Википедия со ссылкой на профессора экономики Амстердамского университета Майкла Эллмана утверждает, что «всего от голода в 1946‑1947 гг. в СССР погибло от 1 до 1,5 млн человек». Разумеется, исключительно в результате целенаправленной политики большевиков и вне всякой связи с ужасающей послевоенной разрухой, катастрофическим неурожаем тех лет и отменой американского продовольственного ленд‑лиза. Она же со ссылкой на российского историка Виктора Земскова сообщает, что на 1 января 1946 и 1947 годов в Гулаге числилось примерно равное количество заключённых — миллион семьсот три тысячи и миллион семьсот двадцать одна тысяча соответственно. Она же приводит официальную норму питания заключённого Гулага от 1948 года (на 1 человека в день в граммах):
• Хлеб — 700 (800 для занятых на тяжёлых работах);
• Мука пшеничная — 10;
• Крупа разная — 110;
• Макароны и вермишель — 10;
• Мясо — 20;
• Рыба — 60;
• Жиры — 13;
• Картофель и овощи — 650;
• Сахар — 17;
• Соль — 20;
• Чай суррогатный — 2;
• Томат‑пюре — 10;
• Перец — 0,1;
• Лавровый лист — 0,1.
Итого 1622, 2 грамма для не занятого на тяжёлой работе. Стало быть, покуда политически благонадёжный, преданный делу Ленина‑Сталина советский коммунист и комсомолец вымирал на свободе от голода и непосильного труда по восстановлению народного хозяйства и в зверином желании выжить пожирал юных октябрят и пионеров, партия ежедневно отгружала примерно 46 524 железнодорожных вагона с примерно 2 791 462 тоннами продуктов по примерно 30 000 местам заключения для прокорма документальных врагов советской власти — власовцев, полицаев, у́рок, нацистских и японских военнопленных и прочих жертв кровавого сталинского режима, смертность среди которых в эти два года находилась ниже общемирового пенитенциарного уровня — 2,2 и 3,59 процента соответственно. Если учесть, что довоенный парк грузового железнодорожного транспорта СССР насчитывал 11 075 вагонов, вышеполученные объёмы арестантского казённого кошта выглядят заведомо неправдоподобными, однако политические спекулянты, кормящиеся на сталинских голодоморах, при всём желании не могут признать цифры таковыми или изменить в сторону достоверности, потому что, согласно ими же озвученной версии, при Гулаге числилась стотысячная армия лагерных охранников и вертухаев, которая должна ведь была чем‑то закусывать на своих круглосуточных пьянках и кутежах, и чем другим, как не львиной долей продуктовых пайков политических доходяг наподобие заключённого Щ‑262?
Лукавство всё это, напоминающее нынешнюю ежегодную мировую статистику смертей от курения или ожирения, не учитывающую десятки других объективных причин, влияющих на продолжительность человеческой жизни. Действительно, сколько из подсчитанных амстердамским профессором полутора миллионов жертв послевоенного советского голода умерло от курения ядрёной махорки, крепчайшего «Беломора» и утяжелённых газетным свинцом «козьих ножек» как от проверенного средства притупления неутолённого аппетита? Надо бы как‑нибудь прикинуть на досуге, сколько миллионов гетеросексуальных голландцев преждевременно свели в могилу стрессы и депрессии от узаконения в стране однополых браков и появления в национальном календаре «Розовой Субботы» — официального праздника абсолютного гомосексуального меньшинства, дня обязательных гей‑парадов, не одним же клоунам‑антикоммунякам жонглировать круглыми и легковесными, как шарики пинг‑понга, цифрами с потолка?
Безусловно, были невинно пострадавшие при Сталине и коммунистах, но допустимо ли слёзы и кровь реальных людей растворять в пропагандистских потоках фальшивых глицериновых слёз и искусственной кинематографической крови? Как вспоминал отец, в 1946 году при спуске со стапелей Аральского судоремонтного завода рыболовецкого траулера «Михаил Иванович Калинин» один из зевак воскликнул в восхищении: «Ну и прёт же этот “Михаил Иванович Калинин”, мать его растак!», не сумев наравне с матом интонационно выделить кавычки в названии судна, отчего к утру следующего дня исчез в известном направлении и возвратился домой лишь после смерти лучшего друга аральских физкультурников. С другой стороны, не оттого ли публичное сквернословие в Аральске всё мои шестнадцать тамошних допаспортных лет было явлением чрезвычайным даже в маргинальной среде и абсолютное большинство горожан повергало в состояние глубокого морального шока? Кстати, знаменитую фразу «смерть одного человека — трагедия, смерть миллионов — статистика» Сталин произнёс в вопросительно‑язвительном тоне, то есть как раз не приемля её цинизма, а русскую народную пословицу «лес рубят — щепки летят» повторял не чаще, чем Черчилль английскую народную пословицу «нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца».
«Мне коньяка… две пинты!»