Как вода в половодье затапливает поймы рек и речушек, вздувает ручейки и льётся бурными потоками по всем просторам, так и красные войска стали занимать одну за другой верховые донские станицы и хутора. Глядя на оперативную карту того времени, можно было представить, будто красная краска стекает вниз к Азовскому морю, к южным границам Области Войска Донского. Так в 1919 году было дважды, ранней весной и поздней осенью.
Каждый командир красной дивизии становился главным руководителем на целый донской округ или группу рядом стоящих станиц. Командир полка также устанавливал власть в хуторах по мере своего продвижения и, разумеется, издавал приказы. Они основывались на общих указаниях, но зачастую выражали стремление немедленно переломить вековые традиции и психологию людей буквально за ночь, наутро после занятия населённого пункта. Чего стоит, например, такой приказ изданный командиром 75-го стрелкового полка 9-й стрелковой дивизии 27 февраля 1919 года: «1. Произвести самый точный учёт населения, сделав его перепись.
2. Воспретить выезд кому бы то ни было в места, ближайшие к фронту совершенно, а в тыл – без особого разрешения ближайшего военного начальника.
3. Всех вновь прибывших, особенно перебегающих со стороны противника, немедленно арестовывать и предоставлять для допроса ближайшему военному начальнику.
4. Мирному населению, не служащему в рядах армии, всё имеющееся оружие, а также сёдла в трёхдневный срок со дня опубликования этого приказа сдать под расписку местным советам. Не сдавшие оружие будут расстреляны.
5. Советы отвечают за пребывание среди населения агентов и шпионов противника.
6. Всё население отвечает за порчу телефонных и телеграфных проводов. Захваченных на месте преступления расстреливать.
7. Всех укрывающих у себя неприятеля расстреливать и принадлежащее им имущество конфисковывать.
8. Указавшим место пребывания агентов, шпионов противника и вообще помогающим нам в борьбе со шпионажем выдавать вознаграждение.
9. Добывание и продажу спирта воспретить. Делающих или продающих крепкие напитки расстреливать как врагов народа, разлагающих армию.
Начальник правого боевого участка, командир 75 стрелкового полка Ильин. Военно-политический комиссар Абрамчук. Адъютант Сергеев».
Это всего-навсего распоряжения одного полкового командира, а сколько их было? И стоит обратить внимание на драконовскую меру борьбы с самогоноварением и продажей самогона. Виновников приказывалось «расстреливать как врагов народа, разлагающих армию». Но даже и таким способом пьянство всё равно искоренить не удалось.
Борьба с пьянством была на одном из первых мест и среди задач, решаемых революционными трибуналами. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать такой документ: «Приговор Революционного военно-полевого трибунала 9 армии
Именем Российской Федерации:
в заседании 31 мая 1919 года, рассмотрев дело по обвинению Карпова, Матюнина, Добровского и Кузнецова в пьянстве и превышении власти.
Карпов занимал должность (коменданта) города Свердлова по назначению комполка Мартемьянова. Пользуясь правами по своей должности, систематически пьянствовал, употребляя для этого конфискованный спирт и вино. Выдавал красноармейцам незаконные мандаты на право производства обыска. Грубо обращался с красноармейцами и даже применял плеть. Терроризировал своим поведением местное население, причём террор этот надо назвать не красным, а пьяным. Матюнин, Добровский и Кузнецов употребляли спиртные напитки.
Постановил:
Карпова приговорить к высшей мере наказания – к расстрелу.
Матюнина отправить в рабочий дисциплинарный батальон 9 армии сроком на три месяца, без жалованья. Добровского и Кузнецова – в тот же батальон на один месяц, без жалованья. По отбытии наказания Матюнина, Добровского и Кузнецова отправить в штаб 14 дивизии для службы в строю. Настоящий приговор окончательный. Входит в силу немедленно и подлежит исполнению в 24 часа.
Председатель трибунала Н. Поспелов.
Члены: Г. Журавлёв и В. Тихонов.
Скрепил: секретарь Розенберг».
Не церемонились командиры и комиссары красных частей и в борьбе с ещё одним серьёзным пороком – игрой в карты и другими азартными играми. Об этом свидетельствует приказание по 204-му Сердобскому стрелковому полку за № 31 от 2 июня 1919 год: «За последнее время в полку картёжная игра развилась до высших размеров. Стали наблюдаться позорные явления – играющие проигрывают казённые деньги и вещи. Подобные явления в рядах Красной армии недопустимы, а поэтому требую от командиров рот и начальников команд ни в коем случае не допускать игр. Играющих арестовывать и доставлять мне для предания суду военно-революционного трибунала. Карты отбирать и рвать. Предупреждаю должностных лиц, что каждый замеченный в игре будет отстраняться от занимаемой должности с преданием суду».
Историю боевых действий Донского гундоровского георгиевского полка пришлось восстанавливать не только на основе архивных материалов, но и по воспоминаниям казаков-эмигрантов, которые имели отношение к этому полку. Самые интересные воспоминания, а вернее художественные рассказы, оставил полковник Фолометов Василий Васильевич. Находясь на острове Лемнос в Греции, он организовал выпуск рукописного журнала «Донец», который неоднократно цитируется автором в статьях, опубликованных на канале. Это интереснейший журнал, жизненный, бесхитростный и без вранья, которого не могло быть потому, что события Гражданской войны освещались очевидцами и в присутствии таких же очевидцев. В составе редколлегии были генерал-майор Бородин Сысой Капитонович, генерал-майор Курбатов Анатолий Андреевич, полковник Усачёв Александр Николаевич, поручик Туроверов П. И. и священник Михаил Шишкин.
В журнале «Донец» № 2 от 15 апреля 1921 года был помещён рассказ полковника Фолометова Василия Васильевича с коротким названием «В тумане». Почти без сокращений я привожу его в этой статье: «Февраль 1919 года. Распутица. То дожди с мокрым снегом, то мокрый снег с дождём. Туманы, густые, влажные туманы. Река Глубокая шумно катила свои воды, затопляя свой низменный правый берег. Начало 1919 года было началом нового вторжения большевистских сил почти к сердцу Дона, к Новочеркасску. И если бы не героические бои и не подвиги чудо-богатырей генерала Гусельщикова, которые грудью своей преградили красным дорогу к Донцу, то пала бы столица Дона.
…Каждый переход назад – это была новая лавровая ветка в чудный венок славы, который сплёл себе генерал Гусельщиков со своим отрядом, и особенно с лихим георгиевским полком.
11 (24) февраля 1919 года под слободой Карпово-Обрывская с утра стоял туман. Не туман какой-то, а молочный кисель. Чуть-чуть накрапывает дождь. Еле уловимые звуки трубы. Тревога. Без суеты, но быстро строятся на площади слободы георгиевцы. Потянулись в гору к востоку от слободы, откуда слышны звуки разгорающегося боя. Я только что прибыл в отряд генерала Гусельщикова и был зачислен в георгиевский полк помощником командира полка. Сотни растянулись и еле ползут по скользящей из-под ног разжиженной глинистой почве. Звуки боя, как и сама картина его, тонут в непроглядном тумане.
Над головой начинают уныло посвистывать вражеские пули. Все как-то подтягиваются: «Здорово, моя гордость! Здорово, георгиевцы!» – слабо несётся из тумана голос генерала Гусельщикова. Наконец, вот он.
– Полковник Фолометов! Возьмите две сотни с пулемётной командой и, перейдя вот этот овраг, – он показывает на туманную полосу, – старайтесь обойти правый фланг красных. Когда будете у них в тылу, атакуйте их с криком «ура!», а мы вам поможем с фронта. Помните, что это ваш экзамен по георгиевскому полку. Постарайтесь не упасть в глазах моих героев. Да запомните, что на вашем левом фланге будут богучарцы, а для связи вас с ними в промежуток я пошлю конный дивизион гундоровцев. С богом!».
Рассекая влажную стену, мы стали спускаться в широкий и глубокий овраг. Со мной впереди пулемётов ехали адъютант полка есаул Изварин и два конных ординарца. Что-то зачернелось впереди. Остановились. Прямо под носом у нас поднялась длинная густая цепь, за ней – другая, третья. Фланги цепи терялись в молочной мгле.
Замаячили конные фигуры. Хриплым голосом я еле успел скомандовать: «Пулемёты!». Только впоследствии, переживая в памяти этот жуткий момент, оценил я, до чего были молодцы гундоровцы! С молниеносной быстротой повернулись тачанки пулемётов, и, как один, шесть пулемётов монотонно затянули смертоносную песню.
Душераздирающие вопли понеслись из цепей. Как спелая рожь под рукой косаря, повалились стройные ряды цепей.
– Стой! Стой! Черти! Что вы делаете? Своих перебили.
Я буквально обомлел от испуга. В голове мелькнула мысль, что я, заблудившись в тумане, расстрелял в упор храбрецов-богучарцев, по словам генерала Гусельщикова, находившихся на нашем левом фланге.
Прерывающимся, заикающимся голосом я стал ни с того ни с сего извиняться перед кричавшими на нас всадниками:
– Извините… Это… Это я… Нечаянно… Я ведь… Я вверх приказал стрелять.
– Какой дьявол вверх, – передразнил меня кричавший, – когда вы половину моих людей перебили?!
Началось крикливое объяснение. Пулемётная стрельба смолкла сама собой. Поредевшие цепи не отвечали. Я, разговаривая, медленно подвигался навстречу туманным всадникам. Те ехали ко мне. Цепи окоченели и чёрными точками вкрапливались в белую муть.
Георгиевцы сбились в кучу к своим пулемётам. На мгновение – жуткая тишь.
– Да кто ты такой, – тревожно крикнул мне всадник, когда был уже от меня в пяти шагах.
– Мы гундоровцы, а вы кто? – в свою очередь я задал вопрос.
– Бей белогвардейскую сволочь! – заревел всадник и два раза выстрелил в меня из нагана.
Первая пуля сорвала с меня погон шинели, а вторая прозвенела над левым ухом. В следующий момент он покатился убитым моим револьверным выстрелом в упор. Это был, как предполагаем из найденных при нём бумаг и печатей, командир двести второго советского полка, второй зять красного донского вождя Миронова (Филиппа Кузьмича). Первый зять служил в тот момент в нашем отряде.
Изварин с ординарцами с криком:
– Ура! Бей красных!
Несмотря на поражение в цепи красных, они не ожидали этого нового нападения, думая, что произошла ошибка, и что перед ними – тоже красные. Пулемёты не были приготовлены даже к бою. Подскакавши к первой пулемётной тачанке, я застрелил двух пулемётчиков и лично захватил пулемёт. Есаул Изварин с ординарцами отбил другой пулемёт.
Как завороженные стояли враги. С диким гиком их кололи георгиевцы. Не прошло и получаса, как двести второй полк перестал существовать.
В молочном тумане шёл ужасный танец смерти. Бойцы сходились друг с другом в упор и, сразу сцепившись большей частью в рукопашной, катались на сырой земле.
– Товарищи, подержитесь! Сейчас подойдёт двести первый полк! – крикнул конник, врываясь по ошибке в цепь гундоровцев, и тут же, как подрезанный, упал с поднявшегося на дыбы коня, поражённый штыком георгиевца. Мы подготовились. Туманная завеса заколебалась, вынырнули тёмные колонны с криками.
– Где здесь белые черти? – и, принимая нас за своих, свободно прошли через цепи. Без команды гундоровцы, сами, по своей инициативе, загнули фланги в этой кромешной белой тьме и открыли со всех сторон адский огонь. Ни одна пуля не пропала даром. Описать того, что произошло в этот жуткий момент, не хватает красок. Самые страшные картины дантова ада бледнеют перед этой действительностью. Рёв голосов, непрерывные сухие отрывистые залпы, монотонное жужжание пулемётов, боевые команды, крики «ура!», проклятия, стоны, матерная брань – всё смешалось в чудовищный клубок. Победа была в этот день блестящая, разбит вчетверо сильнейший враг. Взято трофеев 1800 пленных, обозы первого и второго разряда целой Мироновской дивизии, 2 орудия и 20 пулемётов».
Однако, такие победные реляции не всегда отправлялись из штаба гундоровского полка. Наседавшие красные части теснили бойцов Гусельщикова, неоднократно снова пытались отрезать его отряд от общих, ставших очень немногочисленными сил Донской армии. В этот момент обе стороны поразил очень страшный враг – тиф. Он был беспощаден, косил любые ряды, не считаясь с политическими убеждениями.
Об этом периоде достаточно подробно описано в очерках боевой работы 14-й стрелковой дивизии красных войск: «С противником было уже всё кончено и дивизия походным порядком начинает догонять ушедшую впёред 9 армию. Страшный сыпной и возвратный тиф косили остатки Донской армии, заражая и наши части. Тают снега. Весна в разгаре. Разливается Дон, и в его серых волнах появляются жёлто-синие трупы расстрелянных наших красноармейцев и коммунистов. К концу марта 1919 года дивизия выходит к реке Северский Донец. С выходом дивизии на реку Северский Донец дивизия сменяет 16 стрелковую дивизию и получает для обороны фронт от Каменской до устья Донца.
К этому времени состояние дивизии характеризовалось следующим образом. В отношении людского материала в дивизии преобладали партизанские настроения. Реорганизация и управление ею на регулярный манер прививались очень туго. Комсостав, представляющий собой обстрелянных бойцов, был мало теоретически подготовленным, а в политическом и административном отношении вовсе слаб. С продовольствием, интендантским и санитарным обеспечением обстояло хуже всего. Обмундирование, предназначенное дивизии, получено не было. (Было передано на Восточный фронт). Части при оттепели, распутице и жаре оказались в зимнем обмундировании и в валенках. Питание, несмотря на большие труды, никак не налаживалось. Отсутствовали табак, чай, сахар, неаккуратно получался хлеб. Медикаментов было мало, медперсонала не хватало. Между тем тиф косил ряды бойцов. В артиллерии, например, при орудиях работало не более как по два-три номера».
Не намного лучшее положение было и в белых войсках. Централизованного, хорошо отлаженного продовольственного и вещевого снабжения не было. Казаки продолжали воевать в старом, изношенном и рваном обмундировании, в котором они пришли с фронта Первой мировой войны. Подростки вообще были одеты в стариковские, времён русско-турецкой войны, пронафталиненные чекмени. На ногах вместо добротных сапог – рваные опорки, на головах – не раз простреленные папахи. В феврале 1919 года на Дон прибыл давно ожидаемый транспорт с английским обмундированием. Донскому гундоровскому георгиевскому полку, как одному из самых боевых, были выделены такие комплекты на поступившее в полк пополнение. Досталась заморская военная форма и старослужащим. Но эти обновки очень скоро оказались на самом дне семейных казачьих скрынь (сундуков). И так было каждый раз при выдаче обмундирования.
Война шла теперь совсем рядом от родных куреней, в нижнем течении милого сердцу каждого казака Северского Донца. Вот как об этом вспоминал полковник Фолометов Василий Васильевич: «Начало второй годовщины гражданской войны… Дон залит красными полчищами до самого Донца. Эта водная преграда да непоколебимое мужество бойцов – единственная плотина красному засилью. Безумный по храбрости отдельный отряд во главе с генералом Гусельщиковым А. К. занимает позицию по извилистому берегу реки Северский Донец в районе хутора Богураев. Я – начальник правого участка, нахожусь у хутора Ольховчик. В моём распоряжении – славные гундоровцы, храбрые луганцы и «менестерели» боевого поля – богучарские и корочанскике добровольцы.
Линия фронта порою гнётся, порою прерывается, но могучий дух и спокойствие генерала Гусельщикова разбивают все усилия красного атамана Миронова».
Близость к родной станице имела и отрицательные последствия для командования Донского гундоровского георгиевского полка. В чём они выражались, ясно прослеживается в таком донесении от 19 февраля (4 марта) 1919 года: «Прошу покорно дать от своего имени телеграмму командующему Донской армией с просьбой отдать категорическое приказание окружному атаману Донецкого округа и станичному атаману Гундоровской станицы о немедленной высылке в георгиевский полк всех казаков, высланных в станицу для сопровождения больных и раненых, а также по другим причинам выбывших разновременно из полка.
Славный георгиевский полк легендарного отряда народного героя генерала Гусельщикова не должен распасться и погибнуть от недостатка людей. Считаю своим долгом доложить, что вверенный мне отряд, неся службу на сторожевых участках большого протяжения, сильно переутомился и страшно уменьшился в количестве бойцов».
Здесь, конечно, просматривается стиль руководителей уже более поздних, а именно сталинских времён, когда вождь восхвалялся в третьем лице, и при этом на его же имя, направлялась телеграмма с изложением различных просьб.
Через три дня, 22 февраля (7 марта) 1919 года, гундоровец, генерал-майор Рытиков Г. С. отправил телеграмму несколько иного содержания:
«Дорогие братцы станичники! Сваты и односумы! В течение беспрерывных и напряжённых боев последних семи дней вы проявили редкую храбрость и беспримерное упорство. Все попытки превосходного противника переходить на правый берег Донца вы с неизменным успехом отбивали и отбрасывали красных на противоположный берег. Берегите себя! От лица службы сердечно вас благодарю! Особенно благодарю родных станичников гундоровцев, а также луганцев, богучарцев и караченцев. Генерал-майор Рытиков. 22 февраля 1919 года».
В истории многое повторяется, и причём не один раз. Оказывается, предвестник сталинского приказа № 227 «Ни шагу назад!» был и в Донской армии начала весны 1919 года.
От имени Войскового круга в армию было разослано распоряжение, в котором для усиления борьбы с дезертирством воинских чинов было приказано: «Выделить особые взводы, полусотни или сотни из надёжных казаков, которым придать военно-полевые суды. Дать этим особым сотням задачу в полосе пятидесяти вёрст, глубиной от фронта, забирать всех оставивших свои посты.
Наиболее преступных, оставивших свои посты воинских чинов судить и на месте приводить приговор в исполнение, а остальных вести с собой от селения к селению и доставлять беглецов в ближайшие части и в обороняющиеся полка».
Кроме Донского гундоровского георгиевского полка, на фронте в 1919 году воевали также другие гундоровские формирования, такие как гундоровский казачий батальон, которым командовал войсковой старшина Бондаренко Александр Фёдорович, и Первая гундоровская отдельная конная сотня, которой командовал есаул Ушаков Николай Степанович. Важно понимать, что эти подразделения при ведении боевых действий, то вливались обратно в свой Донской гундоровский георгиевский полк, то выделялись из него решениями командования и действовали самостоятельно. Вот что доносил генералу Гусельщикову А. К. войсковой старшина Бондаренко А. Ф. о результатах боевых действий за 10 (23) февраля 1919 года: «Довожу до сведения Вашего превосходительства, что гундоровским казачьим батальоном в бою 10 февраля 1919 года разбито два полка красных и захвачены трофеи: один бронепоезд, четыре орудия, 5 пулемётов, 900 штук снарядов, 20 тысяч патронов, 3 паровоза, 50 теплушек вагонов и кухни, сапоги, шинели и прочее».
Первая гундоровская отдельная сотня также отличилась в этих жестоких боях, но по-своему. В сводке от 7 (20) февраля 1919 года было отмечено: «Разведка гундоровской сотни... при действиях... на Красный Яр на луганском направлении навела панику среди красных и переколола до ста красногвардейцев. Разведчики возвратились, захватив замки от 3 пулемётов и 4 пленных, а также 5 ящиков пулемётных лент и знамя коммунистов».
Донесение – документ официальный и всё же командир оставил на обсуждение будущим историкам фразу: «переколола до ста красногвардейцев». Скорее всего, такое могло произойти только с беспомощными людьми, ранеными, находившимися в каком-нибудь полевом госпитале. Можно ли назвать подобное явление доблестными действиями и героизмом, решайте сами.