Печатая пост "В чём счастье, Зин?" я вспомнила вот эту очень давнюю историю. Читавшие первый рассказ, поймут почему.
Я очень любила наши с мамой поездки на море в июле, но всякий раз, вернувшись, спешила к своей любимой бабушке Кате. Минут 30-40 ходьбы от нашей пятиэтажки, и я вступаю в особую атмосферу частного сектора. Дело к вечеру и возле деревянных изб, на скамейках, сидят старушки в длинных юбках, цветастых кофтёнках на выпуск, непременно в платочках - в "каровод" вышли.
Иду, налево -направо здороваюсь, перечисляя их удивительные имена:"баба Малаша, баба Домна, баба Оня..." Они напрягают глаза, всматриваются. Наконец, признают:"А-аа, Катина!" И кивают, расплываясь беззубыми и "вставными" улыбками. Я спешу дальше, а за спиной нарастает шушуканье: старушки получили тему. Хорошо!
Бабушка встречает меня без восклицаний - она сдержанная. Но так прижимает к себе, и так гладит по голове заскорузлой ладонью, что в горле у меня щекотать начинает - ах, как я ею любима! "Ну, просолилась, Олина?" Бабушка не понимает имени "Лина" и "коверкает" его изумительным образом. "Ага. А у тебя что нового?" "Да, кажись, ничего. Хотя... Айда-ка!" Она ведёт меня в сад и открывает не большой сарай, а сарайчик.
Для меня, вдоль и поперёк изученный, он давно не интересен. Диван, железная койка, стол, табуреты... Это та мебель, что перестала умещаться в доме после того, как бабушка начала сдавать комнаты квартирантам. Но в этот раз, опередив бабушку, я подлетаю к откуда-то появившейся белоснежной глыбе - холодильнику и резко открываю дверцу. Баба Катя сердито её захлопывает. Но мои зоркие глаза успевают заметить два огромных полиэтиленовых пакета, наполненных самыми замечательными конфетами на свете - это я по фантикам определила в момент.
"Тебя просют?!" Я возмущаюсь:"Ну ты же сама меня сюда привела!" "Привела. Но не для того, чтоб ты руками блудить начала. Молодые комнату сняли. Давеча свадьбу гуляли, а теперь, как ты с мамкой, на море солиться укатили. Энтот хладильник им подарили. И вон ещё ихи вещи лежат (бабушка ткнула в какую-то мебель и чемоданы). На энтом сарае замка нету. По хорошему требую: сюда нос свой не суй! Можа у них кажная конфетка переписана. Стыда потом не оберёсси."
Я ничего не понимала:"Комнату сняли, а почему вещи здесь и откуда у них столько конфет?" Бабушка замялась, но пояснила, что молодая "маненько бракованная"- с пузом. "Вот никто и не пущал. Но оне побожились к зиме съехать. Навроде комнату им обещали. Ну, и сразу за три месяца плату дали. У меня ж учителка с мужем последню неделю доживают. Ищи-свищи квартЕрантов, а тут готовые. Конфеты на свадебных столах подавались да не съелись, видать, гостями. Так что - мотри (смотри) мне!"
Вышли. Бабушка делами занялась, а я про ненормальных гостей размышляла:"Иметь свободный доступ к таким чудесным конфетам и все на столах оставить! Интересно, сколько их там? И неужели все пересчитаны?" Да, я была патологической сладкоежкой. Особой моей слабостью были именно шоколадные конфеты.
"Главное не наглеть," - думала я всё же проникнув в сарай и хапнув из одного мешочка несколько конфеток. Визуально моя кража не определялась, и я со спокойной совестью отправилась в сад. Вернее, в малиновый лес. Бабушка каждый год собиралась повырубить его к "гадской матери," но множество других дел подпирало и прореживание малинового леса откладывалось.
Мне, десятилетней "вражине," малинник казался бесконечно густым. Царапаясь о колючки, прихватывая по дороге душистые ягоды, продиралась в его сердце - к скамье рядом с калиной. Именно из-за калины - высокой, раскидистой, части забора здесь не было. Ягоды с нашей стороны собирала бабуля и варила божественное калиновое варенья. Урожай с другой стороны, принадлежал соседям. Вкруг калины у них тоже произрастал непроходимый малинник. А скамейка нашей была.
И вот я на неё привычно присела. С чувством, толком развернула краденную конфету... И тут меня кто-то по плечу постучал. Из чужого малинника. Внутренний голос, потерявший разум от множества мной перечитанного, подсказывал: "Не оборачивайся, не смотри. А то "поднимут ему веки" и хана. Конфету доесть не успеешь!" Обернулась, конечно. Передо мной кто-то стоял - волосы до плеч, заросшее лицо, а глаза не взрослые. Одет небрежно, как с чужого плеча. И низкорослый какой-то.
"Вы кто?" Он расплылся в улыбке. "Я третий класс закончила. Вот к бабуле, на каникулы..." Незнакомец деловито перелез через скамью и легко освободил меня от начавшей таять конфеты. Проглотив, протянул ладонь, что явно означало требование следующей. "А нету." Но он откуда-то знал, что есть и залез в карман моего платья. Мда, сработавшая пословица "Вор у вора украл," оказалась нестерпимо обидной. "Да кто ты?! Это наш малиновый лес! Я бабушку позову!" Он перелез молча в свою часть малинника и скрылся в зарослях.
В растрепанных чувствах я пошла к бабушке, которая возилась на другом конце сада. "Бабуль, а у соседей со стороны малинника дед с бородой есть?" Бабушка ответила, что там живёт тётка Зоя с мужем, но он "везде лыс." "Можа, ты козла ихнего видела? Коз держат они." "А домовой или чёрт - с бородой?" - не отставала я. Бабушка перекрестилась: "Не поминай на ночь незнамо кого! В избу иди, сумерничать счас накрою." "Сумерничать" - означало ужин. Я, понурив голову, пошла мимо сарая, мысленно обещая вернуться.
Бабушка имела привычку спать ложиться до необходимости зажигать "лектричество" и просыпаться с первыми петухами. Спала она, наработавшись, крепко. Я обычно укладывалась рядом с ней, долго слушая радио, висевшее на гвозде. Но на этот раз планы были другие. Еле дождавшись храпа бабули, я стекла вниз с высокой кровати и отправилась "восстанавливать справедливость."
Поступок мне особо грешным не казался. Во-первых, сарай, охранявший мебель молодых, был наш. А это уже их к чему-то обязывало. Во-вторых, если бы они дорожили этими чудесными конфетами, они бы их забрали с собой, а не оставили пылиться в сарае. А в-третьих... ох, я была ужасным ребёнком - "вражиной" и "вредителем."
И вот подхожу к сарайчику. Темно, страшновато, но цель тащит вперёд. На ощупь открыла, набрала в две ладошки конфет, успокаивая себя, что они у меня маленькие. Вышла и вдруг показалось, что в густоте малинника мелькнул свет. Например, от фонарика. Постояла, вглядываясь. Нет ничего. Счувством съела конфеты, а бумажки в карман спрятала. Закрыла сарайчик на запор-вертушок и с успокоенной душой спать отправилась.
Улеглась рядом с бабушкой. Она, сквозь сон пробормотала:"Ежели по нужде - ведро поганое я поставила." Нужда моя, частично удовлетворённая, уснуть позволила моментально. Кажется, только глаза бесстыжие закрыла, как меня затрясли сердитые руки бабушки. Ругалась она шёпотом, чтобы квартирантов не потревожить:"Когда успела?! Я как чуяла, первым делом в сарайку пошла! Стыдоба-то какая! Когда ж у тебя *опа слипнется, вражина?"
С этой не педагогичной фразой, она вытащила меня из постели и, толкая впереди себя, повела к месту преступления, хотя я не понимала: "Чего уж так разоряться из-за двух конфет?!" Картинкой, представившейся моему сонному взору, можно было иллюстрировать сказку про мальчика, который разбрасывал хлебные крошки, чтоб вернуться домой. Но эти "крошки" не могли склевать птицы - конфетные фантики, в изобилии, указывали путь в малиновый лес. Туда мы и отправились с бабушкой.
Я - насильно, выслушивая, какая я негодная. "Да годная я, бабушка, годная! Это домовой сожрал конфеты, а я лишь две штучки взяла!"- ревела от несправедливости.
Казалось, помилования мне не будет: вещдоки - фантики валялись возле скамьи. Бабушка их усердно собирала, вспомнив все допустимые при ребёнке ругательства. Потом мне велела:"Иди досыпай. Толку нет. Сволоку тебя потом к матери. Там и сиди покуда лето не кончится." Худшее наказание было трудно придумать. Колотимая утренним холодком, обидой, повалилась в постель. И, как ни странно, уснула. Проснулась от вкусных запахов.
Бабушка не только блинов нажарила, но и в настроении переменилась. Сказала виновато:"Иль, правда не ты все конфеты потрескала? " Я засопела обиженно. "Твоя правда. Бамажки и на стороне соседей набросаны. Но дитёв у них нету. На Зойку грешить не могу. Толста да неповоротлива. А муж ейный сладкого в рот не берёт - в ём самом сахару много. Но кто ж?"
"Да говорю - домовой! Волосы до плеч, не бритый. В рубахе холщовой и лапотках! (лапти мне подсказало воображение). И наших слов не знает. "У" да "У." Бабушка перекрестилась на иконы в "красном" углу: "Еще не хватат! Блинкуй, а я разбираться пойду по суседски." Какие блины! Я пошла с бабушкой - ловить домового.
И часа не прошло, как "дело" было закрыто. Надо сказать, грустное дело. Внук тётки Зои - Толик, по возрасту старшеклассник, едва не умер от запущенного менингита . Парень почти оглох, а потом и разговаривать перестал. "Лучше бы прибрал Господь,"- обронила тётя Зоя, утирая слёзы. С её слов, Толя был "белолицый да румяный," на пятёрки в школе учился, а теперь умом ослаб. Из школы его вывели. А к ней после перенесённой болезни-беды, привезли впервые.
"Родители-то весь день на работе. Младшая дочка в садике. А он в квартире закрыт. Вот и отправили, чтобы раздышался. Да вот и он!"- указала тётка Зоя на внука и начала допрос ласково:"Толечка, ты в чужой сарайчик ходил? Конфетки брал?"
Толя подошёл, не понимая из-за чего такой шухер чуть свет. Улыбка от уха до уха. Как я описала: волосы длинные, реденькая щетина, рубаха, штаны. Вот только вместо лаптей - галоши. Карманы штанов оттопырены, а них смятые в шоколадные лепёшки конфеты. Похоже, у Толи не было привычки перед сном раздеваться.
Бабушка лицом отмякла:"Чёшь, Зой. Божий человек он таперя. Вой не вой. А надо-тка за нём смотреть." "Теперь будем. Мы ж не думали... Твоя малая его на конфеты в сарае навела." Бабушка не дозволяла никому меня ругать, оставляя за собой это право:"Внучку не тронь. ДитЯтка она малая. Спросу тоже нет. А дело поправлять надо. Счас в магАзин побегу с бамажками. Можа, найду на замену."
Тётка Зоя, вздохнув, из кармана рубль вынула:"Вот, Катя, за ущерб." Бабушка хмыкнула: Толик сожрал конфет рублей на семь. Произнесла с достоинством: "Благодарствуй, Зоя. Денег не возьму. Это я, как за милостыньку понимаю. Навроде убогому подала. Пущай радость ему. Ты бы помыла мальца, волосья обстригла. Всё ж человек." Зоя, вернув рубль в карман, повеселела и взяла Толю, как малого ребёнка за руку. А он кивал головой, как болванчик и тянул своё "У-у."
Потом мы с бабушкой необычно и приятно проводили время, бродя по разным конфетным отделам. Баба Катя высыпала перед оторопевшими продавцами фантики и просила "подобрать" конфеты. "Робяты по неосторожности съели, а конфетки чужие. Надоть вернуть,"- поясняла она. Не именно таких, но похожих конфет, мы купили и "восстановили" пакет. а А второй, оказалось, бабушка перепрятала. У Толика, видимо, съесть его сил не хватило. И меня бабушка не обидела - купила сладостей. Понимала, что я - "самая потерпевшая."
Но всё же претензию я высказала:"А зачем ты врешь: "Робяты съели! " Бабуля руками всплеснула:"А как надоть было сказать - домовой сожрал? Чтоб увезли в дурку, где Шурка работат?!" Шурка была невесткой бабушки Кати и работала санитаркой в психоневрологическом диспансере.
А молодые, вернувшись с моря, ужаснулись, что у них столько конфет и предложили бабушке забрать один пакет - на выбор. Она честно взяла тот, на который потратилась, и потом долго выдавала мне по нескольку штук. А к зиме молодожёны получили комнатку в общежитии и съехали, как обещали.
Толик жил у деда с бабкой ещё года два, но улыбчивость его покинула. Мучили сильные головные боли и судорожные припадки начались. Несчастный парень стал агрессивным и родители его увезли. Вряд ли домой. Вот такая история грустная, хоть и про конфеты.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Лина.