Павловскую денежную реформу помню отлично. Бабка побежала в сберкассу, обменять какие-то купюры, а там уже другие бабки в очереди бьются насмерть. Остальные в нашей семье не были жадными до денег. На них все равно ничего особо купить уже нельзя было, так они и остались у нас как фантики. Но плач везде стоял великий, это прибавило людям седых волос. Представьте, были у тебя деньги — и вдруг их нет. Это выглядело как грандиозный обман.
Алексей Лютых (Москва, в 1991 году — сотрудник ):
— Горбачев ничего не соображал в экономике, и они нашли Павлова. Он считался очень перспективным молодым экономистом. У них был план перехода к капитализму, хотя и довольно сырой. Изъятие денег — это был первый этап. Борьба с подпольными миллионерами. Им нужно было, чтобы нужные люди пришли и чтобы именно они будущий капитализм возглавили, а не подпольные Корейки.
Купить иномарку в то время можно было только в автомобильных комиссионных магазинах. Наибольшая концентрация их была у нас в Москве в Южном порту. Возить деньги им приходилось наличкой, потому что в сберкассе больше 500 рублей в месяц не выдавали. Этим воспользовался криминалитет.
Полина Владимирская (Москва):
— Мне 4 марта 1991 года исполнилось 18 лет. Где-то в середине 80-х бабушка с дедушкой продали дачу — за тысячу рублей. И эти деньги положили на книжку до моего 18-летия. Осенью 1990 года я поступила в институт. Чего хочется на первом курсе? Конечно, одеться. Поэтому я ждала дня рождения просто как манны небесной. И как только он наступил, сразу же пошла в сберкассу. Моя вторая бабушка очень на меня обиделась: «Как ты смеешь! Бабушка с дедушкой всю жизнь копили, дачу купили, потом ради тебя продали, а ты сейчас все потратишь впустую!». Но я была упорна.
«Стипендии хватило только на флакон шампуня»
Михаил Филиппов (Москва):
— Тогда из-за банки тушенки убить могли. Вот случай был. У нас в «почтовом ящике» сотрудников подкармливали. Заказы — так тогда продуктовые наборы назывались. Точную дату я, конечно, не вспомню, но это был апрель 1991-го, нам тогда на работе как раз к Первому мая заказы выдавали.
Домой ехал уже совсем поздно, наверное, часу в двенадцатом. Выпивши не был. И вот за мной двое увязались. Явно приезжие, рожи такие, что… В общем, совсем не русские рожи... Я на переход — и они за мной. Я в вагон — и они. На метро ехал. Чувствую, дело плохо. А полиэтиленовый пакет здоровый, банки торчат, да еще и ручки оторвались.
Из метро вышел, народу никого. А эти двое — за мной, но поодаль. И тут автобус к остановке подходит. Мой-то дом напротив, автобус мне не нужен. А я как припустил за ним, в дверь заднюю заскочил, и эти двое тоже. А я через весь автобус, и когда он уже двери закрывать начал, протиснулся из передней и выскочил. Поскользнулся, банку рыбных консервов потерял.
Автобус пошел, эти двое дверь дергают, а я шмыг за угол — и к дому. Мог ведь заказа лишиться, а то и еще чего похуже.
Вы, наверное, не помните, что такое «моталки». Так в то время называли подростковые кодлы из Казани, из Набережных Челнов. Тактика у них такая была: бегут по улице — шапки срывают, дубленки, у кого плеер, сумки и дипломаты из рук выхватывают, кто сразу не отдаст — избивают. У нас на Ленинском я сам однажды чуть под такую моталку не попал, в Госстандарт успел забежать. Наберут трофеев и домой возвращаются. Страшное время было.
Митинг против повышения цен, 1991 год
Фото: Владимир Первенцев / РИА Новости
Александр Баландин (Москва):
— Подробности этой реформы сейчас уже плохо помню. Единственное, что у меня хорошо в памяти отразилось с того момента, — наш мастер. Я в «Интуристе» работал, а у него на книжке было 40 тысяч советских рублей. Когда цены поменяли, слух пошел, что все деньги скоро в десять раз обесценят, и он побежал в сберкассу, снял деньги и купил стенку.
Представляете, раньше в СССР на 40 тысяч можно было пять «Волг» купить, а после реформы он на них смог купить только чехословацкую стенку. Настолько все обесценилось
Очень многие не успели ничего сообразить, так быстро все рухнуло.
Елена Маноли (Апулия, Италия):
— В 91-м году я училась на первом курсе в художественном техникуме. Так вышло, что осенью стипендию мне не платили, а с весны должны уже были начислять. 30 рублей. Я так их ждала! Я видела, как другие студенты получают деньги и покупают, что хочется.
Первую стипендию я получила в конце марта, собиралась накупить на нее книжек... Но в апреле что-то случилось с ценами… Они взлетели так, что мы, студенты, ничего не могли себе позволить. Из еды покупали только черный хлеб — четвертинку. А пирожками нас подкармливала тетя, которая торговала ими рядом с техникумом. Так что моих 30 рублей стипендии хватило только на флакон шампуня Elseve. Зато он был французский, прямо очень хороший. И я была безумно рада! Просто счастлива! Мы тогда легко ко всему относились. Сейчас так смешно это вспоминать!
В 1991 году произошла ликвидация старой схемы работы государства. Коровы при этом доиться не переставали, и урожаи были. Предприятия все работали — и это продолжалось до середины 90-х, до тех пор, как их не купили крупные компании. Все это работало на автомате.
И вот осенью я переезжаю из своего поселка, в котором все есть, в Воронеж, в котором ничего нет. Пустые полки, народ вешается, все бегают на свои шесть соток, чтобы хоть какую-нибудь картошку выкопать, надрываются. Я смотрю на это в полном остолбенении, ведь на самом деле-то все не так! Я не знаю, куда все это девалось, ведь ничего не переставало работать.
Горбачев в этом точно не виноват, он просто закрыл всю эту тему, был ее последним комментатором. Путь, который был выбран еще при Брежневе, закономерно привел к этому. Косыгинская реформа, которая подвела нас к хозрасчету и всему остальному, просто не могла не привести нас к капиталистическому обществу.
Про НЭП и артели говорить вообще смешно — как только что-то начинает работать, приезжают мусора на конях и все сворачивают. Так было всегда, достаточно Салтыкова-Щедрина почитать. Это началось даже не при большевиках, а очень давно.