Вообще-то, мы быстро сошлись. Он читал мне свои стихи, неплохие и очень серьезные, и это как-то примиряло с ним, и я уже реже лезла на рожон. После нескольких жарких дискуссий мы пришли к взаимному уважению мнений друг друга, у нас оказались и общие кумиры, которых мы часами цитировали к взаимному удовольствию.
Багире вскоре надоела роль слушателя, и она самоустранилась. Близкие друзья считали наши отношения вполне безобидными, хотя мы нередко засиживались за полночь. Чаще всего с нами на теплой уютной кухоньке проводили время Шуренок и Аннушка, а когда им становилось скучно или хотелось целоваться, они перемещались в темный коридор. Однажды, уже договорившись до хрипоты, мы дошли до коренного вопроса юности: в чем смысл жизни? Семен считал, что жизнь имеет смысл только для одиночек – гениев и сподвижников, а основная масса живет, не задумываясь, растительной и бесцветной жизнью. Я твердо стояла на позициях марксистской философии: именно масса воплощает в жизнь все гениальные идеи, именно она дает смысл жизни одиночек-сподвижников, и именно ради нее создается все гениальное. Спор измотал нас обоих, и, наконец, Семен почти сдался:
– Ну, тогда скажи: ты себя к какой категории относишь?
– К нормальным. К серой, как ты изволишь выражаться, массе.
– Прекрасно. Тогда быстро и четко скажи, в чем ты лично видишь смысл своего существования?
– Я вообще не вижу смысла в существовании. В жизни – да. Но рассуждать абстрактно гораздо легче, чем с ходу сформулировать свое кредо.
Семен обрадовался:
– Ага, значит, не знаешь. Вот тебе и доказательство того, что основная масса живет, не задумываясь, зачем.
– Нет, я не сказала, что не знаю. Я чувствую в своей жизни реальный смысл, хотя и признаю, что сам факт моего существования – случайность, не больше. Давай рассуждать вместе.
– Ну, давай.
– Какова основная цель развития человечества?
– Продолжай, продолжай, я тебя внимательно слушаю…
– По-моему, совершенствование каждого человека в отдельности и, тем самым, общества в целом, прежде всего духовное. Согласен?
– Допустим.
– Тогда все просто. Я делаю все, чтобы стать хоть немного совершеннее своих родителей – у меня для этого возможностей больше. Я стараюсь вобрать в себя и переосмыслить их духовный опыт и, перешагнув его, создать свой – может быть, отбросив что-то лишнее, может, став в чем-то честнее, а в чем-то гибче, выработать для себя новые критерии духовных и материальных ценностей. Мои дети пойдут дальше, и так – до бесконечности.
– Слушай, это любопытно, но уж больно похоже на учебник философии. Все, дескать, течет, все изменяется.
– Скорее на толстовщину или достоевщину. Я только сейчас заметила, что моя импровизация смахивает на классическую, ну, и прекрасно, что не я первая до этого додумалась. Значит, в этом что-то есть.
– Что-то, действительно, есть. Но неужели тебе этого не мало?
– Пока, вроде, хватает.
Семен немного подумал:
– Если верить твоей теории, то здоровое тщеславие, например, просто теряет смысл.
– Не даром ведь это слово состоит из двух частей – «тще» – от «тщетный» и «славие» от «славиться». «Sic transit Gloria mundi » – так проходит мирская слава… Какое значение в масштабах человечества может иметь чья-то слава? Ну, прогреми, если достоин. Но суть-то от этого не меняется, просто это означает, что ты внес на общий алтарь чуть больше других. Вопрос в том, чем это было вызвано – желанием прогреметь, или – бескорыстным стремлением принести пользу? Хотя, конечно, причина не столь важна, как результат.
– Значит, по-твоему, цель оправдывает средства?
– Сенечка, ты – ревизионист. Ты меня извращаешь. Я этого не говорила. Я говорила о результате, а не о цели. Цель может быть прекрасной, а результат – отвратительным. Так появляются новые виды вооружения, атомная бомба, например. Как в той песни, которую поет певица-то новая, рыжая такая, с редкими зубами…
– А, Пугачева. Сделать хотел осу, а получил козу…
– Кстати, она тебе нравится?
– Слышала анекдот? Кто такой Брежнев? Мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачевой. Думаю, что так и есть. Хотя мне сейчас больше Градский нравится. «Жил был я…». И голос, и сама песня. Пронзительная, умная, и, кстати, чувствуется, что не мы одни о смысле жизни думаем.
Я рассмеялась:
– Так, дискуссию увести в другую сторону не удалось.
– Слушай, давай проведем эксперимент: позовем из коридора эту парочку и в лоб спросим. Интересно, они в том же направлении рассуждают?
– Я думаю, они сейчас рассуждают совсем в другом направлении. Если вообще рассуждают.
- Тем более интересно.
Позвали. Они вошли в обнимку, и долго не могли понять, чего от них хотят. Они обалдело переглядывались, и было видно, что мы им помешали решать более важные проблемы бытия. Наконец, Аннушка не выдержала:
– Ой, Сень, да отстань ты! Мне лично сейчас совершенно не до этого…
И она демонстративно посмотрела на Шуренка влюбленными глазами. Тот немедленно ее поддержал:
– Да что вы, ребята, в самом деле? Такая ночь прекрасная…Вам что, делать нечего?
Когда они снова ушли целоваться, Семен торжествующе повернулся ко мне:
– Ну, вот видела? Им наплевать на смысл жизни…
– Скажи спасибо, что они нас не побили. Другие бы решили, что мы над ними издеваемся. Может, они так ищут свой смысл жизни? А, может, уже наши?
– Ага. Плодитесь и размножайтесь.
– А почему нет? Это вполне вписывается в мою концепцию. Не будет новых поколений, не будет развития.
– Ну, ты даешь. С тобой спорить бесполезно, ты во всем видишь подтверждение своей теории.
– А давай Стаса разбудим. И спросим.
– Нет уж, увольте. Я лучше соглашусь с тобой, чем выслушивать нотации Стаса.
– Тогда есть предложение: закрыть дискуссию, и по кроватям.