Сенсационная история, основанная на реальных событиях.
Все персонажи и описываемые
События являются вымышленными.
Любое совпадение с реальными людьми
Или событиями является случайностью.
Только в России, помимо друзей,
приятелей и знакомых
есть ещё и такой вид знакомств
как «Бухали вместе»
часть -4-
Продолжение:
Сергун, придя в кочегарку, не увидел Серафимыча, который ещё не вернулся из похода за спиртным. Он не стал дожидаться Серафимыча, а сам лихо растопил принесёнными сухими досками уголь в котле печи. Ему не составило большого труда затопить печь, это было для него привычным делом. Он ещё с юности научился правильно растапливать печь у себя в доме в деревне Рязанской области. Через некоторое время, когда уголь в котле печи весь разжёгся, он подбросил ещё угля для жара и принялся ждать своего гонца Серафимыча. Он чуть задремал, сидя на лавке, когда на пороге кочегарки появился истопник Серафимыч с вещмешком в руках и с набитыми продуктами под завязку.
– Лёгок на помине! Явился не запылился! Ты где так долго шлялся, Серафимыч!? – спросил спросонья, зевая. – Где тебя носило столько времени? Ты же мне обещал, что у тебя одна нога там, другая здесь. Тебя только за смертью посылать, – сокрушался он.
Затем Сергун обратился к нему в стихотворной форме:
Может, тебя замела седая вьюга,
Поле снежным полотном,
По дороженькам ухабы…
– Фу-ты! Ну-ты! – переведя дух, с усталым видом сказал Серафимыч. – Сергун, не серчай на меня, я бы с радостью пришёл бы быстрей. Но вот пришлось побегать и попотеть, пока нашёл работающий трактир «Бродячая собака» на ул.Бармалеева, дав не по своей воле такой большой крюк, – виновато оправдываясь, ответил он.
– Для бешеной собаки это не крюк, – сказал шутя.
– Какой крюк? – переспросил, не расслышав, что именно сказал Сергун.
Сергун не стал заострять на этом вопросе особого внимания, а только сказал:
– Бегаешь ты не шибко хорошо, Серафимыч. Волочишь свои ноги «еле-еле душа в теле», мать твою за твои ноги… Ха-ха-ха!
– Куда там мне шибко бегать, да ещё с моим ревматизмом. Да и дорога была вся в сугробах и ухабах, еле дошёл. Хорошо, что меня не замела седая вьюга, как в твоём стишке. Сколько падал я, и не сосчитать, все рёбра пересчитал. Да и в трактире пока то да сё… А ты знаешь, Сергун, кого я встретил в кабаке? – спросил с загадочным видом он.
– Постой-погоди, дай мне подумать, сейчас я догадаюсь и скажу. Наверное, свою белочку со вчерашней бутылки, угадал, Серафимыч?
Затем прочитал стихотворение:
Только белка не грызла орехи золотые,
Внутри чистый изумруд…
А затем певучим голосом продолжил:
– Только при встрече с белочкой она съела тебе, Серафимыч, плешь на твоей голове. А затем хотела добраться до твоих мозгов, чтобы приготовить себе ужин с кричащим названием «Мозги в горшочке Серафимыча». Ха-ха-ха!
– Кхе… где им взяться, мозгам, моя баба говорит, что я их пропил давно. Уе- хе-хе, – а затем самодовольно сказал:
– А вот ты не угадал, Сергун, кого на самом деле встретил я в трактире, – сказал с самодовольным видом, что он даже и близок не был к его разгадке, кого же он мог повстречать в трактире.
– Наверное, поди, дружков своих вчерашних встретил в кабаке, с которыми весь день бухал. А при встрече с ними нарезался на радости. Так? Или не так, Серафимыч? А здесь мне тут заливаешь, как соловей, что так долго искал трактир. Знаем мы вашего брата, – сказал так, как будто он знал наперёд, как было дело на самом деле. Но как же он глубоко ошибался в своих подозрениях!
– Окстись, Сергун, какие у меня могут быть в кабаке дружки. Там кутят одни жулики, спекулянты и НЭПовская разношёрстная сволота, – сказал с упрёком, что он записал его к ним в друзья-товарищи.
Сергун пропустил мимом ушей недовольное замечание Серафимыча, а сказал со всей своей пролетарской ненавистью:
– Я этого гуляющего брата, прожигающего жизнь в кутеже, бил по морде. Вот этими кулаками эту кабацкую сволоту и не сосчитать сколько раз! За что не раз доставлялся в горячо любимую мною родную милицию.
Затем Сергун затянул цыганскую песню со словами:
Эх, раз, да ещё раз.
Да ещё много, много раз… Ха-ха-ха!
– Сразу по тебе видно, Сергун, за словом ты в карман не полезешь, – сказал уверенно в том, что его слова не расходятся с делом.
– А что сопли зря жевать? Видишь, что драки не избежать, – бей первым, а потом – ноги в руки – и только тебя видели, – подсказал Серафимычу, как нужно правильно поступать в таких конфликтных ситуациях.
– Ох, как хорошо подметил, Сергун! – искренне похвалил за такую науку, в которой он оказывался не раз, и сам добавил:
– Правильно делаешь, Сергун, что бьёшь первым, а чего ждать? Пока тебе накостыляют по шее и по другим частям тела? Уе-хе-хе…
– Правильно усвоил мой урок, Серафимыч! – похвалил его за поддержку, затем перевёл разговор на старую тему, спросил:
– Да кого же всё-таки ты встретил в трактире? Я тут всё гадаю, как на ромашке, гадаю и не угадаю, кого же ты повстречал, сам не говоришь толком, только подогреваешь мой интерес к этой загадочной встрече, конспиролог хренов, – продолжал дониматься до него Сергун, чтобы наконец узнать, кто же ему мог перейти дорогу.
– Мда…уж… Итак, рассказываю всё по порядку, как на духу. Когда зашёл в трактир, меня барышня тамошняя сразу приметила, сидевшая напротив входа. Встала из-за стола и сразу шасть ко мне, и тут начала возле меня хвостом крутить, глазки строить мне, вертихвостка хренова. Сначала я опешил и не пойму, чего хочет эта баба от меня. Я же не прынц заморский, чтоб меня так обхаживать, и у меня одёжа была, как есть не парадная, – сказал с довольным видом, показывая тем самым, что он мужик видный, не завалявшийся какой-то, и к нему есть ещё интерес у дамского пола.
– Да я смотрю, Старичелла, ты ещё пользуешься большим спросом у женщин. А я хотел тебя списать со счетов как конкурента в амурных делах. Тебя же теперь нужно бояться. Ты же всех моих баб можешь увести у меня, и останусь я со своим носом один на один. Уха-ха-ха… Но запомни и заруби себе на носу, Серафимыч! Беспорядочные половые связи ведут куда? Правильно, в венерическую больницу.
Сергун затянул песню со словами:
Если красавица вас домогается,
Будь осторожен, сифилис возможен…
– Ты за кого меня принимаешь, Сергун? Да я сам не знакомлюсь с такими девицами, обхожу их стороной, – сказал с обиженным видом.
– С какими такими девицами? Ты, Серафимыч, давай выкладывай всё на чистоту: с кем там познакомился? Признавайся, старый проказник, – спросил с требующим шутливом тоном.
– Ну, не совсем она была барышней, она женщина, прости меня господи, гулящая была эта баба. Просила, чтобы я её угостил водочкой, а она, язва такая, пообещала, может, потом пригласит к себе домой, – сказал с лукавой сияющий улыбкой на лице, намекая на некую близкую романтическую связь с ней.
– На чашечку чая? – спросил, как бы не понимая намёка, что конкретно имел в виду Серафимыч.
– А вот и нет, не угадал, Сергун. А приглашала она меня в качестве грелки во весь рост. Барышня шептала мне на ухо, что замерзает одна в холодной постели, – сказал, сделав при этом загадочное лицо, что его приглашали в гости не за этим, а за другим…
– Да, с таким полушубком не грех её согреть. Хотя ты вряд ли смог бы согреть своими костями её. Ты же давно начал остывать или уже остыл, как вулкан Везувий, оттого устроился кочегаром, чтобы совсем не превратиться зимой в маленькую ледяную горбатую горку, – сказал, тем самым поставив на место этого романтика, опустив его с небес на землю.
– Я не знаю никого Полкана везучего, который где-то там остыл или простыл, да я вот только таких барышень обхожу стороной, – сказал обиженным тоном, что его сравнивают не пойми с кем, намекая на то, что он уже не мужик, а какое-то чучело огородное.
– Что эта баба была косая аль кривая? – спросил с подвохом он.
– Всё было при ней, даже слишком через край. Эта девка была так размалёвана, как петрушка в балаганном театре. Но я тебе скажу так, что больше всего меня поразило в ней, что у ней были такие округлые сиськи, прям как у моей в деревне коровы Зорьки, – сказал с большим удивлением, что бывают такие женские груди, которых он отродясь не видел в жизни, показывая руками, какого размера были эти женские груди.
– Ого! Знакомый размер!
Затем Сергун прочёл стихотворение:
Сыпь, гармоника! Сыпь, моя частая!
Пей, выдра! Пей!
Мне бы лучше вон ту, сисястую,
Она глупей.
Я средь женщин тебя не первую,
Немало вас,
Но с такой вот, как ты, со стервою
Лишь в первый раз…
– Эх, как складно свой стишок загнул, Сергун. Прямо как будто со мной в трактире её повстречал, а затем все е ё прелести описал. Я так скажу, что в окружности у ней нет талии, как у моей Наталии. Она прям, как холодец, но только без мяса, – сказал, тем самым описав все её женские прелести, но без прикрас.
– Вот и будешь, Серафимыч, кататься на ней, как на волнах, и держаться за её буйки.
Сергун снова затянул песню:
По морям, по волнам,
Завтра здесь, нынче там,
По морям, морям, морям…
Затем добавил:
– Будет славный трах по волнам там- тарарам-там-там… Ха-ха-ха!
– Сергун, не подымай сильную волну, а то будет большая качка, и кану в бездну к едрене фене. Уе-хе-хе… Это похлеще девятого вала будет. Даже опытный моряк вряд ли выплывет из такой пучины, не говоря уже обо мне, – дал объективную оценку своим уже немолодым силам в амурных делах, потерял малёк былую форму…
– Не прибедняйся же ты, Серафимыч! Дам тебе мой дружеский совет, чтобы не утонуть, ты должен крепко держаться обеими руками за её большущие буйки. Уха-ха-ха, – затем добавил:
– И ещё, самое главное, не заглядывай за её буйки, а то увидишь её размалёванную рожу, то тебя может стошнить. И начнётся, так сказать, у тебя морская болезнь. А в таких амурных делах ты должен, Серафимыч, быть в форме. Ты должен быть сосредоточенным, как пахарь в поле, и всё твоё внимание ты должен уделить только одному. Как быстрее и качественно спахать это огромное поле. Уа-ха-ха…
– Окстись, Сергун, да эту бабу пахать – не перепахать, даже опытный пахарь не сдюжит с таким объёмом работ, – сделал неутешительный итог в заранее провальном мероприятии.
– Это ты прав, Серафимыч! С твоими данными тебе одному не справиться. Ты посмотри на себя в зеркало, тебе уже не шестнадцать лет!? Постарел ты уже и поседел вдобавок, лысиной покрылся. Так сказать, старым мерином ты стал, и прошла твоя молодецкая удаль, – сказал, тем самым снова задел мужское самолюбие, указав в очередной раз на его возрастное ограничение в любовных делах.
– Вот здесь ты, Сергун, ох, как не прав, – сказал и покачал головой, а затем сказал бодрым голосом: – Старый конь борозды не портит.
– Но глубоко не пашет и не улучшает, и что самое главное, Серафимыч, твой плуг не вострый уже давно, затупился, пахарь ты наш. Уха-ха-ха… Тебе хоть укорачивай, хоть удлиняй, никакого толка от этого не будет в твоём деле. Уха-ха-ха, – опять уязвил его в никчёмности на сексуальном фронте.
– А я посмотрю на тебя, Сергун, какой же ты геройский парень выискался в этих шура-мурах. Уе-хе-хе…
– Что есть, то есть, Серафимыч, в этом я очень даже преуспел в своих шура-мурах. Себя не похвалишь, никто не похвалит, вот так вот, мой брат. Сейчас я в хорошей физической форме, как никогда. Так сказать, в седле на боевом коне, а не под конём, так сказать, как некоторые уже, – Сергун пристально посмотрел в сторону Серафимыча, намекая, кого он имеет в виду. Затем как бы с высока сказал:
– Чувствуешь разницу между мной и тобой? Вот то-то же, брат, – сказал с высокомерным тоном о нескрываемом превосходстве над ним в интимных вопросах.
– Языком болтать – не мешки ворочать, ты мне, Сергун, напоминаешь нашего бойкого деревенского, быка - производителя по кличке Борис. Этот окаянный бык умудрялся между делом со своими коровами гоняться за нашими сельскими девками в Зубова- Поляне где я проживаю. Только вот беда, закончил этот бык Борис очень плохо, – сказал и сделал печальную гримасу на своём лице, намекая ему о трагическом конце боевитого быка.
– Бориску!!! на цар… на скотобойню отправили? – спросил с большим любопытством.
– Не-а, а вот не угадал, Сергун! Эх, как же бык Борис красиво подох, –специально не сказал, как именно это произошло, тем самым ещё больше подогрел интерес к трагический гибели быка.
– Это же как? – спросил с недоумением, не понимая, как такое вообще могло быть.
– На корове свои копыта откинул, – ответил с лукавой улыбкой.
– Ух, ты! А я всё думал и гадал, как же так может неразумная скотина подохнуть красиво. А теперь всё стало на свои места. Умеет же скотина тоже подыхать красиво. Чтобы я так сдох! Так же красиво, но лет так через сто, – пожелал себе такую приятную участь.
– Я к чему этот разговор веду, Сергун. Смотри, труженик, как бы в очередной раз тебе свои копыта не отбросить на своей кобыле, не дожив и до ста лет, – сделал маленький намёк на толстые обстоятельства. Уе-хе-хе…
– Серафимыч, ты за меня не переживай. Кому суждено быть повешенным – никогда не утонет, так сказала мне одна цыганка намедни. Приведу вот такой пример: был такой белый генерал Скобелев Михаил Дмитриевич, герой Русско-турецкой войны 1877-1878 года, при освобождении Болгарии его пуля не взяла, а вот умер на куртизанке, когда исполнял свой мужской долг...
– Мда…уж, значит, судьба была такая у боевого генерала Скобелева – не погибнуть героически в бою, а на куртизанке. Но только скажу тебе одно: человек гадает, а Бог располагает…
– Хорошо, – сказал Серафимыч, только одному Богу известно, какая жизнь у нас будет впереди, и кто и как закончит жизнь на этой грешной земле.
– Так оно так, истину глаголешь, сын мой, – сказал с грустной ноткой в голосе Василий Серафимович.
– А всё-таки зря ты, Серафимыч, эту кабацкую потаскуху к себе не пригласил в гости. Дёргали бы сейчас за её сиськи с двух сторон, веселей было бы. Уха-ха-ха…
– Да ты даже её не видел, и ко всему, она уже была никакая, пьянющая в дрыбадан. От неё сейчас было бы, как от козла молока. Да если даже эта баба была бы здесь, она собрала бы нас двоих в охапку, прижала бы к стеночке и подоила бы. Уе-хе-хе…
– Неужели на самом деле здоровущая была баба? – удивлённо спросил, не веря таким большим размерам.
– Да ещё какая была, ого-го-гошеньки! Это же была не женщина, а памятник, как царю Александру Третьему!
Серафимыч запел частушку:
Стоит комод,
На комоде бегемот,
На бегемоте обормот,
На обормоте шапка,
На шапке крест,
Кто угадает,
Того под арест…
– Посмеялись над частушкой оба от души. А когда слёзы умиления вытерли с лица, то Серафимыч добавил к сказанному:
– Мы оба с тобой, брат, с двух сторон не обцеловали её на весь цельный день и не объехали бы на кобыле с телегой за три дня. Уе-хе-хе…
– Если она такая большая, как гора, значит, правильно сделал, что её сюда не притащил от греха подальше. На Кавказе говорят в таких случаях так: «Лучше пусть Магомед идёт к горе, чем гора будет идти к Магомеду». По такому случаю слушай, Серафимыч, анекдот:
– На поле боя солдат спас полковника от пули, и тот решил наградить служивого:
– Как звать?
– Фёдор!
– Вот что, Фёдор... Вот тебе серебряный рубль, даю тебе увольнительную до завтрашнего утра. Пойди в город, погуляй за моё здоровье, найди себе девку, только смотри, чтоб здоровая была.
Утром солдат возвращается в полк.
– Ну, что? Погулял?
– Так точно, ваше благородие!
– Девку-то нашёл?
– Нашёл, ваше благородие!
– Здоровая?
– Ой, здоровая! Чуть серебряный рубль у меня не отобрала!
Оба долга смеялись над этим анекдотом, а когда вдоволь насмеялись, Серафимыч сказал:
– Вот эта кабацкая баба, с которой я познакомился нынче, не только отобрала бы у нас с тобой двоих серебряный рубль, но и жизни могла лишить, враз одним ударом кулака поставила бы жирную точку на нас.
– Чё, такие кулаки были большие? – спросил удивлённо Сергун.
– Ого! Да у ней кулаки были, как с пивную кружку, она ими гнёт подковы, как калачи. Мне впервой пришлось встретиться нос к носу с такой бабой. И на кой ляд родятся вот такие боевитые бабы, как мужики-богатыри в юбке, – сказал, сокрушаясь из-за несправедливости, что природа-мать смотрит не в ту сторону, куда надо.
– Не перевелись ещё на Руси бабы-богатыри. Вот такая баба на скаку коня остановит, в горящую избу войдёт, – сказал, гордясь тем, что есть ещё такие бабы-богатыри на Руси.
– Вот на такой бабе жениться как-то страшновато будет, во сне задавит, как котёнка одной только ляжкой. Уе-хех-хе, – всё сокрушался Серафимыч.
– У нас в деревне такая же живёт громадная баба, только незамужняя она. Баба, конечно, уже не молодая и не старая, а зовут её Клава, раньше работала шпалоукладчицей в городе Москве. Наши местные мужики её сторонятся, говорят, что у неё тяжёлая рука. Руки у ней, как пудовые гири. Клава говорит о себе так: «Лучше попасть под паровоз, чем под мой кулак». Уа-ха-ха…
– И, спрашивается, кто-то такую замуж возьмёт? – сказал и почесал затылок Василий Серафимыч.
Сергун как можно серьезнее сделал лицо, сказал:
– Не нашёлся есчё героический мужик, чтобы героически погибнуть при выполнении супружеского долга, – а у самого желваки от смеха ходили ходуном.
– И тут они оба одновременно, не сговариваясь друг с другом, как по команде, прыснули от смеха, что даже стёкла задрожали в окне, и мухи проснулись от зимней спячки…
Продолжение следует.