В 41-ом Нюрке было 14 лет. Всю осень жила она в страхе, потому что оказалась на оккупированной территории. А два её старших брата и отец воевали в Красной армии: не дай Бог кто донесёт в комендатуру.
Их село в Чернском районе ничем таким примечательным не отличалось. Родители до войны работали в колхозе, Нюркина семья была многодетной. Летом 41 мужчин их мобилизовали, и она стала самой взрослой из детей. Младшие с надеждой смотрели, принесла ли она хоть что-то, когда Нюрка возвращалась домой после "промысла". Могли ли они подумать, что немец войдёт в их село и будет там насаждать свои порядки, а детям нечего будет есть?
Нюрка с младшей Настей до глубоких морозов ходили на колхозное картофельное поле за кавардашками, пока землю не схватило так, что она звенела под ударами их ног. Кавардашки (подмороженная картошка) потом пеклись в золе, и голодная ребятня расхватывала их и уминала, размазывая черные слюни по лицу.
Бабы в деревне научили девочек, как спасаться, если они окажутся посреди голого поля во время авианалёта. Фашисты могли выпустить очередь по бегущим бабам - и помогай Бог, чтобы не задело. Уж они и не знают, кто первым додумался это делать, но с тех пор стрельба по сельчанкам прекратилась. Бабы низко склонялись к земле головами или падали на колени, задирали юбки и стояли так, миленькие, в самом непотребном виде, пока фашистские самолеты, покружив над ними, не улетали.
Нюрку с Настей ждала малышня, им отчаянно хотелось жить и было страшно, поэтому они тоже падали, заголившись, и ждали, пока истребители не улетят. Стояла так и мать. Казалось, вся оккупированная Родина так стояла, пока фашист глумился и хозяйничал на чужой земле.
Один день в декабре был самым страшным. Карательный отряд шарил по селу. Кто-то из сельчан помогал партизанам. После очередной их диверсии село решили наказать и устрашить. Испуганных и полусонных мать, Нюрку, Настю, младшего Лёньку и двух малышей выволокли на улицу из избы. Похолодевшая Нюрка увидела, что дула автоматов направлены прямо на них. Оглядев семейство, фашисты было повели к изгороди 11-летнего Лёньку, отделив его от остальных детей.
С воем мать повалилась в ноги фашистам, цеплясь за автоматы и голося:
- Отпустите малого! Дурачок он у нас. Дома на печи сидит. Христом Богом клянусь!
Фашисты, толкая её прикладами, пытались отогнать:
- Матка, пу! Матка, пу! - один из них показывал, что выстрелит, если она будет мешать карателям.
- Отпустите, дурачок он!
Мать стала издавать гортанные звуки и покрутила пальцем у виска, затем показала на Лёньку. Малый смекнул и издал похожие звуки в ответ, подражая матери. На фашистов смотрел мычащий дурачок. Подозрительно оглядев Лёньку, они прогавкали что-то на своём ненавистном языке, и мать, схватив ни живого, ни мёртвого Лёньку, уткнула его лицом к себе в живот, крепко обхватив обеими руками. Нюрка с малышней тоже придвинулась к матери. Спасены или нет?
Для острастки каратели сожгли их избу и ушли. Помертвевшая мать смотрела на пепелище, оставшееся от их дома. Лютый декабрь. Куда им податься? В подвал! Действительно, подвал остался целым. Там они и зимовали, соорудив очаг и подъедая скудные припасы. Фашиста к началу 42 в ходе Тульской операции отогнали к Мценску и Орлу. А уж по весне своими силами мать, Нюрка, Настя и Лёнька стали строить землянку. Настоящий дом у них появился только после войны.
Нюрка - Анна Павловна Подчуфарова (Новикова в замужестве), в 47-ом вышла замуж за фронтовика, дожила до 76 лет. Она стала матерью 5 детей и бабушкой 10 внуков и внучек. Бабушке Ане и в голову не приходило, что её воспоминания о войне для меня пример настоящего стоицизма. Житейского героизма. Лишившись своих защитников, прабабушка Саша и дети, словно сомкнувшиеся в кулак пальцы, никого не потеряли в оккупации и выжили вопреки всему, дождались Победы и родных с фронта.
Для меня война будет жива в памяти, пока я помню бабушкины глаза (Нюркины в тот момент) и узловатые пальцы натруженных крестьянских рук.