный боевой самолёт. Буквально несколько секунд он был в поле моего зрения. Его появление было равносильно появлению НЛО. Единственный самолёт, который периодически появлялся над нашим хутором - самолёт М. Шолохова. Это была чешская модель "Морава". Писателя на нём, по рассказам взрослых, доставляли в Ростов из Вёшенской и обратно. Пролетал он гораздо выше. Вблизи же ни одного самолёта я никогда не видел. А тут... Почему так низко? Моя фантазия сочинила катастрофу военного самолёта. Конечно, они погибли. И кто-то должен их заменить! Вот оно моё предназначение! Так я определился с военной специальностью. Лётчик-истребитель!
Странно. Самолёт я увидел с большим экипажем, а летать хотел в одиночестве. Да, почему-то к этому времени мне уже не нравилось брать ответственность за чужие жизни. Это тоже было не для меня. Много позже, поближе познакомившись с одним экипажем транспортника, понял, что это было заблуждение. Не зря говорят: "на миру и смерть красна". В компании погибать гораздо веселей, да и выживать тоже.
Озвучивать своё желание я не стал. Где наш хутор и где военные лётчики! Теперь на моём столе чаще всего появлялись книги на авиационные и космические темы. И однажды мой одноклассник, как-то таинственно понизив голос и кивая на книгу, заявил мне, что он понял куда я собираюсь после школы. И, закатив глаза, ткнул пальцем в потолок. Я не отпирался, но и не конкретизировал. Планку поставил слишком высоко и не хотел отпугнуть удачу сторонними сомнениями на мой счёт. Теперь я стал говорить, что после школы пойду в военное училище. Там видно будет — в какое.