Основатель завода по утилизации батареек — о том, как в работе использовать принцип айкидо.
В 2004 году Владимир Мацюк преподавал теорию организации в Южно-Уральском государственном университете в Челябинске. В качестве практики он предложил студентам создать свою фирму. Так появилась компания по переработке серебросодержащих отходов фотосалонов и рентгеновских кабинетов «Мегаполисресурс». Сейчас компания занимается сбором и утилизацией батареек, электроники и других отходов, содержащих металлы. В частности, из отработанных элементов питания на предприятии извлекают 94,4% полезных ресурсов: цинка, марганца, железа, графита. Компания также развивает сеть пунктов сбора батареек вместе с производителем батареек Duracell, торговой сетью IKEA и другими. По данным справочно-информационной системы СПАРК, в 2018 году выручка компании составила 7,7 млн рублей, убыток — 1,5 млн. Основатель и генеральный директор «Мегаполисресурса» Владимир Мацюк рассказал Plus-one.ru, как сменил профессию, чем его предприятие может помочь в борьбе с коронавирусом, как искусственный интеллект находит контрафактные батарейки и что делать бизнесмену, чтобы не оказаться на айсберге, который плавно движется к экватору.
— Как долго продлился карантин в «Мегаполисресурсе»? Отразится ли на вашем бизнесе вынужденный простой?
— В теле «Мегаполисресурса» есть ген удаленки, сама по себе она не является для нас чем-то новым. Дело в том, что сотрудники наших региональных складов работают удаленно. Тот же функционал реализован и для центрального офиса. Карантин незначительно сказался на организации транспорта и на производстве: у нас не дружные ряды у конвейера, а достаточно большой интервал между сотрудниками. На производстве был контроль температуры материалов, теперь добавился контроль температуры приходящих сотрудников. Мы начали проводить дезинфекцию рук и уменьшили количество коллег, которым приходилось обедать на рабочем месте. Была пауза длительностью в неделю, в течение которой мы смотрели, что происходит, какие решения принимают субъекты Федерации. Однако поскольку формально наш основной бизнес заключается в сборе и вывозе отходов, ни в одном из регионов не возникло критических остановок. Были заминки и задержки, связанные с оформлением пропусков, декларацией своей деятельности, но в остальном — все в рабочем порядке.
Сокращения сотрудников мы не проводили. У нас были две позиции стажеров, от которых мы отказались, вряд ли сейчас будет много новых проектов. Если говорить о потоке собираемых нами батареек, то он перераспределился. Кое-где даже стали их больше сдавать: видимо, на самоизоляции люди достали с антресолей все, что было.
Изменение экономических показателей и снижение прибыли, возможно, будет связано не столько с падением объемов сборов, сколько с падением цен на сырье и материалы, которые мы получаем в результате переработки. Но это объективный показатель, который можно компенсировать только более глубокой переработкой или более высокой стоимостью продукции, создаваемой на предприятии. В целом это тоже неплохо.
— В одном из прошлых интервью вы сказали, что бизнес, построенный на утилизации отходов, обречен на успех. Можете поделиться данными по росту компании? На чем сейчас зарабатывает «Мегаполисресурс»?
— Изначально основная доля выручки компании складывалась из серебра, полученного из вторичного сырья. Однако на этот рынок существенно повлияли цифровые технологии. В 2006 году, который можно считать пиком отрасли, 30% мировой добычи серебра использовалось в фотоиндустрии. По мере наступления цифры цена держалась, видимо была какая-то игра на повышение. В 2013 году наша компания пережила кризис — тогда в течение очень короткого срока, чуть больше квартала, цены на серебро упали с $35 за унцию почти в 2,5 раза. Это был достаточно болезненный опыт, он даже привел к банкротству одного юрлица. Но ситуация заставила нас шире посмотреть на то, чем мы занимаемся, и понять, что нельзя фокусироваться на монопродукте.
Дальше, оставляя за собой съеживающийся, но все еще существующий рынок серебросодержащих отходов, мы стали осваивать другие направления, в том числе и батарейки. К настоящему моменту инфраструктура сбора у нас увеличилась с 50 до 3,5 тыс. точек, что вначале давало экспоненциальный рост, но где-то в 2018 году он иссяк. В прошлом году, например, количество точек увеличилось в 2,5 раза, а объем собираемых элементов питания только на 14%, что говорит о насыщении рынка. Это дает нам повод более внимательно посмотреть на то, что мы собираем, и сделать фокус на аккумуляторах. Мы продолжаем работать с марганцево-цинковыми батарейками, но не хочется повторять историю с серебром, чтобы не разочароваться.
— По мнению финансовых аналитиков, серебро может сильно подорожать в этом году. Есть ли у вас какие-то ожидания в связи с этим?
— В смысле ценообразования мы следуем за рынком серебра. В момент падения его стоимости крупные производители предпринимали попытки создания альтернативных рынков, куда этот металл можно направлять. Так появилась тема наносеребра: покрытия холодильников, стиральных машин, бритв. Тогда эта инициатива не взлетела, поскольку потребитель не был готов: за этикетку с указанием наносеребра доплачивать он был согласен, но это не стало решающим фактором. А поскольку в технике действительно было серебро, мы рассматривали для себя возможность его извлечения, иначе оно точно ушло бы в металлолом. Но задача оказалась чрезвычайно трудоемкой, а механизмов рыночного спроса, которые поддержали бы цену, не было.
Сейчас я, как и многие коллеги с рынка производства серебра, ожидаю, что спрос на него как на антибактериальный инструмент начнет расти. По данным эпидемиологов, на медной поверхности вирус SARS-CoV-2 живет два часа, а на серебряной — порядка 15 минут. Тут предсказать потенциал развития легко: появится спрос на чехлы для телефонов, мебельную фурнитуру, канцелярские предметы, содержащие частицы серебра в краске или покрытии. У нас потребитель подготовлен, микробиологическая грамотность населения растет. И убедительная демонстрация хорошо забытого старого способа, я думаю, способна поддержать рынок этого металла.
— Ваша технология биологического выщелачивания серебра из фотоотходов в 2013 году вышла в финал международного конкурса Green I.T. Awards в номинации Recycling Project of the Year («Проект года по переработке»). В 2018 году вы рассказывали, что стараетесь придумывать технологии переработки, которые наиболее дружественны окружающей среде. Как это происходит? Есть ли у «Мегаполисресурса» свой научно-исследовательский отдел?
— В силу того, что мы частная компания, которая любопытство руководителя и собственника покрывает за свой счет, у нас есть некоторые ограничения по бюджету. Но мы быстро можем принять решение по поводу развития той или иной темы. К счастью, на сегодняшний день подобралась команда, которая разделяет этот энтузиазм, радуется, когда мы находим какие-то новые решения. В основе нашей работы лежит принцип айкидо, где энергия нападающего противника является основной движущей силой развития. В нашей деятельности чем опаснее проблема, чем опаснее отход, тем больше его потенциальная ценность. И дальше задача стоит очень интересная, творческая — раскрыть этот потенциал. При этом мы исходим из парадигмы, что решение обязательно есть. И оно действительно есть. Их даже несколько! Технологические задачи тем и хороши, что у них всегда есть несколько решений, и в наших силах выбрать экологичное, красивое и экономичное.
Приведу пример. Для извлечения цинка и лития из растворов нужны соли, карбонаты, которые закупаются в Китае. Разрыв цепочек поставок и убеждение о существовании оптимального решения привели нас к очевидной мысли, что для осаждения металлов мы можем использовать углекислый газ, который находится в атмосфере. То есть мы можем очищать воздух, извлекая из него углекислый газ и насыщая им растворы. А тащить из Китая соль не обязательно. Правда, изучив тему, мы поняли, что на практике все не так идеалистично, как в теории. Потому что оказалось, что основные производители сжатого углекислого газа в виде сухого льда или в виде жидкой углекислоты делают его, сжигая газ, а не извлекают попутно на ТЭЦ, например. Это, конечно, досадно. Пока эта технология у нас в обработке.
— В 2018 году вы сказали, что обучаете нейронные сети для сортировки батареек. На каком этапе сейчас этот проект? Какие еще современные технологии вы используете в работе?
— Да, мы запустили оборудование. Это очень интересный опыт, разносторонний, начиная с того, что за модным, хайповым термином скрываются достаточно обыденные вещи. Сейчас те страны, те рынки, где искусственный интеллект (ИИ), нейросети стали обыденностью, к счастью для них и к сожалению для остальных, соорудили некую ступеньку. Если через нее не перебраться, догнать их невозможно. Например, массовое использование ИИ в сельском хозяйстве делает качество продукции недостижимым для традиционного способа ведения хозяйства. Когда вырастает все подряд, а потом ИИ сортирует этот урожай и у вас отборные яблочко к яблочку или вишенка к вишенке, — невозможно борьбой с сорняками или сортировкой вручную добиться того же результата. Осознание этого — очень специфический опыт. И то, как эта технология может повлиять на развитие целых отраслей и регионов, тоже очень интересно.
Помимо сортировки батареек у нас нейросетка фактически разглядывает каждую батарейку, запоминает ее, рассчитывает статистику и дает нам еще некий маркетинговый продукт, а именно распределение по брендам, причем разных лет. Так с учетом географии поставок можно увидеть, где какие бренды предпочтительнее, как меняется их доля в разных регионах на разных рынках. Кроме того, у нас в 2020 году стояла задача выявления контрафактной продукции. При стандартных размерах и внешнем виде содержимое батареек разное, их качество различается, практика подделки достаточно распространена. Эту задачу мы тоже отработали и можем определить количество подделок, а также предположительное направление, откуда они поступают. Это очень интересное решение, и я думаю, что мы и на других отходах будем его внедрять.
Ну и одно из последних достижений на сегодня, которым мы гордимся, — это внедрение технологии осаждения металлов при помощи углекислого газа. Не то чтобы я рассчитываю на радость и умиление Греты Тунберг, для нас это повестка дня, помноженная на срыв поставок карбонатов из Китая. До конца мы это не внедрили, пока решение опробовано только лабораторно и полупромышленно. Чтобы использовать его в полном объеме, ищем, где брать углекислый газ. Разумнее все же, если бы он был произведен при ТЭЦ или еще при каком-то объекте, который работает на ископаемом топливе, а не сжигает его только для получения нужного газа.
— До того как запустить свой бизнес, вы занимались преподаванием. Комфортно ли вы себя чувствуете в роли предпринимателя? Было ли сложно в первое время?
— Справедливости ради нужно сказать, что, будучи ботаном по поведению и ботаником в душе, где-то в средней школе я разводил на продажу водоросли. Но продажа не была самоцелью, просто так получалось. В аквариуме водоросли либо портятся все время, гниют, и вы их снова покупаете, либо они растут и их некуда девать. И вот если вы все сделали правильно, их становится слишком много. Я даже местную речку на отмели по весне попытался засадить наиболее дорогими вариантами аквариумных водорослей, чтобы по осени собрать урожай. Ничего не получилось, потому что прудовики — улитки, которые живут в пресной воде, — радостно на эту тропическую экзотику накинулись и все съели. А меня потом к бабушке отправили. Но история эта о том, что деньги где-то рядом, вопрос просто повернуться к ним. То есть мое предпринимательство — это жизненный опыт, который не появился вдруг после ухода из университета. Скорее мне не хотелось бросать преподавательскую деятельность, потому что это другая форма общения, другая форма самореализации. В бизнесе у вас одни критерии оценки, в преподавании — совершенно другие.
До сих пор ощущаю внутренний конфликт: меня тянет рассказывать, объяснять, доносить доступно технологические особенности. У нас было 14 филиалов, и я к руководителям филиалов относился с преподавательской точки зрения, помогал им все понять. В итоге из них и многих других сформировал себе конкурентов с предпринимательской точки зрения. Многие мои бывшие работники, вдохновившись видимой простотой происходящего, решали податься в самостоятельное плавание, перейдя из категории сотрудников в категорию поставщиков и даже конкурентов. Но я стараюсь избегать этой формулировки, потому что, если мы делаем одно и то же, в моей парадигме правильнее называть их коллегами. Тогда можно сконцентрироваться на том, что нас объединяет. И моя тяга к преподаванию совершенно очевидно провоцировала людей заниматься сбором и переработкой серебросодержащих отходов. С предпринимательской точки зрения — это фиаско, неудержанный контроль и страдающий менеджмент. С точки зрения преподавания — это, безусловно, успех, потому что мало того, что они поняли, они еще и вдохновились тем, что поняли.
— Вы неоднократно говорили, что ваше бережное отношение к ресурсам — это «наследие» Советского Союза. Однако не все граждане бывшего СССР рассуждают так же, как вы, и до сих пор проблемы переработки и утилизации мусора в России остаются нерешенными. Можно ли назвать вашу идею о запуске проекта по переработке вторсырья визионерской?
— Если под визионерством понимать умение предвидеть экологические последствия деятельности нашей цивилизации, то я стою на плечах гигантов. Эта тема волновала не только умы фантастов Айзека Азимова, Артура Хейли, Роберта Шекли, которые описали мир безудержного потребления и то, к чему оно может привести. Она прозвучала в докладе Римского клуба (международная общественная организация, объединяет представителей политической, финансовой, культурной и научной элиты. — Прим. Plus-one.ru) «Пределы роста», работах Томаса Мальтуса, подход которого у нас преподается в курсе экономики. Это вряд ли визионерство в моем случае, скорее отсутствие конкуренции.
С точки зрения бизнеса у визионерства много компонентов, которые могут создавать добавочную стоимость. Это может быть уникальная позиция на рынке, владение технологиями, фиктивные продажи — можно прекрасно продавать что попало, а можно производить нечто исключительное, но продавать менее успешно. Я отдаю себе отчет, что с точки зрения продаж мы не самая сильная компания. Видимо, наша уникальность заключается в том, что мы начинали заниматься тем, что никому было не нужно. В то время, когда все так называемые серьезные люди пилили наследие Советского Союза в виде ракетных комплексов и компьютеров «Эльбрус», содержащих по 2 кг золота, мы собирали воду, которую все равно выливали, использовали отход, за который не надо было сражаться. Мы берем сырье либо ненужное, либо вообще токсичное, от которого люди с радостью избавляются. А затем раскрываем его потенциал как источника нового продукта. Это одновременно и сложная и интересная задача.
С другой стороны, наиболее ценным с точки зрения визионерства я считаю не умение предвидеть, а систематизацию допущенных ошибок. У нас их было много, и я думаю, что самое ценное — это донести информацию об этом интересующимся. Ведь бизнес-журналистика обычно фокусируется на историях успеха, а это всегда истории выживших. Они нечаянно могут исказить восприятие реальности тех, кто пойдет по нашему следу. Например, в 2002–2004 годах тема фотоотходов была не просто открытой дверью — там даже забора не было. На сегодня конкуренция в этой сфере похожа на территориальный спор пингвинов, которые находятся на айсберге, плавно движущемся к экватору. Тут нет динамики, нет роста. Но кому-то и сейчас этот рынок может показаться интересным, порог по входу в него небольшой, и вот будут ломиться туда, усугубляя ситуацию.
— В 2017 году вы говорили, что ваша цель — сделать сдачу батареек повседневной привычкой для миллионов россиян. Что вы делали для достижения этой цели и удалось ли, на ваш взгляд, ее достичь?
— С 2017 по 2020 год мы поддерживаем множество акций в разных регионах. Я не могу сказать, что мы их возглавляли. Здесь позиция такая: не стой на пути у великих чувств. Если люди созрели для того, чтобы собирать батарейки, пропагандировать это дело и при этом они будут опираться на нас, я вижу свою задачу, чтобы этому не препятствовать. Люди собрали, но нет у них финансирования, значит мы найдем способ, объединим их с кем-то, возьмем в попутную машину, но будем забирать эти батарейки и перерабатывать. Важно быть открытыми, потому что для начинающих собирать отходы отсутствие обратной связи либо отрицательная обратная связь — демотивирующий фактор. Например, когда люди видят, что собранное ими раздельно идет в итоге в одну урну. Поэтому мы последовательно продвигаем позицию прозрачности: показываем, куда приехала батарейка, как мы ее переработали, что из нее получили. Специально для этого был создан сервис «Бокси», демонстрирующий весь трек от сбора батареек в «персонифицированные» контейнеры до их попадания на завод и переработки.
Пятого июня, в Международный день эколога, стартовала федеральная акция «Экозабота», которую мы будем поддерживать. Она на примере батареек пропагандирует идеи раздельного сбора и оборота отходов среди школьников. Я могу сказать, что у этой акции очень хороший потенциал: у нас отзывчивые люди и сама российская культура рачительности помогает.
— Каким вы видите идеальное будущее «Мегаполисресурса»?
— Идеальное будущее «Мегаполисресурса» не может быть отделено от идеального будущего общества в целом. Если ставить перед собой недостижимые цели — отсутствие работы по переработке отходов, когда они находят сразу свое применение, мы все равно не останемся без работы. Мы решили много технологических задач, и я уверен, что в будущем они нам пригодятся. Например, года два назад мы приняли решение производить металлические порошки из отходов, из батареек прежде всего. Так вот, тема порошковой металлургии перспективна, независимо от сырья, которое мы используем. И даже если не будет батареек, все равно будет какой-то мусор, содержащий медь, цинк, железо. Получить из этого мусора чистые металлические порошки, которые дальше пойдут на производство всего, что нас окружает, — вот подпитывающая нас уверенность в будущем. Всюду много интересного. Отходы, конечно, уже приелись, но, с другой стороны, мы почти 20 лет в одной отрасли, так что, наверное, это закономерно.
--------------
Беседовали: Евгения Чернышёва, Мария Разумова