В августе 2011 года я впервые побывал в Праге. Это путешествие было для меня символическим – в Праге родился мой отец.
Мой прапрадед был крепостным крестьянином, пахал землю, а мой прадед был уже членом правления Орловского земского банка и поэтому мог дать возможность своему сыну – моему деду – учиться на медицинском факультете Пражского университета. Там дед женился, там родился мой отец. Но дед и бабушка верили в социализм с «человеческим лицом» и поэтому вернулись в СССР. Однако в 37-м они не смогли доказать, что не являются чешскими шпионами и оказались на Колыме (бабушка там и умерла, не дожив нескольких месяцев до реабилитации, а дед, получив справку, что отсидел семнадцать лет ни за что, вернулся в Орел). Отец мой, как член семьи врагов народа, не смог получить гуманитарного образования и потом всю жизнь стремился наверстать упущенное. Поэтому когда мне говорят, что Октябрьская революция открыла путь к образованию миллионам, я отвечаю, кому-то открыла, а отцу моему закрыла.
Итак, я в Праге. Но затеял я это рассказ не для того, чтобы описывать великолепие этого великого города. Это сделано было много раз до меня, будет и после. Я расскажу, почему я смог попасть в Прагу лишь с третьей попытки.
Сейчас это трудно представить, но в годы моего детства все люди в Стране Советов делились на две категории – на тех, кто за границей не был, и на тех, кто был. Последних было явное меньшинство, на них показывали пальцем. Узнать их было легко – у них были вещи, для советского человека немыслимые. Но у меня брезжила надежда за границу попасть, да не куда-нибудь, а в Чехословакию. В нашей школе после девятого класса организовывались поездки по обмену с чехословацкими школьниками. Сначала они к нам приезжали, потом мы к ним. Но поехать могли не все желающие, а строго ограниченное количество. Наверное, для того, чтобы поехали лишь те, кто не посрамит за рубежом нашу великую державу. Я не сомневался, что окажусь в числе избранных. По всем необходимым показателям: успеваемость, поведение и даже общественная работа у меня было все в порядке. Однако за год до предполагаемой поездки, когда я окончил восьмой класс, случилась Московская олимпиада, когда в Москву должны были массово нахлынуть иностранцы. Советское правительство посчитало, что неокрепшие в яростной идеологической борьбе детские души необходимо защитить от тлетворного влияния иностранцев. Однако, все-таки не 37-ой год, обязать всех покинуть Москву в двадцать четыре часа уже было невозможно. Поэтому школьное руководство должно было организовать выезд своих учеников в трудовые лагеря. Видимо, за количество выехавших оно несло персональную ответственность, поэтому всем согласившимся была гарантирована поездка в Чехословакию. И многие согласились.
А вот я не согласился. Как это так, Олимпиада в Москве раз в жизни, а я ее не увижу. Но дело, видимо, было не только в этом. Я, проведший свое детство в пионерских лагерях, к восьмому классу почувствовал, что какие то ни было лагеря перерос. У меня уже стали проявляться первые признаки социофобии, я нуждался в периодическом уединении, что в трудовом лагере было исключено. В общем, я никуда не поехал. А через год мне это припомнили, и в Чехословакию я не попал.
С началом Перестройки возможность пересекать границу нашей Родины значительно облегчилась. В 1987 г. мои родители побывали в Чехословакии по приглашению, ибо обнаружились близкие друзья родителей моего отца. Отец впервые смог посетить свою родину. Чего только родители из той поездки не привезли. Между прочим, привезли они и прекрасный альбом с чешскими градами и замками. Особенно мне понравился замок Карлштейн. И я снова загорелся идеей поехать в Чехословакию. Весной 1990 г. выяснилось, что скоро у нас появится ребенок, и неизвестно когда мы куда сможем поехать. Поэтому было решено срочно ехать в Чехословакию. Мы получили приглашение, подали заявку на загранпаспорта, вроде бы вот-вот. Но тут чехословаки объявили, что свои кроны на рубли менять не будут. Рубль тогда не был конвертируемой валютой, законных способов обменять его на доллары не было (сколько людей отсидело за то, что сейчас можно сделать в любом обменнике). Ехать в Чехословакию без копейки денег у меня охоты не было, я даже не пошел получать загранпаспорта. Так сорвалась вторая попытка.
Эпоха реформ дала нам возможность свободно менять наши кровно заработанные рубли на любую валюту, а значит, возможность выехать за границу теперь зависела только от финансов, а не от парткома, профкома и месткома. Многие мои сограждане незамедлительно воспользовались этой возможностью, но у меня это долго не получалось. Сначала не было денег, потом времени (лишь из Калининграда удалось выбраться на два дня в Польшу, посетив Мальборк и Гданьск).
Но вот после защиты кандидатской диссертации вдруг выяснилось, что есть и деньги, и время, и я, ни с кем ничего не согласовывая, очутился, наконец, в Праге. Я бродил по узким пражским улочкам, пытаясь представить, как много, много лет назад здесь бродили мои дед и бабушка с моим совсем еще маленьким отцом. С восхищением взирал я на пражские шпили и башни, замирая от восторга, шел по Карлову мосту. Побывали мы и в замке Карлштейн, и он оказался еще более грандиозным, чем я мог себе представить по фотографиям.
И вот, сидя в уютном ресторанчике у подножья замка, я думал о том, что те, кто не пустил меня в Чехословакию в далеком 1981 г., и представить себе не могли, что пройдет тридцать лет, и я попаду сюда абсолютно по своей воле, а не потому, что согласился из-за дурацкого решения партии и правительства покинуть Москву в олимпийские дни.