В Купянске я стал парикмахером для узкого круга лиц. Ни о чём таком не помышлял, но перед уговорами не устоял. А уговаривал меня Юра Буренков. Попросил меня его оболванить. Я сначала отказался, даже не понял с какого перепугу он решил, что я могу подстригать. Но он был настойчив. Повторял и повторял свою просьбу, сопровождая её подробными советами по приёмам стрижки ножницами. И довольно толковыми, к моему удивлению. Поразмыслив над его советами, привычно проиграв в уме процесс, согласился. Тем более, что подопытный обещал не предъявлять претензий к качеству стрижки. А мне навык в парикмахерском ремесле лишним не будет. Мало ли что в жизни может случиться...
В воскресенье устроились перед казармой на солнышке в затишке. Я походил вокруг Юры с некоторым трепетом и приступил. Парни, проходившие периодически мимо, удивлялись:
- Юра, кому ты доверил свою голову? Останешься без ушей.
- Проходите, не мешайте, - добродушно отвечал Буренков, - я тут нового мастера готовлю, ещё будете к нему очередь занимать. А я всегда буду без очереди подстригаться.
В руках Юра держал небольшое зеркало, периодически взглядывал в него и давал рекомендации. Я быстро успокоился: получалось ровненько, а я боялся, что с «лесенкой» не справлюсь. Клиент давал хорошие подсказки по приёмам стрижки, я их тут же применял. Дело пошло на лад. А Юра, убедившись, что я послушно следую его рекомендациям и у меня получается, стал засыпать на табуретке. Солнышко было ласковым, его разморило. Пару раз он чуть не свалился, опасно дёргался, я стал беспокоиться о целостности его ушей.
- Да, что это такое, - бурчал Юра, очередной раз опасно встрепенувшись ото сна под ножницами, - почему меня в сон бросает? Спал ночью хорошо, выспался.
- На солнце сморило, - отвечал я ему.
- Нет, друг. Это у тебя руки такие, - наконец определился Юра, - это я от твоих пассов руками впадаю в сон. Что-то гипнотическое…
Результатом стрижки клиент был удовлетворён, а я — доволен. Сам не ожидал, что ровно и с плавными переходами получится «канадка». Буренков стал постоянным моим клиентом. А потом, когда мы с Юрой намозолили народу глаза этой картинкой стрижек, стали доверять мне свои головы и другие парни. Но очереди не было. И я был этому рад. Ремесло мне поддавалось, но творческого элемента не было. А это мне уже не интересно.
В Купянске помню только одно событие, которое всех нас занимало продолжительное время. Авария боевого самолёта на кругу, если не ошибаюсь, в районе третьего разворота. Вася Волынец благополучно катапультировался и уехал проходить врачебно-лётную комиссию. Ну и подлечиться немного. Кажись, ножные охваты при фиксации ног тросами повредили кожу. Вины Васи в этой аварии не было, действовал он при остановке двигателя правильно. Но на третьем курсе у него уже была остановка двигателя на МиГ-17 и он его запустил. И вот опять остановка двигателя, только на МиГ-21 и катапультирование. Тенденция, однако. И - по нарастающей.
Инструктора стали нам внушать, что в таких случаях искушать судьбу не стоит. Закон «третьего звонка». Надо уходить с лётной работы. Мы это уже знали и с интересом ждали Васиного решения. Каждый примерял эту ситуацию на себя. Но образец должен показать Волынец. Такая у него судьба выпала. И он нам показал даже два образца поведения. Хотя, никакого ухудшения в здоровье у него не обнаружилось, Вася списался и ушёл из училища. Не стал испытывать судьбу. И не остался на штабной профиль. А через пару лет после выпуска мы узнали, что Вася восстановился в училище и закончил его.
И благополучно долетал до пенсии по выслуге лет. Вот вам и «закон третьего звонка». Получается, можно закрыть счёт и начать по новой…
Наш инструктор мне очень нравился. Правда, другие одноэкипажники моих восторгов не разделяли. Слишком он был для них правильным. Однажды я случайно встретился с инструктором во главе своего семейства на стадионе. Жена была симпатичной, благожелательной, двое деток в коляске. Он меня познакомил с семьёй. Разница в возрасте у нас была-то незначительная: он выпустился в год нашего поступления в училище. Инструктор просто таял рядом с женой и детками и, кажется, смущался от того, что я это вижу. А жена с доброй усмешкой на него смотрела, иногда подтрунивала над ним.
Каково же было моё удивление, когда я узнал, что он уходит с лётной работы. На какую-то учёбу, не связанную с ней. Я прошёл через руки многих инструкторов за три курса и понимал, что нынешний мой инструктор хороший методист. В авторитете у командования. Кажется, он был ещё и секретарём парторганизации эскадрильи. Значит, пользовался уважением и доверием у сослуживцев. Ясные карьерные перспективы. Служи и радуйся!
А он решил круто поменять свой жизненный курс. Меня это озадачило, заставило задуматься о вариантах продолжения карьеры после окончания училища. Есть, оказывается, разные пути. Находятся и такие кадры, которые решаются забыть те жертвы, что отданы четырём годам учёбы в лётном училище, и пуститься на новые испытания судьбы. И совсем не в Школе испытателей.
А вот волнительных ГОСов я не помню. Ничего в памяти не осталось. Хотя, они меня напрягли. Как любой контрольный полёт напрягал в процессе лётной работы до конца службы. Вряд ли я в этом отношении — оригинал. Допускаю у лётчиков разброс аналогичных ощущений от пофигизма до истерики. Думаю, что я в середине этой шкалы, но ближе к истерике. Ну, научился как-то гасить эмоции перед контрольным полётом, не пускать переживания на лицо и к конечностям. И только. А в душе …
Понятно было, что это — формальность. Не знаю такой истории курсантской, чтобы кого-то на ГОСах списали с лётной работы. Понимаю, когда привлекают богатый опыт для определения перспектив курсанта, которому дали двойную программу вывозных и не могут решиться выпустить самостоятельно. Но среди нас таких уже не было. Все летали самостоятельно на предусмотренные КУЛПом виды. Что мог добавить к этому опыту полёт с высоким начальником-асом? Только убавить. Нервных клеток у курсанта, который уже грезит лейтенантскими погонами. Пускает слюни, представляя себя в офицерской фуражке с голубым околышем и «курицей».
Методику обучения проверять поздно. Да с ней никто и не баловал. Костяк инструкторов состоял из выпускников нашего училища. Я так думаю…
Методику утверждали заранее и контролировали её соблюдение. Конечно, разночтения небольшие могли быть, но - не кардинальные. И переучить курсанта уже некогда. Только устроить головомойку командованию эскадрильи. А подвести под это наших инструкторов никому из нас не хотелось.
Короче, сплошная нервотрёпка для всех в учебном полку. Которую я благополучно пережил.
Вот жаль, что лётных курсантских книжек у нас не осталось. Посмотреть даты, фамилии..
Остался последний рывок - «золотой карантин»!
