Память человека — ровесница его несчастий.
Арабская пословица
В то утро Тимофей никуда не спешил. Впрочем, он уже давно никуда не спешил. Проснулся и долго лежал в сыроватой постели, не понимая, кто он и где. Пока вспомнил, прямоугольник окна стал мутно-серым, выделился на фоне стены.
Тимофей поставил ноги на пол и, осторожно выпрямившись, сделал несколько неловких шагов по липкому линолеуму. Отдернул штору. За ней оказалось пасмурное утро, и что-то капало на подоконник — редкий дождь или тающий на крыше снег.
Тимофей нашел на столе кружку со вчерашним недопитым чаем и вылил жидкость в рот. Лучше не стало. Но и хуже не стало тоже, все осталось на своих местах — тусклое утро, вытертый линолеум на полу и сам Тимофей, такой же тусклый и вытертый.
Дольше оставаться в квартире не было душевной возможности, поэтому Тимофей кое-как оделся и спустился во двор. Уже в подъезде он почему-то решил, что забыл запереть дверь, но возвращаться и проверять не стал — красть всё равно нечего.
А потом как-то вдруг выглянуло солнце, и оказалось, что повсюду развешаны крупные водяные капли — на каждой голой веточке, огромные и чистые, как бриллианты. И в каждой капле сверкал и переливался какой-то другой мир, светлый и чистый. Тимофей отражался в каждой сверкающей капле, но переместиться туда не мог. Тогда он схватил ближайшую ветку и со злобой стряхнул драгоценные капли, забрызгав лицо. Крякнул в изумлении:
— Вот ты как!
Усмехнулся и пошел со двора, стараясь не наступать в мутные лужи — ботинки истрепались и плохо держали воду. А воды кругом было полным-полно — она пропитала воздух и почву, текла в канавах и ручейках, играла радужной бензиновой пленкой в лужах.
Тимофей понял, что ему некуда и незачем идти, и остановился. Оглядел тротуар вокруг себя — не блеснет ли где монетка? Он поднимал все монетки, которые находил, не ленился нагнуться. Любая копеечка в дело пойдет. Но на этот раз под ногами оказался только мокрый фантик с изображением медведя.
«Мишка на севере», — узнал Тимофей. Он механически сделал еще несколько шагов, но воспоминания, разбуженные фантиком, вдруг захлестнули его. Живые, яркие отпечатки детства замелькали перед ним, как в калейдоскопе.
Вот новогодние праздники — школа. Первый класс, второй? Детям раздают подарки: конфеты, печенье, мелкие мандарины, расфасованные в мешочки из полиэтилена. «Ребята, дома есть будете», — пытается командовать учительница, но все уже развязали пакеты и жуют, жуют всё вперемешку — весело! А он, Тимофей, продолжает рыться в подарке, пытаясь отыскать «Мишку на севере», и никак не может. У всех же есть такие «Мишки», значит, и у него тоже есть...
После долгих безуспешных поисков Тимофей понимает, что «Мишку» ему в подарок не положили — наверное, вышла какая-то ошибка. Зато у Левенцова оказалось сразу два таких «Мишки», и теперь он радостно хохочет. В общем веселом гвалте Тимофеево горе остается незамеченным, обычное дело.
Левенцова звали Михаилом. Где он теперь? Поговаривали, что вскоре после окончания школы Левенцов оказался за решеткой, да так и пропал. Может быть, сейчас тоже где-то на севере... «Две конфеты — это слишком много для счастья», — заключил Тимофей. — «А ни одной — слишком мало».
Наверное, так и есть. Это грустно, но Тимофей вдруг улыбнулся и, ощупывая карманы, направился к магазину.
В отделе сладостей он нашел конфеты — на вид точно такие же, как в детстве, с медведем на льдине — и, ссыпав пригоршню «Мишек» в полиэтиленовый пакетик, подошел к кассе.
— Еще что-нибудь? — спросила девушка-кассир, с подозрением оглядев пожилого неопрятного мужчину.
— Нет, — мотнул головой покупатель.
— Триста восемнадцать рублей, — брезгливо оттопырила губу девушка.
Тимофей принялся выгребать из карманов мелочь. Мятая сторублевка упала на пол, и Тимофей принялся шарить под ногами у ждущих в очереди людей, пытаясь захватить бумажку непослушными пальцами. Девушка ждала, поджав губы.
— У меня двести... И вот.. Еще рубль, — пробормотал Тимофей, протянув деньги. — Мне бы на эти деньги...
Девушка, вздохнула, отложила из полиэтиленового пакета несколько конфет и снова взвесила мешочек. Кассовый аппарат выбил короткий чек, словно бы показал Тимофею язык.
Тимофей, не поднимая взгляда, взял свою покупку и покинул магазин. Оказавшись на весенней мокрой улице, он зашел за табачный киоск и быстро, не чувствуя вкуса, съел конфеты одну за другой. Лицо его оставалось при этом тупым и равнодушным, только солнечный луч вдруг выбил из глаза слезинку, которая, впрочем, тут же исчезла в глубоких складках лица.
---
Еще рассказы: