Распрощавшись с Купянском, мы вернулись в училище. Вернулись, чтобы дождаться приказа о присвоении первого офицерского звания и разлететься по Союзу на места службы. Существовала вероятность остаться в училище инструктором. Желающих на эту деятельность не было, каждый надеялся, что эта горькая чаша ему не достанется. Мы грезили службой в истребительных полках Военно-Воздушных Сил.
Наступила прекрасная пора - «золотой карантин». Где-то висела наша офицерская форма, пошитая по нашим меркам. В штабе училища у писарей кипела работа по оформлению удостоверений личности офицера. Мы уже сфотографировались для них в лейтенантской форме. Где-то генералы и полковники напрягали мудрые лбы, распределяя нас по военным округам по заявкам Воздушных армий. Армии ждали молодую кровь, чтобы восполнить естественную и аварийную убыль лётного состава. Новенькие лётные книжки с итогами училищного налёта по типам самолётов и стандартными характеристиками были уже у нас на руках. Хорошо бы попасть на МиГ-21, который мы освоили, но варианты были. Это нам было известно. Но думать об этом не хотелось.
Командование училища, видимо, в припадке благоразумия, преподнесло нам сюрприз: запретило переодеваться в офицерскую полевую форму на период «золотого карантина». Народ побушевал слегка и смирился. Меня же такой оборот совсем не обескуражил. К военной форме у меня было отношение … ровное. Я никогда не носил шапку «кирпичом», не делал вставки в погоны, не гнул бляхи и не резал ремень зубцами. Не гладил утюгом сапоги, не ушивал китель и брюки, не укорачивал шинель. Носил всё в том виде, в каком форма мне выдавалась. Полагая, что о красоте военной формы уже позаботилось родное государство, а мне достаточно быть опрятным.
Возможно, такое отношение к форме у меня сформировалось под впечатлением получения первого курсантского комплекта. Он оказался на один или два размера больше. Шинель, как и положено, полами закрывала верх голенищ яловых сапог. Хорошо, хоть сапоги были моего размера, а это было очень важно во время курса молодого бойца. Я безропотно принял эту данность. Впрочем, я и дома не был избалован модными вещами. Не тот социальный статус был у моих родителей — работников зерносовхоза.
Однако, со временем обнаружилось, что форма на вырост имеет и положительную сторону. Мне никогда не делали замечание за расстёгнутый крючок воротника. А поначалу это было самое распространённое нарушение формы одежды у новобранцев. Потом уже начались и другие. Особенно досталось шинелям. И сразу досталось за них курсантам. Уже на лагерных сборах я понял, что шинель лучше иметь длинную, поскольку приходилось её использовать в качестве дополнительного одеяла в барачных казармах.
Последующие комплекты я уже сознательно выбирал на размер больше, чтобы не душиться воротником. Ну не люблю я получать замечания от командиров за такие мелочи. Тем более, что такие замечания частенько начинаются с оскорблений и унижений. Или заканчиваются этим. Так уж у нас водится. Ну, объяви замечание, выговор, наряд вне очереди и — дело с концом. Ан нет, надо над подчинённым поизгаляться. Это не только в армии. Пару раз был свидетелем того, как в общественном транспорте контролёр орал на безбилетника. Возьми молча штраф и проверяй дальше пассажиров. Увы…
Много было суеты с выпускными альбомами. Самодеятельные общественники развернули бурную деятельность, основной смысл которой заключался в том, чтобы альбом нашей роты был оригинальней альбома соседней. Я был равнодушен к этим изыскам, отдал деньги общественникам и успокоился. Наверное, поэтому мою фамилию переврали на обложке. Альбом получился солидным, с золотым тиснением. Представляю эту тягомотину: сидеть под красной лампой и проявлять сотни одинаковых фотографий. Ради «левого» заработка пойдёшь и не на такое.
Самым замечательным в «золотом карантине» был свободный выход в город по постоянным увольнительным. Мы плавно совершали переход от казарменной неволи к офицерской самостоятельности. Тут уж вариантов времяпровождения курсантами было много. Семейные, конечно, рванули к своим благоверным, если это было возможно. И таких было много, особенно, в 8 роте. Остальные развлекались в меру своей распущенности.
Моя распущенность предполагала максимальный охват культурных заведений города Харькова. Благо, их было множество. За годы учёбы я планомерно устанавливал их местоположение и проезд. В некоторых успел побывать. В Музее изобразительного искусства — многократно. Тишина картинных галерей — моя страсть. Но хотелось познакомиться и с другими формами искусства: оперой, балетом, симфонической музыкой… Я опустился до того, что влез в долги. Билеты покупал на хорошие места, чтобы лучше всё видеть и слышать. А курсантского денежного содержания на все мои похождения не хватило. Деньги мне заняли знакомые люди, у которых обычно останавливались мои родители, приезжая в училище. Я с ними поддерживал знакомство. Они мне доверяли. И поддержали мою тягу к искусству. Хотя, сами они были городскими работягами.
Предполагая, что попаду по распределению в какую-нибудь Тьмутаракань, хотел насытиться культурными впечатлениями большого города. Правильно предполагал. Ни один мой гарнизон не был рядом с культурным центром. Разве что, в командировках удавалось побывать на выставках и в театрах. Но такие случаи можно по пальцам посчитать. И много лишних останется.
Харьковские театры я прочесал. Даже в филармонии был. Но, как говаривал мой товарищ по училищу Миша Насвит: - Если не наелся, то — не налижешься. Таким ощущением и закончился мой культурный задел «золотого карантина». Спасибо ему и за это.
Пришёл приказ. На плацу нам торжественно вручили дипломы и знаки. Волнительное прощание со Знаменем родного училища. Потом было распределение. Первыми его получили те лейтенанты, которые оставались в училище инструкторами. В нашем взводе не повезло Толе Арцебарскому и Коле Дешевых. Были такие и в соседнем взводе. Ночью вся казарма слышала как они «горевали». Мы им сопереживали, но и радовались. Хотя, радоваться было сложно. На следующий день с утра получат предписание и остальные. Что день грядущий нам готовит?..
Вот мне всегда было интересно: по какому принципу отобрали этих парней в инструктора? Кто и когда увидел в них ШКРАБов? Или, просто, ткнули пальцем в список? Вряд ли. Дело-то серьёзное — учить других.
Утром начали распределять с отличников. Типа, у них есть право выбора гарнизона. В нашем отделении таких было несколько человек. Но среди них потомственных военных не оказалось. Гарнизонов не знали. И никто, насколько мне известно, этим правом не воспользовался. Миша Насвит рассказал мне эту процедуру. У комиссии уже был готово для него предложение. С каким Миша патриотично согласился.
А мне предстояло убыть после отпуска в город Хабаровск. Такая даль! Трудно и представить…
На выпускной я не остался. Распрощался с узким кругом друзей и уехал. Не любитель я массовых увеселительных мероприятий. Да ещё и прощальных. До этого не был и после этого не стал. К тому же на торжество приехали родители с сестрой, у которой дома остался грудной ребёнок. Мне не хотелось, чтобы сестра задержалась ещё на одни сутки. Уж очень она беспокоилась о дочке. Но это лишь повод. Есть мероприятия, на которых чувствуешь себя не в своей тарелке. Не считаю грехом их пропустить. Правда, редко бывала такая удача.
Я вышел через КПП в авиационной форме с лейтенантскими погонами. Четыре года назад я вошёл на территорию училища гражданским юнцом с чемоданчиком. А теперь тащил огромный чемодан «мечта оккупанта» с армейскими вещами. За воротами училища начиналась дорога в новую жизнь. И предстоящий отпуск меня особо не прельщал, хотелось поскорее окунуться в эту неизвестность. Но похвалиться на родине погонами тоже не помешает.
Прощай, училище!