20 марта 2020 года по прозрачным водам Гранд Канала города Венеция плыли дельфины и лебеди. Немного поодаль, энергично гребя руками, плыла русалка, по-итальянски, сирена. Она проснулась, как обычно, в день весеннего равноденствия и не узнала родные берега. Зачехленные и привязанные к докам гондолы, как тощие утки, покачивались на воде. Не было слышно ни одного гондольера, как будто они уже все канули на дно морское, но если и так, то не по вине сирен. Этой весной она проснулась первой и еще не успела рта раскрыть.
А петь хотелось просто невыносимо. Она попробовала немного размяться, хотя бы на одну октаву, но ее голос заглушили крикливые дельфины, она мешала их брачным играм, а один лебедь расправил крылья и, часто окуная голову в воду, подплыл совсем близко, а потом обвил ее шею своей. Она, конечно, не Леда, а он не Зевс, но знаем мы. Сирена, интенсивно работая хвостом, отплыла на безопасное расстояние и опять начала озираться в поисках людей. В пределах видимости не было ни одного вапоретто с туристами. Не было никого и на берегу.
«Чудеса почище русалок», — подумала она. Но петь-то хочется! А петь не для кого. Это двуногие сухопутные гарпии могут петь для себя. Да и не только петь. Если верить слухам, там у них такое происходит, пострашнее состязания с музами. Сирены о таком и помыслить боятся. А что, если поиграть немного в эмансипацию, примерить на себя феминитивы и бодипозитив? Все равно никто не видит.
Прилично отстав от дельфинов с лебедями, сиренка, удерживаясь на мощном хвостовом плавнике, приподнялась над водой, расправила плечи, подалась вперед крепкой грудью незабываемого размера, напрягла диафрагму, широко раскрыла рот и запела так, как будто бы ее слушал и тот преподаватель математики, который всё хотел потрогать хвост, и щуплый улыбчивый гондольер, и тучный американский турист, и все, кого она уже давно забыла.
За время изоляции венецианцы перестали удивляться. При мелодичных звуках неизвестно откуда взявшейся военной тревоги они, громко подпевая, отогнали жен и детей от окон, закрыли поплотнее ставни, включили торшеры, устроились в креслах, плеснули себе просекко, мерло, амароне, рипассо, фриулано, или что там им послал карантин. И, запивая вином вдруг охватившее их яростное желание уйти из дома, мысленно двинулись в сторону набережной.
