Валерий Бондаренко пообщался с журналистами перед лекций. Отдадим должное лектору – открытому к разговору, старающемуся быть оригинальным и не боящегося остроты в своих ответах.
– Сегодня заявлена достаточно провокационная тема для лекции.
– Ее выбрали организаторы лектория. Тема на все времена и очень сложна – и для Платона была сложной, и для Шопенгауэра, и для Гегеля. Многоплановой она будет и для меня, и для тольяттинской публики. На вопрос «зачем искусство» несколько тысячелетий ищут ответ лучшие умы человечества. Так что выбор достаточно смелый.
– Один из лекторов «Химии слова» заверял: человек уникален тем, что он – продукт двух эволюций: биологической и культурной. Согласны?
– Уверен, что культура даже больше повлияла, чем биология. Человек – продукт нескольких эволюций и инволюций одновременно. Человек – существо многоэтажное. Жить ему трудно, поскольку повседневность всё время старается нас сбить на один этаж, а он всё равно пытается либо возвыситься, либо понизиться. И если бы человек не путал карты повседневности, не было бы искусства. Вот такое дерзкое существо – человек.
– Раскройте основные вопросы сегодняшней лекции.
– Еще не знаю. Эту лекцию я читаю всю жизнь и всегда по-разному. В моем представлении, знать об искусстве нельзя. Знание – это состояние. Это как мысль: мы либо реально попадаем в состояние мышления (что бывает очень редко), либо имитируем мышление, например, произносим общие фразы, вычитанные из книжек и учебников. Это скучно, но люди это любят. Потому что они получают готовые ответы. Пусть прозвучит резко, но сегодня на лекции готовых ответов не будет.
– А бывает плохое искусство? Или если оно плохое, то это уже не искусство?
– Бывает. Но нужно смотреть контекст. В тот момент, когда появился постмодернизм, возникло представление о плохом искусстве, стали проводить ретроспективы худших режиссеров на свете. Тим Бёртон даже снял фильм «Эд Вуд» про худшего режиссера всех времен. Хотя всё началось еще раньше. Например, интерес к китчу был у русских авангардистов на рубеже веков. На самом деле, мы всегда недалеко ходили от чего-то плохого в искусстве. В этом видели удивительное простодушие, которое, иногда стоит гораздо дороже, чем всякая сложность. «Поэзия должна быть глуповатой», достаточно определенно высказывался Пушкин.
– В вашем резюме написано, что вы киновед…
– Резюме врут. На надгробии не будет написано «киновед». Да, я периодически занимаюсь теорией кино. В этом смысле я киновед. Но я много еще чем занимаюсь. Просто нам нужны какие-то номинативы, чтобы как-то обозначать себя в обществе. Вот вы представились журналистами, но ведь на самом деле вы гораздо больше, чем просто журналисты. Нельзя личность уложить в один ярлык. Все ярлыки нужны для первого узнавания, чтобы потом всё это выбросить и начать жить. Если у меня на погонах будут удивительные звезды, если я стану лауреатом всех премий на земле – это не поможет мне жить по-настоящему. Всё время идет борьба мертвого с живым. С переменным успехом. И пока всё это продолжается, нам нужно вести себя смело.
– Всё-таки какое искусство можно считать важнейшим на земле?
– Помню, у Ленина это цирк и кино. Сегодня ни то, ни другое не являются важнейшими. Интерес людей к кино переживает глобальный срыв. В отличие от других тем, когда я и мои коллеги читают лекции о кинематографе, люди с них просто бегут. Сам пытаюсь разобраться, почему так случилось. Сейчас «киновед» звучит вовсе не модно и авантюрно.
– Так чего ждать от сегодняшней лекции?
– Попробуем задаться вопросами, которыми задавались Гераклит, Софокл, Платон, Сократ, Данте, Леонардо Да Винчи, Гегель, Ницше. То есть начнем думать вместе с самыми великими умами человечества. Если вы начнете так размышлять, то у вас будет возможность с ними встретиться. И это, возможно, будет незабываемая встреча.
– Чего ждете от тольяттинской публики?
– Жду, что местная публика отнесется ко мне с обожанием и нескрываемой любовью. Если говорить серьезно, то от публики всегда ждешь открытости. Я как человек, который показывал кино, устраивал фестивали, любил и люблю театры, знаю, что публика может убить самое гениальное творение. Например, фильм, который ты смотришь в разных аудиториях, может оказаться для вас шедевром, а может стать средненькой картиной. Именно зрители достраивают фильм, спектакль, книгу. Я даже готов заявить, что главный вопрос культуры – это кризис публики. Либо публика пошлет вызов художнику, и он ответит, либо безучастно подумает: «А какое это имеет отношение к моим насущным проблемам?» Творит произведение искусства открытость публики, а не один человек, каким бы талантом он ни был. В этом смысле Федерико Феллини не существует без зрителя. Цветаева мечтала об идеальном читателе. В них поэтесса могла отразиться целиком. А если она целиком не отражается, то мы имеем дело с полуцветаевой, четвертьцветаевой и так далее. Это достаточно дерзкая проблема искусства.
Юрий Николаев для "Волжского химика"