Глава 2. Автобиография призрака.
Я не помню, как сюда попал. Было это давно. Вроде бы потерял сознание, а потом оказался тут. На табличке написано, что меня зовут Денис…. Но какой? Фамилия стерлась. И я ее не знаю. Как мне объяснили в городке, что если с таблички, памятника стирается имя, то и душа ее забывает. Вспомнить можно, только если поправят надпись на табличке.
Призраки без имени не очень дружелюбны, они всегда в поисках – ищут себя и свое имя. В оградках их нет, им дозволено все, даже в обычные дни выходить к живым. Но от встречи с ними ждать хорошего не стоит. Их называют полтергейстами, домовыми и прочей нечистью. Возвращаясь в свой дом, они не дают спокойно жить, пугают до белого коления и могут даже убить. Все души боятся такой участи, поэтому сами бережно охраняют таблички. Как могут делают так, чтобы буквы как можно дольше держались. Хорошо, что есть родственники, которые следят за могилами, но у меня нет родственников вообще. У самых старших призраков давно нет тех, кто о них бы вспомнил, поэтому они укрывают надписи листьями, чтоб дождь и ветер их не тронул. Именно поэтому на очень древних могилах прошлого столетия можно увидеть несколько еле заметных букв.
Вырос я в детском доме, родителей своих не знаю, не видел, они отказались от меня сразу после рождения. Не могу сказать, что детский дом был для меня адом, но я, как и все, мечтал о семье. Мечтал о маме, папе, сестрах и братьях. Много лет я просто мечтал об этом, мне говорили, что мечты сбываются, но я так и остался один. Вырос. Из детского дома меня выпустили. Я пошел работать на стройку, хотя ничего не умел и не понимал. Меня пристроил работать наш сторож в детском доме.
Виктор Петрович или просто Петрович его звали. Был не только сторожем, но дворником в нашем учреждении. Ко мне он проявлял особые чувства, иногда даже называл сыном. Мне это было приятно, потому что только он обращал внимание на мое самочувствие, душевное состояние. Он видел, когда я грущу, обижаюсь, злюсь, веселюсь. Всегда давал мне надежду, что после детского дома у меня все будет хорошо, что меня еще раньше даже возьмут к себе. Когда приходили смотреть детей, то Петрович при входе говорил обо мне, моих качествах, но почему-то меня не показывали даже, потом я узнал почему. Во всем был Петрович положительный, хотя любил выпить. Иной раз на рабочем месте так и уснет с метлой на лавочке у калитки интерната. Тогда директор наша, очень злая и волевая тетка, его гоняла, ругала на чем свет стоит, лишала части очень маленькой зарплаты. Я подрос и стал помогать ему как мог. Если вижу его опять пьяным и спящим, то будил, отводил в каморку и сам делал вид работы. Подметал, где надо, убирал мусор, следил за общим порядком. Если директор спрашивала про Петровича, то отвечал, что он рядом. Отошел на минуту и скоро вернется. По метле и чистому двору директриса видела, что Петрович в трезвом уме. Он же, просыпаясь на ночную вахту, меня благодарил, всегда давал конфеты.
На стройке я работал много, часто до ночи. С работы идти мне было некуда, жилье мне не дали, ото всюду кидали по инстанциям, так я ничего не добился. Надо было в суд идти, но на него у меня не было денег. Я ночевал прямо на стройке. Иногда приходил к Петровичу ночью, чтобы привести себя в порядок, он меня как обычно выслушивал, поддерживал, кормил, а утром я уходил. Друзей и товарищей у меня не было.
В одно из таких посещений, я спросил у Петровича:
- Слушай, Петрович, а ты всегда был сторожем и дворником? Ты не хотел поменять что-то? –я посмотрел на него, увидел задумчивое лицо.
- Эх, Дениска, я ж не всегда был дворником. Была семья у меня. Жена, две дочери, все было. Дом свой был. Но сам же все и потерял. Вот выпивать стал, забросил все. Ну и меня жена выгнала из дома, а своего-то у меня нет ничего. Еле работу нашел тут. Не понимал жены, думал, что она из своей прихоти так поступила, а со временем понял все. К дочерям меня не пускали, им сказали, что отец-алкаш мертвый давно. Ну тогда-то я вот стал за тобой ухаживать, видел, как тяжело тебе. А изменить уже ничего не смог, себя не пересилил. Так и живу тут. Ну а ты что? Выбираться надо.
- Да. Но нет у меня никаких на это средств и сил, я стараюсь, а денег даже на комнату в общежитии не хватает. Так уже неудобно мне к тебе ходить. Видимо, я на твое место скоро приду, Петрович! – пошутил я, улыбнулся. Но вот Петровича эта шутка не обрадовала.
- Не тут твое место. – коротко сказал Петрович. Утром ушел на стройку.
Три дня, жил на работе. Мне удалось подружиться с одним парнем. Игорь был моего возраста, судьбы похожи, но у него был дом, мать воспитывала его одна, много пила, считай, что жил он беспризорником. Мы бродили вместе по городу, изучили каждый уголок, знала нас каждая собака в этом захудалом месте. Я уж совсем и забыл навещать своего старого приятеля Петровича. Как однажды вечером проходил возле своего интерната.
Пробраться на территорию было легко. Но как только попал за забор, то не почувствовал присутствия человека. Обычно Петрович ходит вокруг, редко бывает у себя в каморке, если не пьет. Я пошел в его жилище. Обратил внимание, что дверь приоткрыта, внутри темно, только свет от луны тускло освещает помещение. Нащупав выключатель, я шагнул внутрь и включил свет. На столе стояли бутылки, стаканы, лежала еда в тарелке. Валялись вокруг ложки и вилки, вещи в беспорядке. Все говорило о том, что была потасовка. Возле стола лежал человек. Полностью в крови. Его лицо не было видно, на полу лужа крови. До последнего я надеялся, что это не мой сторож. Подойдя ближе, я увидел под темно-густой кровью знакомые черты лица. Стало дурно.
«Петрович, Петрович! Да что это?» - кричал я, будто он сейчас встанет и скажет, что все хорошо. Но он молчал. Глаза открытые и пустые смотрели в потолок. Именно тогда я понял, как выглядит тело без души: взгляд тускнеет, зрачки теряют свой цвет, кожа бледнеет, синеет. Вот уже не человек это, а кукла, которая и живая не была. Я попятился назад, хотел позвонить в скорую, полицию. Вдруг, услышал возле двери чьи-то шаги, кто-то прошел мимо. Наверно, это те, кто расправился с Петровичем. Негодуя, ужасно злой я выскочил из сторожевой каморки….
Больше я ничего не помню. Очутился уже здесь, на кладбище. Долго привыкал к новому месту обитания. Но уже за столько лет свыкся. А что делать? С другой стороны это даже и лучше, наверное, что так все закончилось. Жить мне было негде, денег не было, родных тоже, да и Петровича убили. «Вот как он? -думал я о нем всегда. – Может быть, он тут рядом где-то. Увидеть бы.» Но выходить за ограду нельзя.
Весна полностью вступала в свои владения: таял снег быстрее, птицы щебетали все громче, на пригорках даже пробивались ранние желтые цветочки. От это становилось не так уныло и тоскливо.